- Вы можете точно сказать, чем занимался Королев: конструировал баллистические носители ядерного оружия или осваивал ближайший космос? - На губах Мещерякова опять мелькнула саркастическая улыбочка. - Вот и я не могу разделить свои опыты по расширению сознания с созданием средств его уничтожения. В конце концов моя задача - воплотить в технике то, что заложено Всевышним в человеке. Не более того. Моральный аспект и кармическую ответственность пусть несет тот, кто будет применять оружие.
- Все ясно. - Салин водрузил очки на нос и расслабленно отвалился в кресле.
Клиент, как выяснилось, полностью созрел для работы. Невольно закралась мысль, что Мещеряков, если действительно обладает способностью к ясновидению, как утверждало его досье, все знал заранее и в офис Организации шел как в отдел кадров. Даже если это и так, чем черт не шутит, значит, готов принять предложение закрыть скандал и перевестись в НИИ судебной психиатрии имени Сербского, а через месяц с этого "аэродрома подскока" упорхнуть на должность главврача в психиатрическую клинику в тихом Заволжске. Там, в провинциальном дурдоме, и "подопытных кроликов" с разной степенью расширенного сознания навалом, и на смертельные исходы при экспериментах посмотрят сквозь пальцы. В конце концов, где же еще жить аскету и магу как не в дальней башне замка? Там и тихо, и, не дай бог, коль свихнется чернокнижник окончательно, подвал с цепью недалеко.
В том, что Мещеряков относится к гонимому толпой и привечаемому князьями племени алхимиков, Салин не сомневался. Он готов был потратить толику секретных фондов Организации, пусть Мещеряков накупит себе драконьих яиц, лапок летучих мышей, рук висельников и самых современных приборов, лишь бы им первым в руки попало оружие, от которого пока не придумали защиты и следов применения которого не найдешь, сколько ни ищи.
А в том, что страна катится к гражданской войне, он ни на секунду не сомневался. Давно уже закопали у Кремлевской стены дряхлого генсека, прошамкавшего по бумажке: "Хочешь мира, борись за мир". Нет, золотой век Империи кончился. Настали новые времена, и в них, как встарь, металлом звенело "para pasem, para bellum" - "хочешь мира, готовься к войне".
В кабинетике повисла та особенная, вязкая тишина, что предшествует заключению сделки. Позиции выяснены, ставки определены, осталось только посмотреть друг другу в глаза и пожать руки. Салин всегда наслаждался этими мгновениями перед агреманом [Согласие (от. фр. agrement)], от которого ни одна сторона уже никогда не открестится.
Но, очевидно, в натуре Мещерякова было все портить. Паузу он использовал, чтобы сосредоточенно разглядывать Решетникова. А тот сидел и сопел, как медведь в клетке, на которого уставился осел. И по вислому уху не дать, и попросить не таращиться - не поймет.
И вдруг Мещеряков выдохнул с облегчением, будто решил какую-то важную задачку, и выдал: - Вот вы, Павел Степанович, относитесь к натурам сомневающимся. Весь разговор, я чувствовал, вы балансировали между легкой иронией и глубоким сарказмом. Между тем вы не будете отрицать, что иной раз следует хлопнуть себя по ушам, чтобы все пришло в норму. Так?
Салина удивили слова Мещерякова, но реакция друга и соратника показалась еще более странной. Лицо Решетникова залилось краской, сначала красной, потом бордовой. Он тяжко засопел, хотел что-то сказать, очевидно, резкое, но, смутившись, опустил взгляд.
СТАРЫЕ ЛЬВЫ
Решетников насадил на вилку кусок шашлыка, обмакнул в соус, отправил в рот и уже с набитым ртом пробурчал:
- Надо было Дедалу еще тогда крылышки подрезать, зря я тебя послушал.
Салин понял, что они оба вспоминали один и тот же эпизод из многолетнего сотрудничества с Мещеряковым. Отставил пустой стаканчик и спросил:
- Дружище, а чем он тебя так разозлил? Колись уж, дело давнее.
Решетников замычал, покачивая головой, при этом пытался прожевать мясо. "Совсем как медведь, которого досадливые осы отрывают от трапезы", - с улыбкой подумал Салин.
- Да черт с ним, дело действительно давнее. - Решетников промокнул губы салфеткой. - Не застольная тема, предупреждаю.
- Не важно. - Салин демонстративно принялся за еду.
- Я пацаном еще был, лет четырнадцать, когда отец нас в Германию вызвал. Лето сорок пятого. Красота! Раскатали наши пол-Европы танками, но после родных широт все раем казалось. Главное, еды навалом. Отец в военной администрации служил. Личный "хорьх" и все такое. Однажды поехали к коменданту соседнего городка победу обмывать по которому разу. На обратном пути всех растрясло, встали проветриться и отлить. Вот так. - Он провел пальцем линию по столу. - Впереди джип с охраной, наш "хорьх", за ним полуторка с трофейным барахлом, подарок от коменданта. Мужики прямо над кюветом устроились, а мне как-то неловко стало. Перебрался через канаву и на опушке лесочка устроился. Только штаны снял, как за мной валежник хрустнул. Там за спиной пригорочек небольшой был. Оглядываюсь, а там немчонок стоит. Мой ровесник. Вылитый Ганс: белобрысый, весь в веснушках. Мне отец на заказ форму военную сшил, щегольская такая, офицерского сукна. Не форма, а костюм от Версаче. На Гансике тоже форма была, только полевая, ношеная. И тонкая маскировочная куртка поверх, штопаная-перештопаная. Глянул он на меня с презрением таким, даже губы вывернул. И вдруг кладет на плечо фаустпатрон [Ручной реактивный противотанковый гранатомет кумулятивного действия, состоял на вооружении частей вермахта, применялся для поражения бронированной техники.]. Я даже охнуть не успел… Как бахнет над самым ухом. А потом - взрыв. Снес, шельмец, наш "хорьх" с дороги. И очередью из "шмайссера" добавил. Мужики бывалые оказались, быстро в себя пришли и давай шмалять по лесу из всех стволов. Я, как был с голым задом, кувырком за ближайший бугорок и молился, чтобы свои не зацепили. Погнались наши за тем гаденышем, а он все, как взрослый, устроил. Первые трое, что на тропу выскочили, на растяжке подорвались. Такие дела… В общем, затравили Гансика. Он огрызался до последнего патрона. А потом заорал на весь лес, я сам слышал: "Шварцкорп!.. Нихт капитулирен"! Солдаты СС не сдаются, так понимать надо. Голосок такой писклявый… И грудью на кинжал упал. Вот так.
- Однако. - Салин покачал головой.
- Потом выяснили: недалеко юнкерская школа СС была. Всех, подзатыльники раздав, наши по домам разогнали. А этот гаденыш решил в войну играть до конца и в Валгаллу попасть.
- "Лебесборн СС"? - уточнил Салин. [Лебесборн СС - Дословно - "Семена жизни"; программа по воспитанию, фактически - по искусственному выращиванию нового поколения арийской элиты Третьего рейха. Отбор кандидатов проходил при научном сопровождении "Аненнербе", они обучались в закрытых орденских замках СС, выпускники были призваны стать "цветом черного рыцарства Ордена СС".]
- Они самые. - Решетников кивнул. - Пионеры-герои, твою богодушу…
Помолчали, делая вид, что сосредоточились на еде. Салин ждал, предоставляя другу право самому, если захочет, закончить рассказ.
Решетников разлил вино по стаканчикам. На этот раз до краев.
- Батя всю войну прошел без ранений, а в тот раз зацепило крепко. С полгода в госпитале провалялся. Ну а у меня от шока, что ли, запоры начались. Каждый раз как гайку, прости за натурализм, из себя выдавливал. Пока военврач знакомый не подсказал клин клином вышибать. В общем, садишься на толчок и со всей силы хлопаешь себя по ушам.
- И помогло? - удивился Салин.
- Как видишь, до сих пор жив. - Решетников грустно улыбнулся. - Только как об этом Мещеряков узнал, ума не приложу. Даже моя благоверная не знала. И что интересно: после того разговора все как рукой сняло. Не смотри так, я сам до сих пор удивляюсь.
Решетников чокнулся со стоящим на столе стаканчиком Салина.
- Выпьем, Виктор Николаевич. Теперь - за нас.
- И наши дела, - добавил Салин, поднимая стакан.
Перед тем как перейти к делам, прожевали и проглотили по куску сочного мяса, запили глотком вина.
- Дела наши плохи, Виктор Николаевич.
Решетников кивком подозвал Владислава. Тот все время сидел в сторонке безучастно, как воспитанный доберман, чутко осматривая окрестности. С готовностью вскочил и подошел к столику.
- Доложи фактуру, - бросил ему Решетников, вновь принимаясь за еду.
Голос у Владислава был безликий, лишенный эмоциональной окраски, будто не человек говорит, а автоответчик.
- Смерть Дедала произошла седьмого в одиннадцать двадцать две. Следствие вела Останкинская прокуратура. Согласно материалам дела, из-за залитой кофе конфорки на кухне скопился газ. Мещеряков получил легкое отравление, повлекшее нарушение ориентации, в результате чего, открывая окно, потерял равновесие и выпал вниз.
- Парашютист? - Салин употребил специальный термин для подобного рода несчастных случаев.
- Дверь была закрыта изнутри, - не отреагировав на вопрос, продолжил Владислав. - Следов борьбы в квартире не обнаружено. На трупе не обнаружено следов насилия. Все травмы прижизненные и получены в результате падения. Имеются свидетели падения, они утверждают, что Мещеряков вывалился из окна без посторонней помощи. Прокуратура сразу же исключила версию насильственной смерти. Самоубийство весьма сомнительно. Сожительница Мещерякова - Юлия Варавина - пыталась убедить, что Мещерякова убили, но ее слушать не стали. Прокуратура готовилась вынести постановление о закрытии уголовного дела ввиду того, считают, что смерть произошла в результате несчастного случая.
Решетников промычал что-то невнятное, поднял вилку вверх, призывая Салина к вниманию.
- Два дня назад следователь районной прокуратуры, ведущий дело, был отстранен от работы на время служебного расследования. Тем же вечером он пропал. Идет третий день как его не могут найти. Ни дома, ни на работе, ни у знакомых. Стоит вопрос о возбуждении розыскного дела.
- Занятно, - протянул Салин. - И кто сей борец с преступностью?
- Шаповалов Валентин Семенович, двадцать шесть лет, окончил Московский юридический, стаж работы следователем - три года. Холост, проживает с родителями. Данными компрометирующего характера не располагаем, - с ходу и без запинки ответил Владислав.
Решетников с трудом проглотил плохо прожеванный кусок и вставил:
- Если не считать, что сей вьюнош волоокий вел следствие по делу Виктора Ладыгина в девяносто шестом. И посему контачил с Подседерцевым из Службы безопасности президента. Обоим, земля пухом не показалась, как ты помнишь. [Об этих событиях см. в романе Олега Маркеева "Черная Луна".]
Салин нахмурился.
Виктор Ладыгин был учеником и соратником Мещерякова, вместе с учителем бросил Москву и уехал продолжать исследования в клинике забытого Богом Заволжска. В столицу вернулись уже в девяностых, обремененные новыми знаниями и тайнами, часть из которых относилась к деятельности Организации, взявшей их под крыло. Их удалось пристроить "под крышу" одного из гигантских концернов, перемалывающих нефтяные, партийные и мафиозные деньги. Все шло прекрасно, пока Виктор Ладыгин не выпал из окна. Предварительно ему кто-то свернул шею. Подседерцев, крупный чин из СБП, с которым с позволения Салина контачил Ладыгин, пережил Виктора всего на пару дней. И тоже выпал из окна. Но с этим несчастным случаем вопросов не было, Салин доподлинно знал, что Подседерцева зачистили, выметая предвыборный мусор из президентской избы.
- Спасибо, Владислав. - Салин вялым движением руки указал охраннику на соседний столик.
Владислав послушно отошел, сел вполоборота, контролируя дверь в магазинчик и воротца ресторанчика.
- Занятно, занятно. - Салин, задумавшись, поболтал вино в стаканчике.
- Только не надо про карму, воздаяние за грехи и о том, что не надо копать яму другому, иначе сам в ней свернешь шею, - предупредил Решетников.
Намек был достаточно прозрачный. Мещеряков и его приборы имели самое непосредственное отношение к некоторым загадочным смертям, происшедшим в самый канун развала Союза. И к выпадениям из окна весьма осведомленных лиц из высшего эшелона партии включительно.
- Даже и не думал об этом, - тихо ответил Салин.
Решетников отложил вилку, откинулся, с довольной миной похлопал себя по животу.
- Первая стадия стресса, друг мой. Дикий жор. Все, как доктора пишут. Не дай Бог дожить до второй, когда кусок в рот не лезет. Такого я не перенесу.
Салин ответил слабой улыбкой. От него не укрылась тревога, гложущая Решетникова изнутри, плохо спрятанная за показным сибаритством.
- Я вот что думаю, Павел Степанович, - глядя в стакан на густо-красную пленку вина, произнес Салин. - Кому это еще жить надоело, если так нагло лезет в наши дела?
Решетников сразу же придвинулся.
- И я говорю - играют. Нутром чувствую!
- Чувствовать мало. Надо знать.
Салин искоса бросил взгляд на Владислава. Он был не только вышколенным охранником, но и натасканным на травлю псом. Такой идет по следу, подвывая от предвкушения того мига, когда клыки войдут в теплое трепещущее горло жертвы. Стоит Владиславу сказать "фас", и он найдет и затравит любого, чего бы это ему ни стоило.
- Не пройдет, - проследив его взгляд, произнес Решетников. - Сразу же засветимся.
- И что ты предлагаешь? - Салин внимательно всмотрелся в лицо друга. - Не томи. Со дня смерти Мещерякова прошла неделя, ты не мог не подготовить вариант. Иначе бы сюда не заявился.
- А что толку прибегать с голой проблемой? Только панику сеять, - усмехнулся Решетников. - Как говаривали в эпоху застоя, есть мнение… Короче, предлагаю сыграть вариант "Д’Артаньян".
- М-да? - Салин изогнул бровь.
Решетников всему и вся присваивал кодовые обозначения, исходя из своей обширной эрудиции и густо приправляя ее народным юмором.
Вариант "Д’Артаньян" соответствовал идее известного романа Дюма, откуда, возможно, он и перекочевал в оперативную практику. Подбирался честный, шустрый и сообразительный провинциал, абсолютно не сведущий в столичных интригах. Такой за дружбу с сильными мира сего, благосклонность светских кокоток, за возможность приобщиться к великим тайнам королевства, получить офицерский патент и все к нему прилагающееся готов горы свернуть. Надо только указать, какую именно.
- Я, естественно, буду Ришелье, ты, Павел Степанович, - кардиналом Мазарини. А кто согласен быть неистовым гасконцем?
Решетников издал короткий хохоток, отвалился на спинку скамейки, отчего она тревожно хрустнула.
- Если точно, калининградцем. - Он достал из нагрудного кармана куртки сложенный вчетверо листок. Протянул Салину. - Познакомься. Злобин Андрей Ильич, заместитель по следствию Калининградской городской прокуратуры, в начале месяца с повышением переведен в Москву. Справки я уже навел. Идеальный "Д’Артаньян".
- Когда можно сделать? - быстро спросил Салин. Рефлекс тысяч охот подсказал, сейчас главное - держать темп. Перевести дух можно будет позже, когда жертва замаячит в пределах видимости. А потом - последний рывок. И когти в горло.
- А хоть завтра, - как можно небрежнее ответил Решетников.
Салин кивнул, принял листок. Свободной рукой достал очки, партийная мода на монументальность канула в Лету, теперь это были невесомые и элегантные "Сваровски". Но стекла остались дымчатыми, за ними легко прятать глаза от собеседника.
Он развернул листок и стал читать. Сначала наискосок, потом каждую строчку.
В эту минуту звуки, запахи и цвета дачного рая умерли для него. Остались только рефлексы старого льва, вставшего на тропу охоты.
Зыков Виталий
Шилова Юлия
Корнев Павел
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Каменистый Артем