Дэниел Худ

Дракон Фануил

(Лайам Ренфорд-1)

Daniel Hood

1994

Scan - Brayhead, spellcheck - Walery

Худ Д. Дракон Фануил: Роман/Пер/ с англ. О. Степашкиной. - М.: Изд-во "ЭКСМО"; СПб.: Валери СПД, 2002.- 432 с., илл. (Серия "Меч и магия")

ISBN 5-699-01084-Х

ISBN 5-8142-0116-9

Однажды, вернувшись после долгого отсутствия в родной город, Лайам Ренфорд обнаруживает, что его хороший знакомый - чародей Тарквин злодейски убит в собственной постели. В доме волшебника юноша находит самое близкое Тарквину существо - обезумевшего от горя маленького дракончика по имени Фануил.

Кому могла понадобиться смерть Тарквина? Какие тайны скрывают всеми уважаемые жители мирного Саузварка? Если Лайаму удастся достичь успеха в предстоящем расследовании, Фануил согласится признать в нем своего нового господина и откроет ему все секреты чародейского мастерства. Но если юношу постигнет неудача, никакая магия не в силах их спасти...

Лайам Ренфорд никогда не думал, что в чопорном Таралоне умеют так веселиться. Однако он чувствовал себя тут чужаком и потому позволил себе слегка приналечь на подогретое вино с пряностями.

Конечно, торговца Неквера нельзя было назвать настоящим таралонцем. Неквер перебрался в Таралон из Фрипорта, а тамошние жители не отличались особой утонченностью нравов. Лайам и сам провел некоторое время в Фрипорте, и сейчас все происходящее его ничуть не коробило, но он сильно подозревал, что прочим торговцам Саузварка, конкурентам Неквера, этот разгул вряд ли придется по вкусу.

Дом Неквера был битком набит дурно одетыми клерками и надзирателями; коротко стриженые грузчики и моряки - так стриглись в Таралоне лишь люди низшего класса - горланили похабные песенки, ткачихи и прядильщицы плясали, хихикали и перемигивались с бравыми, нанятыми Неквером, менестрелями. Это казалось невероятным. Даже здесь - в Саузварке, самом южном городе Таралона,- границы между слоями общества соблюдались довольно строго, хотя, конечно, и не столь жестко, как в северных областях. И, тем не менее, этот Неквер, по-видимому, чихать хотел на правила приличия и этикета.

Лайам словно въявь услышал завтрашние восклицания чопорных торгашей: "В собственном доме! Он позволяет этому быдлу отплясывать в собственном доме!" - и улыбнулся. Ему импонировало подобное нарушение общественных норм.

Дом Неквера был красив - на свой странноватый лад. Это высокое четырехэтажное здание уютно устроилось в небольшом райончике Саузварка, где обитали лишь очень состоятельные люди. В ногах посверкивал лощеный паркет, устланный яркими привозными коврами; несчетное серебро канделябров и буйное пламя каминов источали свет и тепло. Столешницы, установленные на козлы, были завалены превосходными яствами; слуги едва успевали их подавать и щедро вливали в быстро пустевшие кружки вино и эль. Фрейхет Неквер принимал своих низкородных наемников как равных, а те, в свою очередь, пользовались его щедростью, не задавая лишних вопросов. Зал третьего этажа в тыльной своей части имел стеклянные двери, выводящие на потемневшую от дождей каменную террасу; сейчас там собралась группа матросов. Они сбились в кружок вокруг двоих мужчин, которым вздумалось помериться силами, и подбадривали противников криками и улюлюканьем. Трое музыкантов старательно наяривали веселый мотив, а наемники Неквера плясали, жевали, галдели - их неуемное веселье полностью заглушало шум дождя и рокот прибоя.

"Я и не догадывался, что он так богат,- подумал Лайам, оглядываясь по сторонам.- Надо было побольше с него содрать за свои карты".

Официально пирушка была затеяна в честь близящегося праздника Урис, но все в общем-то понимали, что Неквер устроил ее потому, что остался жив и здоров. Он уцелел в одном из самых авантюрных за всю историю Саузварка путешествий и чудом - в самом прямом смысле этого слова - вернулся домой, да еще с кораблями, набитыми чрезвычайной ценности грузом.

Разговоры об этом сейчас не сходили с уст, причем многие отмечали, что Неквер никогда прежде не жаловал праздников Урис, а возможно, и вовсе не знал, кто эта Урис такая.

Чудо же заключалось в исчезновении страшных Клыков Саузварка - высоких иззубренных скал, ограждавших местную гавань. Черные и зловещие, они выступали из глубин, словно гребень морского дракона, и тянулись на много миль. Проникнуть в гавань можно было лишь через единственный и очень узкий проход. Скалы, отлично защищая порт от штормов, насылаемых Повелителем Бурь, взимали за то немалую плату: множество кораблей разбивалось об их негостеприимную твердь. Так, например, всего неделю назад возле Клыков погиб галеон, возвращавшийся из Альекира и везший в своих трюмах целое состояние. Из шестидесяти человек, бывших на борту, спаслись трое. А еще четыре денька спустя Саузварк проснулся, протер глаза и обнаружил, что грозные Клыки напрочь исчезли. Море свободно катило свои волны по рейду, берег казался бесплодной пустошью, и вообще весь окрестный пейзаж стал смахивать на рот беззубого старика. Тем же вечером Некверу и удалось беспрепятственно провести свои корабли в порт. Бывалые моряки утверждали в один голос, что такие потрепанные посудины даже в безветренную погоду ни за что не смогли бы пройти целыми мимо Клыков. А на другой день после благополучного прибытия Неквера проснувшийся Саузварк увидел, что Клыки вернулись на прежнее место, словно никогда его и не покидали.

Так что Неквер имел все основания пировать, и его работники - обветренные матросы, худосочные клерки, крепко сбитые грузчики и дюжие рыбаки, румяные прядильщицы и улыбчивые ткачихи - от души веселились, отмечая его удачу.

Лайам бесцельно кружил по шумному, заполненному людьми дому, прислушивался к разговорам и потягивал вино. Сам он помалкивал, поскольку никого здесь не знал.

Лайам прибыл на празднество с большим опозданием. Задержка его была вызвана, во-первых, именно тем, что он не очень-то поторапливался туда, где ему не с кем перекинуться словом, а во-вторых - жутким дождем.

Некоторое время спустя его заметил Неквер.

- Ренфорд! Как здорово, что вы пришли!

Торговец почти не уступал Лайаму в росте, зато намного превосходил его в полноте. Этот мужчина лет сорока казался типичным уроженцем Фрипорта, темноволосый, смуглокожий, добродушно-веселый. Расплывшись в улыбке, он хлопнул Лайама по плечу, а потом, обернувшись, позвал:

- Поппи! Поппи! Иди сюда! Я хочу тебя кое с кем познакомить!

Молодая, со вкусом одетая женщина оторвалась от разговора с девчонкой-ткачихой - девчонка, пунцовая от смущения, облегченно вздохнула - и принялась протискиваться через толпу. Она была красива спокойной, неброской красотой и хорошо сложена. Пышные, вьющиеся черные волосы обрамляли бледное с тонкими чертами лицо. Женщина была молода - едва за двадцать - и в сравнении с мужем казалась сущим ребенком. Неквер пристально наблюдал, как она приближается. Когда Лайам склонился над рукой хозяйки дома, он вдруг почувствовал, что торговец столь же внимательно следит и за ним.

- Поппи, это Лайам Ренфорд, тот самый господин, который вычертил карты, принесшие нам богатство! Ренфорд, это Поппи, моя жена.

- Сэр Лайам,- негромко произнесла Поппи. На губах ее заиграла легкая улыбка.

- Увы, леди Неквер, я не рыцарь,- вежливо поправил ее Лайам. Он уже успел привыкнуть к обыкновению южан обращаться с титулами более чем вольно.

Внезапно Неквер шумно вздохнул, словно разговор ему надоел, развернулся на каблуках и двинулся прочь. Лайам с легким недоумением посмотрел ему вслед. Однако леди Неквер вовсе не выказала намерения удалиться. Более того, она с интересом рассматривала Лайама. У нее были невероятно огромные глаза - синие и немного печальные.

- Так это вы повинны в том, что мой муж оставил меня так надолго, сэр Лайам?

На этот раз Лайам предпочел пропустить титул мимо ушей.

- Боюсь, мадам, вы правы. Я действительно вычертил несколько карт для вашего мужа, но если бы я знал, что они причинят вам боль, разлучив вас с супругом, я ни за что не стал бы этого делать.

Лайам и вправду сообщил ее мужу один секрет, о котором здесь вряд ли кому было известно. Альекир и Фрипорт - главные партнеры Таралона по морской торговле - лежали к западу от его берегов. Но и к югу и к востоку от Таралона также имелось множество городов, обделенных вниманием саузваркских торговцев. Плавание по Колиффскому океану в силу многочисленных предрассудков внушало морякам суеверный страх. Лайам неоднократно добирался до тех краев сушей, но он знал, что существуют и морские пути. К концу лета Лайам вычертил добротные карты этих путей и решился продать их подходящему человеку. Он выбрал Неквера - прежде всего потому, что тот был выходцем из Фрипорта и, возможно, не разделял суеверий своих нынешних земляков.

Неквер его не подвел - он не имел ничего против плавания по Колиффу. Лайам заверил торговца, что путешествие будет недолгим, и тот, невзирая на приближение сезона штормов, отплыл, задержавшись ровно настолько, чтобы на скорую руку снарядить четыре вместительных корабля. Прошло всего каких-нибудь шесть недель, и Неквер вернулся. Размах нынешнего празднества красноречиво свидетельствовал об успехе его предприятия.

Во взгляде леди Неквер, обращенном на гостя, появилось нечто похожее на уважение. Она придвинулась ближе к Лайаму, уступая напору толпы.

Лайам отвел глаза. Он уже очень давно не общался с людьми, занимающими столь высокое положение в обществе. Ему сразу представились все неловкости, которые могли возникнуть в продолжение этой беседы. Но с другой стороны, Лайам успел ощутить, как неуютно себя чувствует молодая аристократка в толпе добродушных, но грубоватых людей. Пожалуй, он и вправду является сейчас для нее более приемлемым собеседником, чем все эти клерки, ткачихи и моряки. По крайней мере, он чисто выбрит и хорошо одет. Да и то, что Лайам при знакомстве поцеловал даме руку, явно было ему зачтено.

- Вы говорите довольно бегло, сэр Лайам, но, если я не ошибаюсь, с мидландским акцентом.

- Вы совершенно правы, мадам. Я родился в Мидланде.

Лайам и сам понимал, что держится немного натянуто, но что поделать - его хорошие манеры слишком долго оставались невостребованными.

- Мой муж выучил мидландский язык, когда получал образование,- с улыбкой произнесла леди Неквер,- хотя сам он - истинный уроженец Фрипорта. Он учился в Харкоуте и других западных городах. Но скажите, как получилось, что человек, говорящий по-мидландски, забрался так далеко на юг? И рисует карты земель, расположенных еще южнее?

Лайам уставился на свои сапоги. Он не любил говорить о себе.

- Когда я был молод, мадам, некоторые... семейные неурядицы вынудили меня покинуть родной дом. С тех пор я много путешествовал,- неубедительно закончил он.

- А, так вам не досталось наследства? - с сочувствием спросила женщина.- Вы - младший сын?

- Да,- солгал Лайам. Это было куда проще, назваться младшим отпрыском родовитого клана, чем рассказывать любопытной красотке душещипательную историю о том, как единственного ребенка в семействе лишила всех прав война.

- И потому вы отправились странствовать. Но, мне кажется, не простым моряком? - поинтересовалась леди Неквер. В ее нежном голосе блеснула нотка надежды.

- Нет, мадам. Я был то врачом, то штурманом, а дважды даже играл роль капитана. Но чаще всего я бывал простым пассажиром. Карты, которые я вычертил для вашего мужа, были составлены по моим собственным наблюдениям.

- Штурман, капитан, врач... Вы очень разносторонний человек, сэр Лайам, хотя и не рыцарь.

Женщина весело рассмеялась. Лайам помедлил мгновение, затем засмеялся и сам.

- Мне бы очень хотелось побольше узнать о ваших скитаниях, сэр Лайам.

- Даже если рассказ будет вестись по-мидландски? - спросил Лайам с насмешливой покорностью. Печальные глаза и приветливое обращение леди Неквер постепенно смягчили его сердце. Молодая женщина вновь улыбнулась ему.

Внезапно за спиной ее вырос Неквер, широко улыбающийся, словно и его позабавила последняя фраза Лайама.

- Эй, Поппи, не пора ли нам уделить внимание менестрелям?

Хозяин дома произнес это самым обычным тоном, но леди Неквер слегка побледнела и задержала дыхание.

- И вправду! Думаю, сейчас самое время, мой лорд.

Женщина развернулась было, чтобы уйти, но Неквер обнял жену за талию и громко чмокнул в изящное ушко. Маленькая красавица прильнула к нему и провела пальчиком по выдубленной морем щеке. Неквер взглянул на Лайама и вновь улыбнулся.

- Небось, наш гость потчевал тут тебя рассказами о своих путешествиях, дорогая?

- И, боюсь, успел смертельно наскучить,- произнес Лайам и слегка поклонился.

- Чепуха, Ренфорд. Мне уже давно не приходилось встречать такого интересного человека, как вы, и я уверен, что Поппи со мной согласна. Верно, золотце?

Леди Неквер кивнула:

- Я как раз просила сэра Лайама побольше рассказать о себе, мой лорд, но он ревностно хранит свои тайны.

- Ну, это, я думаю, можно будет устроить. А, Ренфорд? Почему бы вам как-нибудь не заглянуть к нам на ужин? Вы подскажете мне, куда в новом сезоне выгоднее всего посылать корабли, а потом поболтаете с Поппи. Правда, завтра дела призывают меня в Вейринсфорд, но я обещаю справиться с ними как можно скорее.

- Неужели вам снова необходимо куда-то там ехать? Вы ведь только-только вернулись домой...

Леди Неквер, казалось, искренне огорчилась, но ее муж не обратил на это внимания. Его ответ напоминал дежурный и давно затверженный текст:

- Скоро снег перекроет все пути, дорогая. У меня может сорваться крупная сделка, если я задержусь. Будь умницей и обещай не очень скучать.

Он снова поцеловал жену, и Лайаму стало неловко, словно перед ним ненароком приоткрылась завеса некой интимной тайны.

Молодая женщина выскользнула из объятий супруга.

- А почему бы тогда сэру Лайаму не развлечь меня, пока вас здесь не будет? - сказала она, досадливо хмурясь.- Если вы, конечно, не против, мой лорд?

За ее словами явно крылся какой-то подтекст.

- Ну, разумеется,- отозвался Неквер после краткого размышления.- В таком случае, почему бы ему не прийти прямо завтра? Что скажете, Ренфорд? Согласны вы навещать мою женушку, пока я не вернусь?

- Я... о, да, конечно. Почел бы за честь.

Леди Неквер мило улыбнулась супругу и, пока тот брал с Лайама слово непременно и завтра же явиться к скучающей Поппи с визитом, проворно замешалась в толпу. Лайам остался стоять - сбитый с толку и беспричинно счастливый. Он прожил в Саузварке четыре месяца, но до нынешней встречи с леди Неквер ему, пожалуй, ни разу не доводилось вот так - с удовольствием - говорить ни с одним человеком. Впрочем, нет, один такой человек у него все-таки был.

Лайам улыбнулся собственным мыслям и двинулся через толпу в поисках бокала вина. Поиски, естественно, увенчались успехом. Лайам принялся пить. Ел он мало, говорил не больше, чем ел, прилежно играя роль стороннего созерцателя.

Работники Неквера вовсю развлекались. Одни лихо отплясывали зажигательные танцы южан, другие подбадривали танцоров свистом и аплодисментами. Менестрели не унимались. По мере того как веселье разгоралось, они играли все громче и энергичнее. Лайам вертел головой, ловил обрывки чужих фраз и старался не упускать из виду леди Неквер.

Хотя казалось, что супруги очень близки, все же в отношениях торговца с женой ощущалось что-то не то. Лайаму вдруг вспомнилась недавняя болтовня двух клерков в буфете. Когда он подошел к стойке, чтобы в очередной раз наполнить бокал, какой-то прыщавый юнец, глупо хихикнув, сказал приятелю, что у Неквера, возможно, имелась далеко не одна причина так поспешать к родным берегам. Приятель в ответ подмигнул и понимающе хмыкнул. Лайам, погруженный в свои мысли, не стал вдумываться в эти слова. Теперь же ему пришло в голову, что юнцы могли намекать на какие-то амурные делишки торговца. Подобная информация, если только она являлась правдивой, способна была объяснить странности в поведении хозяина дома. Впрочем, Лайаму как-то не верилось, чтобы степенный мужчина, женатый на самом очаровательном создании в мире, стал бы заглядываться на кого-то еще.

Благодаря своему высокому росту Лайам без труда следил за перемещениями миниатюрной красавицы. Он скоро заметил, что Неквер тоже следит за женой, как-то нехорошо щурясь. Временами лицо торговца приобретало весьма мрачное выражение. Поппи, кажется, видела это, но она явно была озабочена чем-то другим. Складывалось впечатление, будто она что-то настойчиво ищет в переполненном зале и одновременно боится это что-то найти.

Принявшись за седьмой бокальчик вина, Лайам вдруг ощутил страшную духоту, а еще его стал донимать зуд в кончике носа. Оценив свои ощущения и распознав их причину, Лайам решил, что ему пора восвояси и что перед уходом неплохо бы поблагодарить хозяина дома за радушный прием. Он стал протискиваться - менее вежливо, чем раньше - к широким стеклянным дверям, выводившим на каменную террасу. Пробираться через людской водоворот оказалось не так-то легко, и это лишь укрепило Лайама в решимости удалиться.

На террасе Неквера не оказалось. Лишь несколько подгулявших матросов из пьяной удали поочередно вскакивали там на скользкую от дождя балюстраду. Этих ловких парней, кажется, вовсе не смущал тот факт, что под ногами у них разверзалась пропасть, сквозь мрак которой едва пробивались далекие огоньки порта. "Их надо бы остановить,- мелькнула у Лайама смутная мысль.- Но это буду не я". Он повернулся и, пошатываясь, снова принялся прокладывать себе путь через толпу.

Неквер отыскался внизу - в вестибюле. Оттертый шумным весельем к стене, торговец был насуплен и хмур. Он смотрел в противоположный конец помещения. Там находилась его супруга. Она сидела за одним из столов, заставленных грязной посудой. Женщина выглядела усталой и очень бледной, лицо ее было повернуто к распахнутой, выходящей на улицу двери. В дверном проеме, словно в резко очерченной раме, возник миловидный молодой человек. Он стоял под дождем, словно бы не решаясь войти, и вода стекала по длинным пепельным волосам. Неквер проследил за взглядом жены. С его губ сорвалось ругательство, и торговец ринулся к двери, грубо расталкивая плечами галдящих гостей.

Обуреваемый любопытством, Лайам сдернул с вешалки свой плащ и двинулся следом, время от времени теряя хозяина дома из виду. Зато он успел увидеть, как глаза молодого человека расширились. Лайам удвоил усилия, но тут незнакомец нервно всплеснул руками и нырнул в завесу дождя.

Гостей было чересчур много, а Лайам не слишком уверенно держался на ногах, и потому, когда он, споткнувшись о высокий порог, вывалился на улицу, незнакомец исчез. Неквер одиноко стоял на булыжной мостовой, упершись кулаками в бока, и Лайам чуть не налетел на него. Торговец резко развернулся, занося руку для удара,- и неохотно ее опустил.

- Ренфорд! - произнес он. Капли дождя текли по лицу торговца, словно слезы, теряясь в густой бороде.

- Я подумал, что хорошо бы вас поблагодарить, пока я не ушел,- невнятно сообщил Лайам, стирая воду с лица. Собственная рука показалась ему неестественно горячей.

- Ренфорд, да вы пьяны!

Неквер расхохотался, преувеличенно громко и как-то неискренне. Невзирая на излишек выпитого спиртного, Лайам почувствовал это, но предпочел промолчать. Похоже, торговцу нужно было прийти в себя.

- Кто бы мог подумать, что несколько бокалов вина так подействуют на человека, объехавшего весь свет? - снова деланно рассмеялся Неквер. Ему явно не становилось легче.

- Я подумал, что хорошо бы вас поблагодарить, пока я не ушел,- повторил Лайам. Ему тоже было не по себе. Его не покидало ощущение, что он шаг за шагом втягивается во что-то не очень-то благовидное.

- Да куда же вы пойдете в такой дождь, Ренфорд? Давайте я хотя бы отправлю с вами слугу. А то вы свалитесь в канаву, да там и утонете! Подождите в вестибюле, я пришлю кого-нибудь проводить вас.

Лайам позволил торговцу отвести себя обратно в прихожую, где и замер, привалившись к стене. Неквер двинулся было прочь, но приостановился и обернулся, очень серьезно глядя на Лайама.

- Так вы придете завтра? - спросил он с непонятным напором, но Лайаму опять сделалось жарко, неестественно жарко, и он лишь вяло взмахнул рукой.

- Да-да, конечно,- пробормотал он.

- Подождите здесь, я пришлю слугу.

Неквер исчез в толпе, и почти в ту же секунду Лайам оттолкнулся от стены и шагнул в дождливую ночь.

Дождь был несильным, но холодным, а Лайаму предстоял достаточно длинный путь, чтобы успеть протрезветь. Он шагал по узким улицам, сперва спотыкаясь, потом лишь слегка пошатываясь, и подставлял лицо непогоде в надежде, что дождь наведет порядок в его голове. К тому времени, как Лайам выбрался из кварталов для богачей и добрел до своего района, сознание его сделалось достаточно ясным. Туман в мозгу понемногу рассеялся, уступив место яростной головной боли. У Лайама было такое чувство, словно кто-то загнал ему в лоб гвоздь.

Прибыв весной в Саузварк, Лайам, не долго думая, справился у первого встречного о жилье. Встречный рыбак, также не долго думая, направил его в небольшое заведение, где хозяйничала капитанская вдовушка, и та с радостью согласилась сдать Лайаму мансарду - самое большое из имевшихся у нее помещений.

Лайам одолел пять пролетов шаткой лестницы, проклиная свой необдуманный выбор жилья, затем - уже при входе в мансарду - стукнулся головой о низкую притолоку и громко выругался еще раз. Мансарда, в которой обитал Лайам, была длинной - она тянулась на всю ширину фасада,- с низким потолком и единственным окошком в торце, возле которого Лайам поставил дешевенький стол. Если не считать соломенного тюфяка и окованного железом сундука, стол и прилагавшийся к нему стул были единственными предметами меблировки. На остальном пространстве были в беспорядке разбросаны книги и стопки бумаги. Лайаму вспомнилось, какое впечатление они произвели на его квартирную хозяйку.

- Так вы человек ученый, сэр? У нас тут еще никогда не останавливались ученые,- произнесла она уважительно, но голос ее был чересчур сладок.

Большинство книжных страниц не было даже разрезано, а листы бумаги сверкали девственной чистотой, но хозяйка этого не замечала. Лайаму сделалось любопытно, умеет ли госпожа Доркас читать. Впрочем, подумав, он решил, что столь почтенной матроне излишняя грамотность, возможно, и ни к чему.

После нескольких неудачных попыток Лайам в конце концов зажег свечу и, скинув плащ, уселся на стул. Тот зловеще затрещал под его весом. Лайам хотел было взяться за работу, но почти сразу отказался от этой затеи - слишком уж болела голова. Вместо того он засмотрелся на оконное стекло, покрытое дождевыми потеками, и вознес благодарственную молитву всем богам разом за то, что они не позволили крыше протечь, и отдельно - тому богу, который хранил его по дороге домой.

- Больше никакого вина! - пробормотал он, царапая ногтем корешок одной из лежавших на столе книг.- Пора объявить перерыв.

Пламя оплывающей свечи заколебалось от дуновения сквозняка, сочащегося сквозь щели оконной рамы. Лайам пошевелился и задул свечу. Он разделся в темноте, бросил на пол промокшие брюки, сапоги и тунику и забрался под два мягких одеяла. Дождь еще некоторое время громко барабанил по крыше, и Лайам надеялся, что ему удастся уснуть под эту монотонную стукотню. Но внезапно стук дождя смолк, и наступившая тишина показалась Лайаму оглушительно громкой.

Провалявшись около часа и так и не отдохнув, Лайам в конце концов сдался, поднялся с тюфяка и разыскал в темноте свечу. Когда огонек осветил мансарду, Лайам отпер сундук ключом, который всегда носил на шее, и переоделся в сухое. Затем он пошел было к двери, но тут же вернулся, чтобы развесить мокрую одежду на деревянных колышках, вколоченных в щели стены.

Дождь почти стих, но в сточных канавах все еще журчали потоки воды, да и небо до сих пор не очистилось. Выйдя на улицу, Лайам остановился в раздумье. Он и сам толком не знал, куда собирается идти. Можно было, конечно, просто побродить по пустынному городу, но городская стража смотрела на это неодобрительно. А кроме того, в Саузварке не имелось ничего такого, чем стоило бы любоваться в ночные часы.

Он стал прикидывать, не навестить ли ему своего единственного здешнего друга, но заколебался - не слишком ли поздно?

"Хотя Тарквин - человек странный,- подумал Лайам,- да к тому же еще и чародей. Вполне возможно, что он еще не ложился. Пойду в его сторону, так у меня будет хоть какая-то цель".

На самом деле Тарквин Танаквиль приходился Лайаму скорее знакомым, чем другом, но он, похоже, довольно сносно переносил общество чужеземца, и они неплохо ладили. Чародей проживал не в самом Саузварке, а в пятнадцати минутах езды от него - в прибрежном предместье.

Лайам целеустремленно брел по блестящим от дождя улицам и слегка насвистывал - свист помогал отвлечься от похмельных раздумий.

Чтобы добраться до места пешком, ему потребовался целый час, и за это время его головная боль унялась. К счастью, в окошках Тарквина все еще горел свет.

Дом чародея располагался между утесами, нависшими над подобием небольшого песчаного пляжа. К нему вела узкая тропа, вырубленная в скале, и Лайам, спустившись по ней, остановился на миг, любуясь прекрасным видом.

Вдали над морем в облаках появился разрыв, и горизонт окрасило холодное серебро лунного света. Ближе все оставалось загадочно темным - и смутно вырисовывающаяся громада волнолома, и черный песок пляжа. Лишь дом Тарквина, сияющий изнутри, привносил в окружающий пейзаж нотку тепла и радости. Он смотрелся очень неплохо: одноэтажный, вместительный и с виду даже зажиточный особнячок - с просторной террасой, с выбеленной штукатуркой фасадов и красной черепичной крышей, увенчанной невысоким коньком. Перед домом имелся дворик, обнесенный частично стенами из грубого камня и переходящий в лестницу, ведущую к волнолому. Сейчас этот дворик заливал мягкий, чуть желтоватый свет, ибо стена особнячка, обращенная к морю, была почти полностью застеклена. Лайам быстро пересек полосу плотного от дождя песка и вспрыгнул на волнолом.

Именно этот волнолом (вкупе с расположенным под ним пляжем) и стал первопричиной знакомства Лайама с Тарквином. Берега вокруг Саузварка почти сплошь состояли из неприступных скал - двоюродных братьев Клыков, только еще более высоких и крупных. Понемногу изучая окрестности, Лайам обнаружил, что близ города практически нет местечка, пригодного для купания, если не считать маленькой и очень уютной бухты. Госпожа Доркас с оглядкой рассказала своему постояльцу о живущем там колдуне, причем речь ее на две трети состояла из боязливых вздохов и недомолвок. Однако это не помешало Лайаму в один прекрасный день спуститься на бережок, постучаться в дверь и спросить, не разрешат ли ему тут немного поплавать.

Седовласый старик дал разрешение весьма неохотно, и с этого момента и началось их настороженное общение. С наступлением лета, по мере того как погода делалась все более жаркой, участились и визиты Лайама в бухту. Постепенно угрюмый владелец уютной купальни начал относиться к его присутствию более снисходительно. Как-то раз он пригласил Лайама посидеть с ним во внутреннем дворике особняка, и они немного поговорили. Вскоре после этого последовало приглашение в дом, а беседы сделались более продолжительными.

Остановившись на полпути и поочередно поглядывая то на дом, то на море, Лайам подумал, что ему никогда еще не доводилось будить старика лишь затем, чтобы сообщить тому, что он, Лайам, перебрал лишку и страдает бессонницей. Но поскольку в доме горел свет, Лайам решил, что его вторжение не сочтут чрезмерно нахальным.

Он поднялся по каменной лестнице и зашагал к пронизанному светом фасаду. Там, после секундного колебания, Лайам постучал в одно из толстых стекол и подождал. Ответа не последовало, поэтому Лайам сдвинул в сторону полупрозрачную дверь,- она отъезжала по деревянным пазам,- и шагнул через порог.

К его удивлению, в доме было тепло. Прихожую заполнял неизвестно откуда берущийся свет, и на лакированном деревянном полу играли мягкие блики. Коридор, еще одна скользящая дверь - на этот раз деревянная,- и Лайам очутился в своего рода гостиной.

- Тарквин! - негромко позвал он, и внезапно его пробрала дрожь. Дальше прихожей и этой небольшой комнаты, соседствующей с морем, ему в этом доме нигде не доводилось бывать.

- Тарквин! - позвал он снова. Плеск волн, разбивающихся о скалы, почему-то казался здесь более громким, чем на берегу.

Собравшись с духом, Лайам двинулся по одному из двух коридоров, уводящих из гостиной в глубину дома, и вскоре оказался на кухне - с каменным полом, огромным деревянным столом и покрытой кафелем печью, чей зев напоминал небольшую пещеру. Старика не было и здесь. Лайам краем сознания отметил, что стол неестественно чист - ни единого пятнышка,- словно на нем никто никогда ничего не готовил.

- Тарквин! - крикнул он, теперь уже громче. Никто не отозвался.

Лайам вернулся обратно в гостиную и заглянул в другой коридор. Там мерцал все тот же неизвестно откуда берущийся свет. Он увидел две двери - уже нормальной конструкции, одна из них была приоткрыта. В глубине помещения виднелось изножье кровати.

Лайам медленно подошел к двери; его переполнял беспричинный страх. Он шагнул в комнату, ожидая какого-то потрясения - удара, нападения, громкого крика. Ничего подобного не произошло, и Лайам перевел дыхание. Тарквин лежал на кровати, скрестив полуобнаженные руки. Пышная белая борода чародея привольно покоилась на костлявой груди.

Комната была маленькой. В ней размещалась только эта кровать, но зато широкая и роскошная - с балдахином, со стойками, украшенными искусной резьбой, с красным шелковым покрывалом. На стенах и на полу - ни ковров, ни циновок. Только кровать и ее единственный обитатель.

- Прошу прощения, Тарквин, я не знал, что вы спите.

Лайам умолк. Ему снова сделалось не по себе. Тарквин не шелохнулся, хотя глаза его, глубоко утонувшие в том скопище морщин, что для старика служило лицом, были открыты - а Лайам готов был поклясться, что веки старца были накрепко сомкнуты еще секунду назад.

- Тарквин!

Он нерешительно коснулся плеча лежащего и тут же отдернул руку. Мертвенный холод тела вошел в его пальцы даже сквозь плотную ткань ночного халата.

"Транс,- подумал Лайам.- Надеюсь, это всего лишь транс!"

Собравшись с духом, он потряс старика за плечо. Недвижные руки сползли с груди и безвольно простерлись вдоль тела. Ладони вывернулись и стали видны, они были окрашены красным. А из груди чародея торчала рукоять маленького ножа. Синяя ткань халата потемнела от крови, и кровью же был окрашен край седой бороды, словно кисточка, которую обмакнули в красную краску.

Прищурив глаза, Лайам склонился над телом. Он не искал ничего конкретного - просто изучал все, что было подвластно взору. Тарквин выглядел так, словно его приготовили для погребения. Ноги благопристойно вытянуты, складки одежды расправлены. Красное покрывало почти не смято, оно под тяжестью тела лишь слегка вдавилось в постель.

Внезапно в сознание Лайама проник шум прибоя, и этот звук привлек его внимание к другому звуку, раздававшемуся где-то совсем рядом. Тонкий, сухой кашель, доносящийся откуда-то из коридора.

- Фануил,- прошептал Лайам. Он вспомнил о фамильяре Тарквина, миниатюрном дракончике. Где он?

Не задумываясь, Лайам бросился прочь из спальни. Едва слышный кашель доносился из-за прикрытой двери. Лайам распахнул дверь и шагнул через порог.

Его взору предстал кабинет, три длинных стола, стена, сплошь увешанная полками с книгами, вторая стена - на полках банки с неприятного вида жидкостями, какие-то сухие веники, коренья или цветы. Новый кашель.

Затем ногу Лайама пронзила боль, и эта боль мгновенно распространилась по всему его телу. Она разбухала, словно медленный взрыв, и вскоре проникла в мозг. Нечто, находящееся совсем рядом, тянулось к нему, напрягая последние силы. Давление боли все возрастало, нечто припало вплотную. Оцепенев от ужаса, Лайам ощутил, как что-то в нем раскалывается, расщепляется на две неравные половины. Ему почудилось, что одна из частей его существа выскользнула из него через ту точку, откуда пришла боль.

"Это конец!" - подумал Лайам и рухнул..

Он пришел в себя на рассвете. Сердце его гулко колотилось, а от желудка по всему телу волнами расходились тошнотворные спазмы. Лайам долгое время не открывал глаз. Он недвижно лежал на спине, изучая, где что у него болит.

Он обнаружил тупую, пульсирующую боль в лодыжке, и с ней возвратилась память о том, что произошло. Лайам заставил себя медленно поднять веки и едва подавил вскрик. Он с силой втянул в себя воздух, превратив крик в длинный вдох, и снова застыл в неподвижности.

На его груди возлежал фамильяр Тарквина - Фануил. Он спал, уронив клиновидную голову меж кожистых лап. Маленькое создание беспокойно пошевелилось во сне. Скрипнула тусклая черная чешуя, и дракончик на миг приподнял крылья и опять опустил их на свои едва заметно вздымающиеся бока.