Чтение 6–й страницы книги ~Тень воина~

- Да уж, давненько не пробовала, - согласилась нежить и, развернувшись к нему, начала подниматься.

Олег заметил, что теперь она заходит по другую сторону от защитной линии, и сделал два шага вбок, восстанавливая статус-кво. Томила ощерилась, клацнула зубами:

- Ужели жалко тепла чуток отдать? Холодно мне, холодно. Ты водяным свояк, тебе бояться нечего...

- Молока горячего могу принести. - Девушка засмеялась - открыто, по-доброму:

- Не юли, свояк. Понимаю, не за так подачками ублажить пытаешься. Сказывай, чего надобно?

- Недавно степняки на деревню налетали. Ну-ка, признавай, заманила к себе кого из чужаков?

- А-а-а! - раскинув руки, наклонилась вперед мавка и расхохоталась. Но теперь - зловеще, злорадно. Потом резко выпрямилась и скромно потупила глазки: - Ах, ты меня смущаешь. Разве можно задавать такие вопросы девушке? Или можно? - Она засмеялась утробно, с каким-то прикаркиваиием. - Никого не манила. Совсем. Никого. Сами пришли! Как увидели на берегу, так со всех ног побежали. Двое. И схватили! И опрокинули! И одежку сорвали! Горячие... Какие они были горячие. Какие ненасытные. Как меня любили! Как меня любили! И не отпускали совсем. И не отрывались совсем... И катали меня, и делили, и с боку на бок переворачивали. Я прямо живая совсем стала - такие души в них бились. Прямо девкой себя почуяла. Ах...

Она притворно вздохнула.

- Жалко, заснули они потом, свояк. Так и спят, и спят. Еле ползают.

- Двоих, стало быть, сцапала? - не мог скрыть удовлетворения Середин.

- Я девушка скромная, мне много не надо, - опять потупила глазки нежить, покачала ногой, отирая с травы раннюю росу, и, медленно переступая, двинулась по лугу по широкой дуге. Причем дуга эта, как и следовало ожидать, заканчивалась по другую сторону черты.

- Отдай степняков, - отступил за черту Олег. - Отдай мне этих утопленников, а я тебе взамен хлеба принесу и молока.

- Не-ет, свояк, так задешево я их тебе не дам, - зацокала языком мавка. - Вижу, за ними ты пришел. Нужны. Нет, не дам тебе утопленников за краюху. Ты меня согрей, свояк. Тогда отдам.

- Согреть? - поднял брови Середин. - А серебра себе в омут ты не хочешь?

- Не спорь, свояк, - гнусно захихикала нежить. - По-моему будет, али никак. Спортишь омут - вощ-ще ниш-ш-ш-то не останется.

Ведун повел плечами и размотал повязку на запястье, уронив крестик в траву, почти точно на заговоренную черту. Томила вздрогнула, попятилась от священного металла. Олег молча отжал ткань, поднял крест, укрепил его обратно, поглядел на нежить:

- Так что скажешь, любвеобильная моя?

- Ладно, - низко каркнула она. - Дам. Но не за молоко. Сарафан на мне сносился. Иной принеси. И не простой, а с вышивкой. И черевики свои хочу. Босой топиться побежала, не додумала. Постыло голоногой ходить.

- Хорошо, - кивнул ведун, - принесу. Отдавай.

- Сперва принеси!

- Нет, отдай сперва. Я тебе подарки только днем найти смогу, а ты утопленников и сейчас отдать можешь.

- Обманешь, свояк... - покачала она головой.

- Не обману. Разве ты водяного не знаешь? Он мне обмана в отношении своих не простит. Припомнит рано или поздно обязательно... - У Середина откуда-то имелась уверенность, что именно так и есть.

- А-а-а-а... - застыла мавка в долгом выдохе. Слова ведуна показались ей убедительными, но и неверие тоже оставалось. - А-а-а-а-одного отдам. Второго потом. Коли принесешь. Как обговорено.

- Уговор, - согласно кивнул ведун.

- Уговор, - прошептала в ответ Томила. Она отступила, склонила набок голову, разглядывая Середина, потом вкрадчиво зашептала: - Уся, уся, уся, уся...

Олег ощутил, как его внутренности дрогнули, отзываясь на призыв, дернулись вверх, вниз, потянулись вперед. С большим трудом он удержал тошноту и не позволил телу сдвинуться вперед ни на шаг. А может, и не он - может, это знание Творимирово помогло. Ведун сейчас уже не очень понимал, где его мастерство и магия, а где тайные знания мельника. Хотя... Мертвецов пытать их Ворон учил, это точно.

- Свояк... - хихикнула мавка, довольная произведенным впечатлением, и кивнула на болото. - Забирай половца, свояк. Твой. И уговор не забудь. Я обмана не люблю.

- Не забуду...

Середин, щурясь в темноту, двинулся в указанном направлении. Поначалу он ничего не замечал, но вскоре шелест травы подсказал ему нужное место. Утопленник в раздувшейся кожаной куртке, буро-зеленый, истекающий слизью, упрямо двигался на зов хозяйки. А поскольку встать он не мог, то полз, извиваясь и чавкая, словно огромный дождевой червяк.

- Вот мерзость! - передернуло Олега. Но деваться было некуда...

Он наскоро нарвал травы, прихватил ее в левую руку, потом выдернул топор и со всего замаха, словно колол дрова, опустил его утопленнику на шею. Голова, словно поджатая пружинкой, прыгнула вперед. Ведун остановил ее ногой, потом левой рукой взял за волосы. Тело между тем продолжало старательно ползти вперед и остановилось только метра через два. Да и то, наверное, потому, что больше не слышало зова хозяйки - мавка с берега ручья куда-то исчезла.

Возвращаться к воротам было бесполезно: ночь явно вступила в свои права, а в такое время ни своих, ни чужих в селения пускать не принято. Однако Середин, преисполненный непонятной уверенности, подошел к уходящему в болото краю частокола, два раза обмахнул тину, сотворив нечто, похожее на крестное знамение, проговорил:

- Вам дом, мне крыша, вам стены, мне дорога, не на час, не на день, а на одну минуточку... - и быстро обогнул препятствие прямо по мягко проседающей зыби. Тут же кинул отрубленную голову в оставшееся с утра кострище: таскать в руках этакую пакость дольше крайней необходимости ему не хотелось.

От ссыпанных за кузней поленьев он нащипал десятка два лучин. Одну вколотил в кострище и насадил на нее голову, остальные разложил вокруг, сверху добавил обычные поленья. На земле лезвием топора начертал человеческий силуэт, принес с берега влажной глины, выложил фигурку с двумя руками и ногами таким образом, чтобы головой куклы оказалась настоящая. Усмехнулся: в свое время помучил он старика Ворона, пытаясь понять, почему голову у мертвеца отрубать надо, а не прямо с телом обряд проводить. И только теперь, впервые используя заклятие на практике, сообразил: дело не только в том, что тело уже мертво и ничего не чувствует, а в том, что возиться с разлагающейся плотью - удовольствие заметно ниже среднего. Раз можно обойтись одной головой - значит, лучше так и поступить. А глиняное у мертвеца тело или натуральное - заклятию всё равно.

Олег сходил в дом, опоясался саблей, взял кружку воды и ломоть хлеба, предупредил Людмилу и детей, чтобы к кухне до его возвращения не подходили. Они не удивились: Беляш, как всякий кузнец, тоже наверняка время от времени проводил разные обряды. Середин запалил от огня в доме лучинку, осторожно вынес ее на улицу и подпалил тонкие щепочки, лежавшие нижними в кострище. Чашку с водой поставил рядом с глиняной фигуркой, накрыл хлебом. Затем заглянул в сарай, принес охапку хвороста, приготовленного хозяйкой для растопки. Очертил вокруг костра широкий круг, присыпав его из поясной сумки заговоренной солью с растертым можжевельником - чтобы мертвец не вырвался, - шагнул внутрь и уселся по-турецки, положив руки на колени открытыми ладонями вверх. Сосредоточился, изгоняя из сознания посторонние мысли.

Перебравшись со щепок на поленья, огонь повеселел, с потрескиванием вырастая вокруг мертвой головы в пламенеющий круг. Олег набрал из сумки еще щепоть заговоренной соли, круговым движением метнул в костер. Тот затрещал, разбрасывая алые искры, а ведун негромко заговорил:

- Защити, соль треравная, живых от мертвых, мертвых от живых. Открой врата моровые, осуши реку пламенную. Дай тлену земному теплом жизни согреться, небо увидеть, землю потоптать, хлеба поесть, воды испить. Вызываю и выкликаю из могилы земной, из доски гробовой. От пелен савана, от гвоздей с крышки гроба, от цветов, что в гробу, от венка, что на лбу, от монет откупных, от червей земляных, от веревок с рук, от веревок с ног, от ладанки на груди, от последнего пути, от посмертной свечи. С глаз пятаки упадут, холодные ноги придут по моему выкрику, по моему вызову. - Он метнул в пламя еще одну щепоть соли. - Иди сюда, сын земной. Вернись в свое тело, в свой живот, в свою волю. Тебе послан волей богов радость вернуть, воздух вдохнуть, хлебом накормить, водой напоить. Сюда, сюда... Из земли сырой, из воды холодной, из праха костра, из живого куста. Иди ко мне, хозяин плоти, прими новую жизнь, новую волю, новую радость. Иди!!!

Ведун вытянул руку над головой, изливая из нее жизненную силу, идущую из области солнечного сплетения. У головы отвалилась челюсть, в протухших глазницах задрожал свет костра.

- Имя! - потребовал чародей у обретающей мышление плоти.

- А-азун... - еле слышно выдавил утопленник. Середин облегченно перевел дух - самое главное сделать удалось. Теперь можно повторить обряд, значительно усилив воздействие на мертвеца.

И опять пламя взметнулось искрами, а ведун с легкой напевностью заговорил:

- Защити, соль треравная, живых от мертвых, мертвых от живых. Открой врата моровые, осуши реку пламенную. Дай тлену земному теплом жизни согреться, небо увидеть, землю потоптать, хлеба поесть, воды испить. Вызываю воина Азуна, выкликаю из могилы земной, из доски гробовой. Оторвись, воин Азун, от пелен савана, от гвоздей с крышки гроба, от цветов, что в гробу, от венка, что на лбу, от монет откупных, от червей земляных, от веревок с рук, от веревок с ног, от ладанки на груди, от последнего пути, от посмертной свечи. С глаз воина Азуна пятаки упадут, холодные ноги придут по моему выкрику, по моему вызову. - Олег простер над мертвой головой обе руки. - Иди сюда, сын степей, воин Азун! Вернись в свое тело, в свой живот, в свою волю. Тебе я послан волей богов радость вернуть, воздух вдохнуть, хлебом накормить, водой напоить. Сюда, сюда, воин Азун. Из земли сырой, из воды холодной, из праха костра, из живого куста. Иди ко мне, хозяин плоти, прими новую жизнь, новую волю, новую радость. Иди!!!

- А-а-а... - Теперь выдох слышался куда более ясно.

- Согрей свою плоть живым, отпей воды живой, прими хлеб земной. Ждет тебя новое тело, новая жизнь, новая судьба.

- Б-больно-о... - прошелестел череп слабым голосом.

- Твой хлеб перед тобой, вода перед тобой, тело перед тобой... Ты ли воин Азун, богами для возрождения избранный?

- Я - воин Азун...

- Ты лжешь! - Ведун схватил одно из наполовину загоревшихся поленьев и ткнул в глиняную ногу. - Ты лжешь! Не дам тебе хлеба, не дам тебе воды, не дам тела, не дам жизни!

- Я воин Азун! - захрипел от боли мертвец. - Я!

- Чуешь хлеб, воин Азун? Докажи имя свое!

- Клянусь!

- Кто ханом в племени твоем?

- Хан Биняк...

- Кто ханом в кочевье твоем?

- Хан Биняк...

- Кто сотню на землю русскую привел?

- Хан Биняк...

- Лжешь! - опять вонзил головешку в глиняную фигурку ведун. - Не будет тебе новой жизни! Разве одним кочевьем на Русь приходили?

- Одним!!! - взвыл мертвец почти человеческим голосом.

- Ты ли это, воин Азун? Где твое кочевье?!

- У Кривого колодца!

Да, допрашивать мертвеца было на удивление просто. Покойники, выпав из мира реальности, уже плохо воспринимали происходящее среди живых - что с ними происходит, почему, кто с ними общается. Окажись степняк обычным пленником - наверняка любые бы пытки вынес, смерти не испугался, но родных своих не выдал. А так... И, главное, обманывать мертвецы не умеют. Почему-то не догадываются о такой возможности.

- Вернуться в жизнь должен воин Азун! - всадил почти потухшую головешку в глину Олег. - Ты ли это?

- Я-я-я-я...

- Ты лжешь! Ты ли воин Азун?

- Я-а-а!

- Каков путь к твоему кочевью от русских земель?

- Вниз по Олыму до брода у паленого дуба, по Сагачьему шляху до Волчьего бора, а там на закат, до Кривого колодца.

- Лжешь! Коли ты - воин Азун, то и путь домой от русских пределов к кочевью знать должен.

- Вниз по Олыму...

Середину было крайне важно, чтобы путь к родным местам, дорога к кочевью хана Биняка заняла все мысли поднятого мертвеца, чтобы он думал только об этом, вспоминал только дорогу и ничего более - и потому, доламывая глиняную фигуру, он еще раз пять задал этот вопрос.

- Ты - воин Азун! - наконец признал ведун. - Входи в тело новое, открываю врата для души твоей...

Олег резанул ножом себе по руке, вытянул ее вперед, давая тонкой кровавой струйке упасть на голову степняка. Мертвец тут же ощутил прикосновение живой, горячей плоти, устремился по ней к новому вместилищу. Как и обещал Ворон, чародей ощутил холодный удар в животе, перебивший дыхание, в сознании проявился образ реки, огромного дуба с несколькими обгорелыми ветвями - похоже, в него несколько раз били молнии, - волнистую степь, протяженные заросли, похожий на купол колодец и... И рывком выкатился из защитного круга.

Голова, обитатель которой в самый последний миг оказался отброшен обратно в небытие, издала злобный бессильный вой, клацнула челюстью, глаза ее налились яростью.

"Нет, - вспомнил Олег, - не в небытие..."

Из небытия Середин мертвеца уже вытащил, но в царство живых не пропустил. А нужна ли возле деревни еще одна нежить бесплотная, бродящая по полям и болотам и ненавидящая всех, кто всё еще смеется, любит, пьет пиво и парится в бане? Пожалуй, не нужна...

Он собрал приготовленный хворост и одним махом метнул охапку в круг. Отступил на пару шагов подальше. Несколько секунд сухой, как порох, хворост раздумывал - а потом мгновенно превратился в высокий, бешено ревущий огненный вихрь, в котором промелькнула мятущаяся фигура. Мелькнула - и развеялась.

- Переход в состояние плазмы полностью разрушает молекулярно-информационную структуру любого объекта, - с умным видом произнес Олег. - Или, говоря по-русски, огонь сжирает всё: и тело, и душу. Чем и пользуются испокон веков инквизиторы дикой Европы. Или только будут пользоваться?

Он хмыкнул и пошел в дом.

* * *

На рассвете, едва проснувшись, ведун сбежал к кузне и присел возле кострища. Обугленный череп, уже без всякой плоти, лежал в золе, упав набок. Как Ворон и предсказывал, его теменная кость разошлась по швам, словно разорванная изнутри народившимся и выползшим в мир существом. Но это была лишь видимость: пережить пламя не дано никому, кроме саламандр. Середин заглянул в мастерскую, взял кузнечные клещи и по одному перетаскал остатки черепушки в тину возле берега. Ничего не поделаешь, вызов покойника по голове - заговор одноразовый. Кузнечное ремесло принесло первые плоды: на завтрак вместо пареной репы сегодня были яйца и сладкая сорочинская каша с медом. Запив ее кислым квасом, Середин поинтересовался:

- Скажи, хозяюшка, ты знала девицу такую, Томилу?

Женщина замерла, потом сказала деревянным голосом:

- Да. Двор ее в двух домах по проулку. Баба Веня - это мамаша ее. Одна ныне живет.

- Вот, стало быть, как... - прикусил губу Олег. - А она хоть знает, что с дочкой ее стало?

- Не ведает. Не сказывал никто. Пожалели. Считает, замуж вышла. А ты откель про Томилу проведал?

- Долг на мне за ночное колдовство. Сарафан красивый истребовали, да черевики ее, Томилины.

- От, значит, о ком ворожил...

- О половцах я ворожил, - рывком поднялся из-за стола Середин. - Твари болотные сказывали, от Кривого колодца они пришли, вождем у них хан Биняк. А к стойбищу идти от паленого дерева. От дуба, в который молния несколько раз попадала. Спасибо, хозяюшка, вкусно кормишь. Да только мне к бабе Вене надобно идти, туфли просить. Болотников обманывать нельзя - жадные. В ту же ночь за долгом придут.

- Постой, Олег... - Людмила вышла из-за стола, открыла в углу щедро окованный железом сундук, вынула стопку чего-то тряпичного, потом достала снизу еще одну вещь, развернула. Это оказался сарафан, понизу расшитый разноцветными цветами и травами, с пояса на грудь шли два тюльпана, горловину украшало мелкое красное шитье с бусинками. - Вот.. Вот, берегла, берегла, да не надеть его ныне. Раздалась. Думала, малой отдать, как подрастет, да токмо сердце оно жгет, как вижу. Отдай его за свой долг. Пусть не будет его более в моем доме.

- Спасибо, Люда, - кивнул ведун. - Чем...

- Нет! - вскинула руки женщина. - Не хочу! Пусть не будет его, и всё. На серебро менять не стану.

- Тогда еще раз спасибо.

По двору бабы Вени было видно, что рук мужских в доме нет. И слой дранки местами просел, и изгородь покосилась, и сарай держался на честном слове, и дверь в него не открывалась, а приложена к косяку была. По двору бегали куры, больше никакой живности не наблюдалось. Хотя... Может, пастись со стадом общинным ушла? Правда, на крыльце пара ступенек были отремонтированы. Наверное, община за старухой одинокой всё-таки приглядывала. Олег поднялся, постучал в дверь:

- Хозяйка! - В доме никто не откликнулся. Середин постучал еще раз и осторожно приоткрыл дверь:

- Есть тут кто?

- Ай? Кто тут? - Бабка, ловко заплетающая лук в длинную косу, подняла глаза и подслеповато прищурилась.

- Я это, баба Веня... - подошел ближе Олег.

- А-а, - кивнула та. - Ну, садись. Счас пива тебе достану. Репа у меня покисла на прошлой седьмице, я и сварила.

- Нет, спасибо, бабушка. Слыхал я, черевики у тебя дочкины остались. Хвалила она их очень. Продай, сделай милость Заплачу серебром.

- А-а, помню, помню такие, - поджала губы бабулька. - Да, уехала к муженьку моя кровинушка, ей они ныне ни к чему. Ладно, отдам. Всё едино, к Маре добра не унесешь, а в этом царстве они мне не надобны.

Хозяйка отошла за печь и почти сразу вернулась с низкими кожаными "лодочками", сшитыми спереди от носка к лодыжке, стянутыми в складочку на пятке и украшенными алыми трилистниками по обе стороны от шва.

- Красивые, - кивнул ведун. - Сколько спросишь с меня, бабушка?

- Ну, ты за клюку с меня ничего не взял, и мне с тебя платы требовать грешно. Бери.

- Какую клюку? - не понял Олег.

- Ай, мальчик, - махнула рукой бабка, - я слепая, а не беспамятная! Ты ведь кузнец новый?

- Я...

- А как шип мне на клюку насадил, забыл? Ступай, да пребудет с тобою милость богов. И где токмо Лада для Людмилы нашей кузнецов находит, прям и ума не приложу...

С сарафаном и туфлями ведун вышел за ворота, повернул к ручью. Навстречу попались три девицы с шайками, полными белья, захихикали:

- Не ходил бы ты, кузнец, к омуту. Лучше нас обнимай, мы слаще.

Олег, не отвечая, криво усмехнулся, прошел мимо.

- Ай, не ходи! - крикнула вслед какая-то из них. Какая - непонятно, Олег не оборачивался. - Загуляешь, пропадешь, плакать стану! Ладный, пригожий...

Девки сбились, захихикали.

Ведун же дошел вдоль частокола до воды, спрятал обещанную плату в осоку, оглянулся на степняка. Вокруг безголового утопленника трава успела распрямиться, скрывая его от глаз. Да и сам мертвяк цветом напоминал большой сгусток тины. Лежал половец всего в нескольких шагах от болота, но зато в добром десятке метров от идущей к омуту тропы. Пока хорошо не завоняет, небось и не заметит его никто.

Середин вернулся в селение и, спросив у сторожа на тереме, где обитает Захар, пошел к указанному двору.

Мужик, принимаемый односельчанами за старшего, тоже готовился к зиме, распуская на тонкие, с мизинец, пластинки ровный сосновый чурбачок. Увидев гостя, он выпрямился, отер руки о штаны и громко крикнул:

- Лада! А ну-ка, сбитеня нам вынеси! Человек добрый потолковать пришел.

- Откуда знаешь, что потолковать? - толкнул калитку Середин.

- Звона с кузни с утра не слышно. Да и чего бы это тебя сюда понесло, коли ты и домом моим ни разу не интересовался?

- Логично, - кивнул ведун. - А коли так, давай и вправду потолкуем.

В этот миг над деревней пронесся истошный девичий крик.

- Что там такое? - непроизвольно схватился за топор Захар.

- Я так думаю, девки утопленника нашли, - спокойно ответил Олег. - Небось, дуры последить за мной захотели. Надеюсь, Захар, из ваших, деревенских, чужого никто не тронет?

- Как ты помыслить такое можешь! - моментально вспыхнул мужик. - Язык твой поганый...

- Коли нет, то и хорошо, - спокойно кивнул ведун, присаживаясь на один из приготовленных старшим чурбаков. - Тогда и беспокоиться не о чем. Разве только прикопать надо бы утопленника, пока Коровью Смерть не подманил. Да бабам деревню от греха опахать.

- Откуда утопленник?

- Благодарствую, - привстав, кивнул румяной хозяйке Середин, принял от нее пахнущий пряностями, темный, как кофе, и такой же обжигающий напиток, сделал несколько осторожных глотков. - Ох, хорош сбитень. Спасибо, хозяюшка.

Другой корец Лада отдала своему бородачу, поправила якобы сбившийся набок платок, вернулась к дому.

- О чем это я? - нахмурился ведун. - А, да... Стало быть, половецкий хан Биняк был нынешним летом у вас в гостях. Хотя какое лето? Небось, и десяти дней не прошло, как умчался. Идти к нему надобно вниз по Олыму. Брод есть какой-то у горелого дерева. Это вроде как дуб...

- Знаю я такой брод, - кивнул Захар. - Хаживал пару раз до него с гостями торговыми.

- Ну, тогда и вовсе проще некуда, - прихлебнул сбитень Середин. - От брода шлях Сагачий идет до Волчьего леса. Там, я так понимаю, степь. А потому рощи редко встречаются, и каждая имя имеет. От леса до Кривого колодца верховому один переход.

- Я дальше брода не ходил, - покачал головой Захар.

- То неважно, - пригладил свои еще не самые густые усы Олег. - Я всю дорогу помню.

- От, стало быть, откуда утопленник... - понял мужик. - Ворожил, стало быть, у болота, колдун.

- Ворожил, - не стал отпираться Середин. - Мне ваш мельник наказ такой дал, что не отвертишься. Я ведь тоже падучей всю жизнь страдать не собираюсь. А лечение мое аккурат через половецкое кочевье пролегает. Так что, Захар? Станешь со степняками квитаться, или выю свою согнешь?

- Не для того мы сюда за сотни верст скарб везли, дабы тут поганым кланяться! - моментально вскинулся мужик. - Не бывать такому, чтобы на русского человека всякая дрянь узду накидывала! Однако же мало нас. Тремя десятками не пойдешь. Соседей созывать надобно.

- Надобно, - согласился ведун, допивая сбитень.

- Так... Э-э-э... Наша деревня, Сурава наша, на половцев пойдет, вот тебе мое слово. Теперь остальных созывай.

- Понятно, - усмехнулся Середин, - везде одно и то же. Инициатива должна быть наказуема. Да только как я по-твоему, Захар, людей созывать стану, коли меня никто не знает, а я деревень ваших не ведаю?

- Это верно, - зачесал подбородок старший, - слушать никто не станет. Хорошо, коли вообще на порог пустят... Вот что, колдун. Даст тебе община Лабуту для компании. Он у нас бортник да рыбак. За него пчелы да снасти работают, ничто за несколько дней у него на хозяйстве не случится. Еще Малюту даю в компанию. Всё едино, ни руками, ни башкой ничего не смыслит. Вчерась Рюрику дрова взялся поколоть - так топорище сломал! Забирай его от греха, может, тебе для чего сгодится. Вот, молодежь... - выразительно сплюнул мужик и ухватился за отполированную рукоять топора. - Я бортника ввечеру увижу, да и накажу, чего делать надобно. Завтра на рассвете и тронетесь. А Малюту могу хоть счас прислать, он у гати улиток для курей собирает.

- Нет уж, нет уж, - поднялся Олег и поставил корец на чурбак. - Благодарю покорно, но у меня ремесло горячее, без сноровки и покалечиться помощник может. Я уж лучше Одинца с Третей к делу приспособлю.

К тому времени, как он вернулся к кузне, старший сын Людмилы уже успел разжечь горн и даже кинуть в него на разогрев несколько прутков. Надевая кожаный фартук, Середин парнишку похвалил, после чего они взялись за работу. Нынешний заказ попался не менее однообразный, чем в прошлый раз, но куда более сложный - подковы. Хорошо хоть размеры дали, чтобы он сам с прутиками не мучился. Пару первых подков Олег сработал сам, потом сделал небольшой перерыв, доверив Одинцу пруты выгибать на роге до нужного размера и расплющивать, после чего сам доводил их до готовности. Мальчишка, естественно, быстро устал, и очень скоро за молот опять пришлось взяться Середину. Но постепенно они приспособились: молотом работали в очередь. Пока ведун доводил ручником поковку - Одинец отдыхал, потом небольшой передых получал Олег. Третя же занял место у горна, следя за огнем и цветом заготовок - то есть их температурой. Поначалу Олег давал ему советы, но, поскольку работа была однообразной, мальчишка быстро усвоил нужную премудрость.

Ведун так втянулся в дело, что и не заметил, как наступили сумерки, и когда Людмила вошла с большим казаном, полным воды, и водрузила его на угли с командой: "Хватит звенеть, кормильцы, люди ужо спать ложатся!" - лишь тогда он наконец опустил молоток.

В остывающем горне котел согрелся быстро. Людмила по очереди полила из ковша "кормильцам" на шею и руки, после чего отправила усталых, но довольных в избу, к столу, к "полосатику". Слой пшена, слой очищенной от костей рыбы, слой дробленого ячменя, опять рыба, а выше - греча. Всё было обильно сдобрено шафраном и солью, а потому имело весьма неожиданный, но приятный вкус. Во всяком случае - на взгляд изрядно проголодавшегося человека. На тарелки это хитрое варево не раскладывали - поели в очередь прямо из горшка, запивая удивительно вкусной после трудового дня, подслащенной медом водой.

- Железа никто не несет, - пожаловался Середин. - Ремонта мало кто просит, всё больше новые вещи заказывают, да еще из твоего металла. Мало осталось. Может, еще где припрятано?

- Мало, - согласилась Людмила. - Не думали, что оживет опять кузня.

- Понятно, - кивнул Олег. - Стало быть, прикупать новое надобно.