Чтение 8–й страницы книги ~Тень воина~

- Проклятье... - покачал головой Середин. - Слышь, ратник. Мы сами из Суравы будем. Задумали в степь с ответным визитом сходить, как лед на реке встанет. Вы как, с нами пойдете родичей своих из полона выручать али за тыном отсиживаться останетесь?

- С Суравы? - переспросил мужик. - То-то мне борода рыжая знакомой показалась! Никак Лабута-бездельник?

- Сам ты бездельник, жирдяй, - обиделся бортник.

Мужик довольно захохотал:

- Вижу, свои. Токмо ныне у нас все настороже, ворота и днем открывать опасаются. А про задумку вашу я на сходе замолвлю словечко. Глядишь, и придем.

- Значит, в Козлове нам делать нечего, - сделал вывод Середин, когда они отъехали от поселка. - Нет его больше. Итого... Три десятка мы сами, от Суравы, выставим, еще три десятка из Стежков будет. Итого, мы имеем чуть более полусотни ратников. Супротив двухсот. Этак из нашего похода ничего, кроме самоубийства, не получится.

- Дык, еще ведь с Горелово подойти обещались, - напомнил Лабута, - из Глазка опять же мужи будут...

- Да знаю я эти сборы, - поморщился Олег. - Как всегда в последний момент у кого-то нога подвернется, у кого-то брюхо вспучит, кому хозяйством позарез заняться понадобится. Так что шестидесяти с двух деревень мы не соберем никак. Меньше людей будет. Вот эту убыль десяток ратников из разоренных поселков и покроет. Вот где бы еще хоть полсотни мечей найти?

- В Долгуше мы еще не были.

- А большая деревня?

- Домов пять-шесть будет...

- Да-а, солидно, - вздохнул Олег. - Ладно, поскакали. Малюту позови, а то опять спит, паршивец. Еще потеряется...

Долгуша оказалась совсем дремучим углом, потерянным в лесу между мельницей Творимира и Кшенью. Половцы ее не нашли. А может, груженные добычей, взятой в других местах, решили, что им и так хватит, и не стали соваться в непролазную чащобу. Когда Олег увидел темные избы без труб, зажатые между древними дубами, извилистую пахоту, проложенную прямо в зарослях между пирамидальными тополями, навесы, крыша которых была примотана к стволам подрастающих вязов, и погреба, на крышах которых росли цветы и бурьян, он сразу почувствовал, что никакого отклика в этом месте не найдет, а потому остановился возле бьющего из-под склона холма родника, обложенного камнями, напился воды и вытянулся в траве, предоставив искать хозяев и разговаривать с ними Лабуте.

Бортник явился примерно через четверть часа, разлегся рядом:

- Они ничего не видели, не слышали и ничего не хотят.

- Хорошая позиция, - согласился Середин. - Многим только она и помогает выжить. Или умереть без лишних мук.

- Как же поступить, кузнец? Получается, мы даже сотни охотников в поход не соберем. Придется простить степнякам набег? Может, засаду какую придумать, коли снова будущим летом явятся?

- Без толку, - сморщился ведун. - Тот, кто нападает, всегда имеет преимущество. Он выбирает удобное время и место, на его стороне неожиданность. Когда нападаешь, даже малой силой можно разгромить могучего противника.

- Дык, может, хватит сотни, коли внезапно налететь?

- Половцев было сотни две. Всем кочевьем они прийти не могли. Кто-то должен за стадами приглядывать, женщин охранять. Кто-то болен, кто-то мал. Можно считать, в кочевье нас встретит вдвое больше степняков, сотни четыре. Опять же, свою берлогу даже последняя крыса защищает со всей отвагой. Нет, одной сотней не обойдемся. Нужно собрать хотя бы две... - Середин почесал кончик носа. - Скажи, Лабута, а в Кшени ты часто бывал?

- А то, - рассмеялся бортник. - Как общине чего надобно, так сразу меня дергают. У кого поле, у кого скотина, а мои пчелы сами работают, и рыбка в тине сама растет. А посему - поезжай, рыжебородый, вези, купи, продай..

- Правду сказывал Захар, что нравы в Кшени общинные? Сход всем заправляет, народ волен и иной власти, кроме своей, не признает?

- Так и есть, - отозвался Лабута. - Ни князей, ни бояр нет ныне в Кшени. Разве за последний месяц появились.

- Значит, нету, - кивнул ведун. - А нравы там, обычаи местные таковы, как в Новгороде, или хитрости какие есть?

- Не ведаю, каково в Новгороде Великом живется, но в Кшени народ вольный.

- А скажи мне, Лабута, что, если...

- А и верно! - вскинулся бортник. - В Кшени зов бросить надобно. Людей там куда как больше, нежели во всех деревнях наших обитает. Наберем две сотни, и глазом моргнуть не успеешь! Едем!

Увы, добраться до города засветло они не успели. Сумерки застали путников в пути, и ночевать пришлось прямо рядом с трактом, на первой попавшейся, достаточно широкой поляне.

* * *

Утро опять взбодрило людей морозцем. Наскоро перекусив вчерашними пирогами, они торопливо оседлали скакунов и пустились рысью, разгоняя по жилам холодную кровь. Километров десять пути - полчаса скачки размашистой рысью, - и впереди показалась крепость.

- Малюта! - спешиваясь, окликнул мальчишку Середин. - Теперь-то ты выспался? Расседлай лошадей, напои, пусти пастись, да приглядывай за ними. А мы, надеюсь, за пару часов обернемся.

- Справишься? - поинтересовался Лабута.

- Ништо, - зевнул паренек. - Дурное дело нехитрое. Присмотрю.

- И на земле не спи, - добавил Олег, снимая чересседельную сумку с деньгами, травами и сушеным мясом и перекидывая ее через плечо. - Простудишься.

Мужчины спустились к самому берегу, бортник тут же замахал рукой отплывающему от пристани горожанину:

- Эй, браток! Перевези на тот берег, а то вода холодная.

Тот ничего не ответил, но повернул к ним, и вскоре широкая долбленка, распертая несколькими палками, приткнулась к берегу. Внутри стояло несколько корзин без ручек, лежал моток суровой нити. Не иначе, рыбак - снасти проверять отправлялся. Лабута столкнул долбленку, прыгнул внутрь. Горожанин, ловко орудуя одним веслом, быстро развернул свою посудинку и уже через минуту опустил весло вниз, воткнув в илистое дно и удерживая лодку возле причала.

- Спасибо, друг. - Рыжебородый выбрался на жерди, придержал борт, помогая вылезти Олегу - Ты не бойся, мы не долго.

- Мне-то что? - хмыкнул рыбак и толкнулся веслом.

- Может, на двор постоялый зайдем, коли всё равно здесь? - предложил бортник. - Там Мелетина такой студень варит, нигде вкусней не пробовал. Пивка маленько отпробуем.

- Ты чего, голодный?

- Тебе хорошо, кузнец, тебя Людмила с тоски бабьей, небось, кажевный день медом угощает. А мне токмо вода с медом и достается. Пошли, чего не посидеть, коли тут оказались?

- Ладно, - кивнул Середин. - Всё едино осмотреться надобно.

Кшень раскинулась вокруг крепости, места не жалея. Срубы, что стояли на врытых в землю дубовых чурбаках, были раза в полтора больше в длину и ширину деревенских пятистенков, дворы захватывали на глазок соток по десять, а то и больше, огороженные иногда обычными плетнями, иногда заборами в три жерди. Кое-где на этих "приусадебных участках" зеленела капуста, торчал сельдерей и пожухлый лук - но в большинстве мест горожане урожай свой уже попрятали, и теперь среди грядок гордо ходили, что-то выклевывая, куры.

Постоялый двор, наоборот, размерами похвастаться не мог. Тот же двор на десять соток, два сруба, поставленные бок о бок. Разве только плетень был повыше и подперт изнутри, да конюшня длиннее, нежели у соседей - чтобы у гостей лошади возле яслей не теснились. Сейчас, впрочем, тут было пустовато - три коня, да и те, пожалуй, хозяйские. Правда, в обширной горнице за десятком столов сидели-таки несколько человек - кто хлебал вчерашние щи, кто запивал пироги горячим сбитнем.

Бортник, довольно потирая руки, уселся ближе к двери в кухню, из-за которой струились аппетитные запахи, громко позвал:

- Малетина! Поделись-ка с нами студнем своим бараньим из погреба, да пивка свежего принеси.

- Это опять ты, Лабута? - послышался громкий голос из-за двери. - Ты чего приперся? Кто меня о прошлом разе обещал медом кормить, пока сама более есть не смогу? Ну, и где твоя колода?

Рыжебородый испуганно втянул голову и округлил глаза.

- Что, не помнишь? - усмехнулся Олег. Лабута помотал головой.

- А пива сколько в прошлый раз выпил, тоже не помнишь?

- Не, не помню, - признал мужик.

- Бывает... - ехидно хмыкнул Середин. - Ну, что могу сказать? Ты, парень, попал.

Подошел мальчишка в длинной нестираной рубахе с расшитым красной нитью воротником, поставил на стол большую деревянную миску с холодцом, схватившимся настолько крепко, что даже не вздрагивал от рывков; затем принес кувшин с пивом, две грубо слепленные глиняные кружки. Ведун налил себе, выпил, налил еще. Пиво было так себе. Мутное, слабенькое, с явным привкусом муки. Поковырявшись в миске, Олег понял, что восторгов по поводу этого лакомства тоже не разделяет, и, поднявшись из-за стола, поправил саблю, перекинул через плечо сумку:

- Ладно, пойду, погуляю. Торг тут где?

- Аккурат перед воротами крепости, - махнул рукой бортник. - В стороне чуток, но с дороги видно.

Торжище в Кшени богатством тоже не баловало. Три десятка лавок, причем только десять - нормальные, прочные срубы с открытой к покупателю стороной, а остальное - так, столы грубо сколоченные, даже без навеса. Еды тут никакой не продавали. Своей, видать, у каждого хватало - кто же станет за серебро покупать то, что само растет? На двух лавках молодые пареньки торговали товаром шорным. Видать, подмастерья - мастера сами делом заняты. Еще была лавка гончарная - но всё казалось настолько кривым и косым, что покупать этакий товар Олег решился бы только от большой нужды. В одном месте купец хвастался мехами, в другом - медным товаром, тщательно отполированным и покрытым топкой чеканкой. У третьей ведун остановился, взял за пару новгородских чешуек несколько клубков разноцветного катурлина - нитей для вышивания. Людмиле подарить, чтобы за мавкин визит не очень злилась. Подумал, а потом взял отрез в десять локтей белой льняной ткани - детям на новые косоворотки. Отмахнувшись от продавца, пытавшегося до кучи всучить еще и кусок атласа, пошел дальше и остановился перед прилавком со всякого рода железным добром: стременами, ножами, подковами, косами, мечами.

- Чего желает добрый молодец? - встал с лавки плечистый мужик с длинной бородой, на которой имелось несколько мелких подпалин. Да и руки мозолистые выдавали в нем не торговца, а работягу. - Могу нож показать, что десяти мечей стоит, могу умбоп сделать любой, какой только душа пожелает.

- Что, кузнец, не работается? - поинтересовался Олег. - Решил от молота отдохнуть, воздухом подышать?

- Тебе-то что за дело, прохожий? - отозвался мужик. - Коли надобно что - покупай. Не надо - дальше ступай. Чего свет загораживаешь?

- Э-э, мастер, такими речами ты всех покупателей отпугнешь, ни в жизнь не расторгуешься. Ты бы спросил с ласкою: чего надобно? Хорошим товаром бы похвастался. А я бы серебром с тобой поделился.

- Ну, и чего тебе хочется? - недовольно склонил набок голову бородач.

Олег, колеблясь, прикусил губу. Судя по тому, что кузнец вместо того чтобы работать да заказов дожидаться, на торг отправился, ему по какой-то нужде серебро понадобилось. А коли так - можно попробовать его загашники раскрутить. В кузне-то Людмилиной металла совсем не осталось.

- Я бы у тебя, мастер, криниц купил. Много, сколько дашь. Заплатил бы не торгуясь.

- Экий ты... - засмеялся кузнец. - Иди, гуляй, пока опять дождь не зарядил.

Олег вздохнул, двинулся дальше.

Отказ мастера его ничуть не удивил. Криница выжигается тяжело, а стоит мало - так какой смысл ее продавать? Ее ведь просто ручником обить хорошенько, размять, в слиток расковать - и она уже раз в десять дороже ценится. Коли из слитка вещь хорошую сделать - она тоже раз в десять дороже выйдет, а то и в двадцать. Вот и думай - зачем криницу кому-то отдавать и прибытка всего этого лишаться? Глупость одна.

Середин описал по торгу круг и вернулся к кузнецу - других мастеров по железу на торгу не нашлось.

- Ну, так что, мастер? - опять обратился к нему ведун. - Продашь криниц? Ты ведь места знаешь, человек опытный. Ты себе еще пережжешь. Это я тут приблудный, только на готовом работать умею.

- Коваль, что ли? - не поверил кузнец. - Коли ковкой промышляешь, то отчего сам себе металл не выжигаешь?

Олег тяжело вздохнул. Объяснить здешней публике, что такое доменные печи и мартены, что проще по каталогу сталь нужной марки заказать, чем наугад болотный грунт с углем мешать - было совершенно невозможно. Как и то, что спустя десяток веков "черный металл" будет валяться на улицах, не привлекая внимания даже вторчерметчиков.

- Ладно, криницу не дашь, может, хоть слитками поделишься? Честно признаю, работать мне нечем. Так что можешь пользоваться случаем и три шкуры с меня драть. Давай, мастер, решайся. Ныне твое дело торговое. Коли человек с деньгами пришел, то товар жалей не жалей, а выкладывай.

- Млада! - неожиданно громко закричал кузнец. - Млада, подь сюда. Пригляди за товаром моим, а у меня тут дела с заезжим молодцем. - К прилавку со стороны крепости подбежала девчонка лет двенадцати в темном овчинном тулупчике, распахнутом на груди, и в белом платке, украшенном множеством кисточек. - Погляди тут, - повторил кузнец. - Я быстро. - Мастер обошел свой прилавок и направился через торговую площадь. Середин поспешил следом к распахнутым воротам крепости.

Прямо на дороге сидели, побросав на щиты оружие, трое стражников и играли в кости. Не кубики, а именно кости - маленькие, похожие на кроличьи позвонки. Как понял ведун, суть баловства состояла в том, чтобы пробить свою кость через воротики, образованные двумя другими, и при этом не уронить ее со щита. На двух прохожих охрана никакого внимания не обратила - одно слово, черная сотня7.

Пройдя сумрачный тоннель между наружными и внутренними воротами, Олег оказался внутри крепости и ошарашенно крякнул: весь двор собой напоминал пчелиные соты. Огромное множество плотно прижатых друг к другу сарайчиков высотой в два человеческих роста с плоскими дощатыми крышами. Разделял эти строения даже не коридор, а натуральный лаз, в котором двое упитанных людей могли бы и не разминуться. Судя по выходящим во двор рядам бойниц, толстые стены тоже были поделены на похожие клети. Ведь не для стрельбы же по своим все их прорубили?

Кузнец остановился, выдернул колышек перед дверью в одну из клетей, посторонился, пропуская гостя. Внутри оказалось почти темно, и ведуну пришлось пару минут подождать, пока глаза привыкнут к полумраку. Вскоре Олег смог различить небольшой очаг возле двери - со следами копоти, но без дымохода, поддувала, топки и прочих "излишеств". Вдоль дальней стены и до середины помещения в четыре ряда шли полати, плотно забитые дерюжными мешками; на одной, впрочем, лежали пара топоров, молот, какие-то бубенчики, обтянутый кожей и украшенный символом солнца щит. Полати у противоположной стены тоже имелись, и тоже в четыре яруса - но на них валялись скомканные шкуры, стеганая одежда, стояли два набитых перьями мешка. Под нижним лежаком, на сплетенной из камыша толстой циновке, были сложены пузатые капустные кочаны.

Теперь ведун начал более или менее понимать уклад жизни вольной Кшени. Похоже, прочная крепость с высокими стенами, отстроенная на крутом холме, отнюдь не служила для проживания, а представляла собой нечто вроде огромной кладовки, в которую жители сносили всё ценное, а то и просто не нужное в повседневной жизни. В случае опасности люди просто бросали свои пятистенки, убегали за стены цитадели и захлопывали ворота, занимая боевые позиции на стенах. А этакую твердыню лихим наскоком не очень-то и возьмешь. И аркан до зубцов не добросишь, и стрелять снизу вверх несподручно - а вот вниз в самый раз. Да и народ думает не о том, как убежать, а о том, как урон супротивнику посильнее причинить. Уголок, где опасность пересидеть, пусть и тесный, есть у каждого, припасы все опять же здесь... При желании хоть год в осаде жить можно - если с осени запереться, конечно. А посады... Что посады? Леса вокруг вдосталь. Коли и попортит ворог избы вокруг - новые срубить много времени не нужно, на Руси народ к топору привычен.

- Вот, - достал с верхних полатей несколько грубо прокованных брусков кузнец, - эти могу дать. Всё едино без дела лежат.

- Ага... - Олег взвесил один из слитков в руке, подобрал возле очага осколок камня граммов на сто, с силой ударил по краю бруска. В стороны широко брызнул сноп темно-красных искр. - Понятно. Дрянь железо, кузнец, сыромятина.

Ведун взял другой брусок, опять ударил:

- А вот этот ничего, искра желтая, всего пара высеклась. А этот... Этот тоже не высший сорт.

- Да ты... - задохнулся мастер. - Да ты, деревенщина, ты хоть знаешь, что в руках держишь?! Ты хоть... Уметайся! Уметайся отсюда, пока я тебя... - Хозяин схватил слитки, принялся перебрасывать их обратно наверх. - Развелось ковалей, каждый мнит себя князем Киевским... Гонору, как у дуба, а в стебле и соломы не найти!

- Ты еще скажи, что я не прав, - огрызнулся Середин. - Сам попытался глину какую-то заместо железа всучить, а потом еще и ругается.

- Ты... - судорожно сглотнул хозяин. - Молоко на губах не обсохло, а он уже... Ладно, я тебе кое-что покажу... Посмотрим, какой ты знаток...

Кузнец прихватил тонкий, но явно тяжелый сверток, спрыгнул вниз, развернул заячью шкурку. Там, щедро смазанный салом, лежал меч - в руку длиной и четыре пальца шириной; костяная рукоять с тремя витками тонкой кожи и навершием в виде головы козла, с направленными вниз шипами-рогами.

- Ква... - Олег увидел темный холодный отлив, пальцем стер сало с середины клинка, тут же узнал тонкую матовую вязь и снова охнул: - Электрическая сила, не может быть!

Это был булат. Самый настоящий - и один такой клинок стоил больше, нежели три Кшени со всеми обитателями. Неужели его смог смастерить вот этот деревенский кузнец?

Собственно, главная тайна булата не представляла собой столь уж огромного секрета. Берут три основные полосы: сталь мягкую, сталь упругую, сталь высокоуглеродистую - и сваривают в единый клинок. Подобный меч будет резать врага с такой легкостью, как сталь углеродистая, мягкая сталь не даст первой, хрупкой как стекло, рассыпаться от первого же удара, а сталь пружинная придаст оружию упругость и сохранит его форму. Правда, просто три толстые полосы металла этого эффекта не дадут - вязкая сталь не спасет хрупкую прочную, если будет отделена от нее даже на несколько миллиметров. Слои должны быть как можно тоньше, их должно быть как можно больше. Поэтому взятые вместе полосы расковывают, складывают пополам, сваривают, опять расковывают, снова складывают - и так до тех пор, пока толщина каждого слоя не сузится до нескольких микрон, а поверхность клинка из-за цветовой разности слоев не покроется мельчайшей вязью - "коленчатым" рисунком.

Чаще всего составных полос бывает всё-таки не три, а семь. Иногда дело доходит до пятнадцати. Но суть не в них. При кажущейся простоте идеи каждый кузнец понимает, что воплощение ее лежит заметно за гранью возможного. Потому что температура сварки, определяемая на глаз, должна удерживаться на уровне тысячи ста пятидесяти градусов плюс-минус пара десятков. Потому что начинать сварку нужно на верхней допустимой границе - ведь стоит вынуть заготовку, как она начинает остывать; причем при даже коротком перегреве происходит пережог, при недогреве - недовар. Потому что на поверхности стали постоянно появляется окалина, горн норовит подбросить шлак - и если, складывая полосу, ты хоть раз такое пропустишь - в теле клинка возникнет каверна. Потому что полоса всегда должна быть равномерно прогрета до одинаковой температуры независимо от размера. Каждый раз, опуская заготовку в горн или начиная работать ручником, ты прощаешься с клинком навсегда. А повторять проковки нужно не раз, не два - а сотни раз. И на каждом этапе лишь тонкая грань отделяет твое творение от недовара, каверны, пережога...

Оттого-то и ценятся подобные клинки гораздо дороже золота, оттого и ковать их рискуют только настоящие гении, каковых один на миллион. Те, у кого кузнечное ремесло уже в генах, кто смог впитать многовековой опыт своих мастеровитых отцов и дедов. Потому-то, кроме как на Руси, булат умеют ковать только в Сирии. Но страх перед пережогом приводит к тому, что дамасские клинки страдают хроническим недоваром, да еще частыми шлаковыми кавернами и тонкими трещинками, уходящими в глубину клинков. Правда, хитрые арабы научились скрывать эти огрехи, зачеканивая в трещинки серебро, а потому в руках купцов их поделки выглядят для каких-нибудь галльских королей даже соблазнительнее, чем темная полоса обычного булата. Впрочем, попрекать сирийцев в подобных увертках глупо. Ведь больше никто и нигде - ни цивилизованный Китай, ни черная Африка, ни Западная Европа - не смог даже приблизиться к их уровню мастерства за всю историю своего существования.

Еще, как слыхал Олег, булат умели делать в Персии и Индии. Но ведун не очень верил этим утверждениям, поскольку, опять же по слухам, свой "табан" индусы не ковали, а отливали. Между тем Середин совершенно не представлял, как они могут достичь температуры в тысячу шестьсот градусов без кислородного дутья и высококачественного антрацита. Разве только с помощью колдовства... Последнее предположение подтверждалось тем, что индусы никогда не продавали слитки булата целиком - только "вутцы", разрубленные на "порции" булатные лепешки. Похоже, им или приходилось отделять нечто секретное, или они вообще не могли получать отливки нужного размера и пользовались теми, что доставались в готовом виде. Но это тоже - чисто из разговоров, подслушанных в греческой Корсуни.

- Да, мне такого не сделать, - признал Олег, возвращая оружие.

- Вот именно! - Услышав признание собственного превосходства, кузнец чуток успокоился. - Я тебе, олуху, слитки аккурат для нового меча подобранные, предлагал, зимой заняться думал. А ты нос воротишь! Кабы не лихоманка, что на старшую напала, так и показывать бы их не стал. Волхв серебра полторы гривны запросил от напасти избавить.

- А чего с девицей? - навострил уши ведун.

- Да всё бы с ней ничего, - вздохнул хозяин. - Видом ладная, нравом веселая, отзывчивая. Да токмо не везет никак с парнями. Только вроде всё сладится - а у того то с ногой что никак, то с животом, то дело какое из Кшени зовет. Дважды молодцы сватались, а обоим поплохело. Один вовсе утоп, другого скрючило всего, год весь кривой ходил. Ныне никто и носа не кажет, стороной двор обходят. Да и у Милы моей, как с кем замилуется, опосля то волосы ночью спутаются, то раздерется вся в кровь в темноте, а обо что - и непонятно.

- На ночницу похоже, - почесал кончик носа Середин.

- На криксу?

- Ночницу, - поправил ведун. - Есть такие существа в наших краях. Не то чтобы сильная нежить, но всё равно не очень приятная. Понравилась твоя дочь кому-то из них, вот и ревнует, хочет ее одной, при себе оставить. Она ведь не конкретно одного пария, она вообще всех мужчин отпугнуть старается, подальше отвести.

- Не слыхал про такое, - покачал головой мужик.

- А ты послушай, - посоветовал Олег. - Кузнец из меня, может, и никакой, но вот в ворожбе я кое-что понимаю. Значит, земляк, нежить эту нужно заморочить, обмануть, отвести ее от девицы. Ты вот что, после ближайшего полнолуния баню стопи. Но в первую очередь дочери твоей надобно изготовить тряпичную куколку, похожую на человечка: голова, руки, ноги, юбочка какая-нибудь. Перед полнолунием набери в широкую лоханку из реки воды, поставь ее на место, куда лунный свет падает. Дочку свою в первую очередь мыться запусти. Перед парилкой пусть возьмет куклу и запах свой ей оставит. Пот подотрет под мышками, в одежду ношеную завернет. Как помоется, то, ополаскиваясь в последний раз, пусть выльет на себя ту воду, что стояла на луне, и нашепчет: "Унеси вода, злое-чужое, оставь мое, сладкое да белое. Аминь". Потом пусть ждет полуночи, когда в третью очередь в бане нежить намывается. Пусть дверь в парилку приоткроет, да куклу туда и бросит. И наговорит: "Из едина теста, криксова невеста, воле покоряюсь, от мира отрекаюсь, к милому иду, тело белое ему несу". После восхода солнца нужно опять сходить в баню, найти там куклу и спрятать ее где-нибудь в потайном месте, чтобы никому на глаза не попадалась. Но лучше всего - в чужом доме. Тогда ночница точно отстанет.

- Так крикса или ночница? - опять не понял кузнец.

- Этот заговор от любой нежити подействует, те в бане сами промеж собой разберутся.

- Постой, запишу... - Хозяин нашел среди растопки большой кусок бересты, достал из очага уголек, начал было писать - но буквы получались слишком крупными. Кузнец остановился, подумал, потом выпрямился и стал записывать наговорные слова прямо на двери.

- Всё правильно, - подтвердил Олег, глядя ему через плечо.

- Понятно, - вздохнул мастер и полез обратно наверх.

- И не думай, не возьму, - отказался Середин. - Только испорчу хороший материал. Мне ведь только так, по хозяйству чего смастерить. Вот от криницы бы не отказался. Может, поделишься? Заплачу, как за слитки.

- Ну, нету у меня ныне криниц, - развел руками мужик. - Бери, что дают, пока я добрый.

- Не возьму, - отступил к двери Олег. - Опять же, наговор может и не помочь. До полнолуния и не узнаешь. Давай так, хозяин. Коли избавится твоя дочка от напасти, ты мне криницы в Сураву приведи, там я промышляю. А нет... Ну, значит, нет. Договорились?

- Ладно, - с видимым облегчением вернул на место слитки кузнец. - По рукам.

- Тогда пошли, - предложил Середин, - а то, боюсь, потерял меня Лабута. Ты мне вот что подскажи... У вас в Кшени колокол вечевой есть, али еще чего? Как собрания созываете?

- Било у стены напротив торга висит. А тебе-то что?

- Хочу проверить, подействует у вас один обычай новгородский али нет. Город-то у вас вольный. Стало быть, и законы должны быть похожие на те, что в Господине Великом Новгороде.

Крепость они покинули вместе. Кузнец отвернул влево, подошел к подвешенной на вкопанных в землю жердях доске в половину человеческого роста; рядом с ней валялась толстая палка, похожая на биту для игры в городки.

Всё, дороги назад больше не было, как не было и повода оттянуть неизбежное. Коли решил - исполнять надобно. Под выжидающим взглядом мастера Олег подобрал палку и со всего замаха ударил по билу. Оно низко бумкнуло - звук отразился от крепостной стены и раскатился над посадами. Ведун ударил еще раз, потом еще и еще.

Немногочисленный люд на торгу остановился, повернувшись к нему, на ближних улицах появились еще жители, с тревогой спешащие к крепости. Увидев колотящего по доске незнакомца, они успокаивались и останавливались, ожидая продолжения. Когда толпа собралась человек за триста, Середин бросил биту и низко, в пояс, поклонился на три стороны:

- Вам, люди русские, челом бью, вас с собой на дело доброе призываю. На половцев я рать сбираю, в степи ближние пойти, да душегубов злобных наказать. Нынешним летом они в пределы наши ворвались, мельницу разорили, Сураву разграбили, Селезни, Глазок и Козлов разорили начисто, людей русских кого порубили, кого в полон увели... - Площадь возмущенно загудела, и ведун приободрился: - В поход ответный на разбойников вас зову, братья мои. Ныне, как лед встанет, намерены мы с мужиками суравскими и стежковскими в степь с ответом русским идти. Вас с собой зову, мужи кшеньские. Не посрамим звания своего, не предадим земляков своих, что в неволе томятся! Отомстим за кровь пролитую, за слезы детей малых да вой вдовий! Беритесь за мечи отцовские, мужики! С нами идите, помогите дело святое совершить!

Олег остановился, перевел дух, следя за произведенным впечатлением. Народ тревожно переговаривался, однако в ватагу его покамест никто подряжаться не спешил.

- Че примокли, ако мыши, кота учуявшие? - весело поинтересовался Лабута, величественно выплывая откуда-то со стороны ворот. Судя по его состоянию, время, потраченное Олегом на торгу, он провел с предельной эффективностью. - Мыслите, не дойдут половцы до вас? Еще как дойдут! Ныне Селезни с Козловом разорили, завтра сюды явятся, баб ваших переловят, а посады пожгут. Али думаете за стенами отсидеться? Так всю жизнь не просидите! А дома по три раза за лето не отстроите!

Народ на площади притих, слушая веселого бортника, а тот подбрел к билу, привалился плечом к жерди:

- Степняки как крысы - раз лабаз учуяв, не успокоятся, пока всё не разорят. И способ избавиться один: тут же первых тварей прибить, да дохлых за хвосты развесить, дабы товарки судьбу свою узрели. Так Глеб, а? Ты, помнится, хвастался, как един с тремя варягами рубился. А степняков, стало быть, боишься? А ты, Денья, звал меня отару у половцев кустовидских увести. Помнишь, о прошлом годе мед пили? Так я согласен, пошли. Ну что, есть тут хоть един мужик настоящий? Эй, Буривой, чего хоронишься? Не ты ли мечом хвалился, что у Триведа купил? На что тебе клинок ратный, коли байбаком жить намерен? - Лабута громко икнул и презрительно засмеялся: - П-при-итихли, желуди? Да какие вы мужики, тьфу! Мои... - Он громко всхлипнул... - Мои девочки в невольницах погань всякую ублажают, а вы от одного слова половецкого трясетесь! Тьфу! Стало быть, и вашим девкам в подстилки половецкие идти придется! Ну же, мужики! Зима на носу, делать всё равно нехрен. Вы че, все снега спать будете, как медведи, да лапу сосать?! Ну же, шевельнитесь хоть раз! Айда, в степь сходим, развлечемся, головы половецкие пострижем, чужим девкам юбки задерем, своих домой вернем, добра разбойничьего себе на житье прихватим! Э-э, да какого хрена вас шевельнешь. Одно слово, байбаки...

Бортник разочарованно махнул рукой и свалился за било. Что, впрочем, не помешало ему укоризненно помахать рукой с вытянутым грязным:

- А вот я - пойду! - Толпа засмеялась.

- И-е-ех! - Один из горожан внезапно скинул свою шапку и шваркнул о землю. - Пропадай моя черешня! Пойду с тобой, чужак! Айда на половцев, побьем поганых!

- И я пойду, - отозвался еще один бородач в сером армяке. - Залежался чего-то меч на печи, поди проржавел весь.

- И я пойду! - закричал какой-то парень с улицы. - Любо тебе, чужак! Бей половцев!

- Любо! Любо! - загалдели на площади с разных сторон, и Олег с огромным облегчением понял: получилось! Будет поход. Будет.

Дальше всё происходило, как обычно в подобных случаях: мужчины, охочие заняться ратным промыслом, защитить интересы земли своей, собрались вокруг зачинщика, дабы разузнать подробности. В большинстве это были молодые парни, еще не хоронившие погибших друзей, не горевавшие на пепелищах домов, не залечивавшие тяжелых ран. Они искали славы, развлечения и - чего тут скрывать? - добычи. Впрочем, мужиков в возрасте тоже хватало. Кто-то из них не раз прошел через горнило битв и желал еще раз испытать предельное напряжение схватки, ощутить радость настоящей победы; кто-то возмутился набегом степняков и намеревался расквитаться за пролитую русскую кровь. Всего собралось около сотни людей, но ведун знал, что на самом деле соратников окажется больше - не все горожане явились на площадь. Еще кто-то выступит в поход заодно с друзьями, кто-то услышит про затею от соседей.

Когда Олег сообщил, что знает не только про нападение, но и про то, какое кочевье участвовало в набеге, и, мало того, выведал дорогу к стойбищу - охотники заметно повеселели. На конкретного врага идти - это не ветра в чистом поле искать. Степь большая, не знаючи троп можно до весны без единой стычки пробродить, а то и самому в ловушку попасть. Теперь затеянное предприятие окончательно приобрело в их глазах реальные черты: можно прикинуть расстояние, что предстоит преодолеть, время, нужное на дорогу, количество необходимых припасов.

- Стрелки хорошие у вас есть? - поинтересовался Середин.

- Да почитай, все такие будут, - ответил Буривой, степенный мужик лет сорока, с ухоженной окладистой бородкой, в рубахе с атласным воротом, перехваченной кожаным ремнем; на ногах у него красовались не поршни, а самые настоящие яловые сапоги хорошего пошива. - Как на промысел выйдешь, так коли в перепелку влет не попадешь, на весь день голодным останешься. Знамо дело, стрелять умеем.

- Давай тогда так... - Ведун полез в суму, достал два мешочка серебра. - Степняки, известное дело, луками больше воюют. Стало быть, и нам с собой нужно стрел набрать - не меньше, чем по две сотни па брата. Выделать их, я мыслю, вы и сами можете. По руке ведь делать надобно. А вот наконечники покупайте, на сколько денег хватит.

Олег, мысленно уже выбрав Буривого в старшие от Кшени, протянул кошели ему. Мужик казался уверенным в себе, прочие горожане к нему прислушивались, не перебивали, уступали путь, когда тот пробирался вперед. В общем, пользовался человек явным авторитетом, и пропойцей или бездельником никак не выглядел. Буривой, приняв жест как нечто само собой разумеющееся, деньги принял.

- И еще я так мыслю, - продолжил ведун, - надобно в степь верхом да только с заводными идти. Так мы до Кривого колодца в несколько дней домчимся. Ну, а уж коли найдется что назад везти - так и повозки, вестимо, найдутся.

- Добре, - кивнул мужик. - А коли у кого на дворе заводной лошадки не найдется?

- Купите за мое серебро. После похода сочтемся.

- Добре, - взвесил кошели Буривой. - Стрелы сделаем, с конями тоже решим. Однако за день не управимся. И за пять тоже. Ладную стрелу не един час мастерить надобно. А уж коли по две сотни на ратника... Когда выступать станом, чужак?

- Я так мыслю, по льду пойдем. В мороз распутицы нет, переправы искать не нужно, да и припасы не портятся. Как схватится надежно, так и пойдем. С охотниками деревенскими я как раз на крепкий лед сговорился, они прямо к Сураве подойдут.

- Ну, ныне и так уж по утрам подмораживает, - прищурился на небо Буривой. - Мыслю я, дней через пять встанет река. Еще ден десять надобно, дабы накрепко лед схватился. А там и двигаться по нему можно. Так, чужак?

- Так, - кивнул Олег. - В общем, дней через пятнадцать-двадцать, как погода будет, я вас у Суравы с местными ратями жду.

- Быть посему, - по-княжески подвел итог мужик. - Будем.

- Договорились.

- Бортник-то твой не простынет?

Середин оглянулся на Лабуту, что безмятежно посапывал, откинув в сторону руку с указующим перстом, поморщился:

- Надо бы разбудить, да домой двигаться. Не то не успеем в Сураву до темноты, опять в лесу ночевать придется.

- Глеб, - оглянулся на охотников Буривой, - помоги приятелю своему до лодки дойти да перевези его с воеводой нашим на ту сторону. Туеспик, Лава, со мной пойдемте, ковалей наших работой озадачить надобно. А остальные до дома моего дня через два подходите, наконечники по первому разу раздам. Ростислав, Рогдай, Сидор, Ярополк. Вам самим с родичами сговариваться: дадут заводных на ваше дело али откажут. Кузька, Любим, вам я меринов дам, но считаться опосля с воеводой станете...

Старший явно знал свое дело, а потому Олег, не встревая в хлопоты охотников, вместе с Глебом подхватил бортника за плечи и, перекинув его руку себе через шею, повел к реке.

- Ой, ты степь широ-о-о-окая... - внезапно взвыл Лабута, открыл глаза, старательно закрутил головой: - Мы уже выступаем, а? Бей половцев!!! А ты славный мужик, кузнец. Я тебя уважаю... Да пустите! Че меня, как опившегося, тянете?

Надо отдать бортнику должное: будучи отпущенным одновременно и ведуном, и Глебом, он не рухнул, а, выписывая замысловатые кренделя, целеустремленно двинулся к берегу и даже сам, ни разу не свалившись с мостков, уселся в лодку. Горожанин перевез их обоих на другой берег, помог выгрузить опять задремавшего бортника.