Чтение 10–й страницы книги ~Пир попрошаек~

Когда Лайам подошел к Ульдерику, тот, горделиво осклабясь, показал ему тяжелую трость.

- Видели, какова? - Граф вскинул трость и описал ее кончиком в воздухе пару восьмерок, с улыбкой прислушиваясь к легкому свисту, сопровождавшему эти движения.- Моя телохранительница. Невероятно полезная штука, особенно в тех местах, где полно жулья и ворья...

Окхэм ждал их на улице, привалившись к колонне. Скрестив на груди руки, лорд бездумно смотрел, как слуга поливает ступени водой. Ульдерик остановился рядом и фыркнул:

- Даже уважая праздничные обряды, вовсе не стоит делиться со всем белым светом тем, что ты выпил и съел.

- Я окунул его в фонтан, - устало сказал Окхэм. - И он как будто немного пришел в себя, но, как только мы вышли на улицу, ему сделалось дурно,- он кивком указал на слугу, который смывал с мрамора рвотные массы. - Потом он ушел - скорее всего, к Пэту Рэдди.

Граф фыркнул опять.

- К Рэдди, вы говорите? Значит, там опять будет забава? Не прогуляться ли и нам в ту сторону, господа?

Ночь была темной, безлунной. Лайам стоял, приучая глаза к мраку, пока не стал различать окружающие предметы, облитые бледным мерцанием звезд. Он пил мало, а потому холодный ночной воздух основательно его подбодрил. Совсем скоро Лайам почувствовал себя свежим и полным сил.

- Пожалуй, - неуверенно сказал Окхэм.- Но захочет ли Квэтвел, чтобы мы присоединились к нему?

Ульдерик рассмеялся и зашагал по улице к выходу из богатых кварталов.

- Что мне за дело? Я хочу посмотреть на травлю!

Лайам и Окхэм молча последовали за графом. В такой темноте Лайам не мог разглядеть лица соседа, но он готов был поклясться, что красавец лорд всерьез озабочен. Эта ситуация напомнила ему о студенческих днях. Там - в Торквее, в среде однокашников - тоже существовала сложная и переменчивая иерархия отношений, способная временами наделать много шума из ничего. "Окхэму хочется водить с Ульдериком дружбу, но от Квэтвела он тоже не может отстать, - подумал Лайам. - А Квэтвел отказывается быть пай-мальчиком по... по причине своих скверных манер".

И правда, барон словно нарочно старался вызвать к себе неприязнь. Он много пил, заносился и чуть было не назвал графа шулером, потом его вывернуло на ступеньках борделя. Такое поведение примерным не назовешь. Впрочем, Ульдерик тоже вел себя достаточно странно. Принял гостей, лежа в постели, сидел за столом босой, словно какой-нибудь оборванец. Поглядывал со значением на мальчишку, когда рассказывал о лисах, крадущихся в чей-то курятник. Чувствовалось, что между ним и бароном что-то стоит.

"А сегодня между ними буду стоять еще и я, приглядывая, как бы чего не вышло",- подумал, успокаивая себя, Лайам, но все же не смог выбросить глупую историю из головы.

Ульдерик шел быстро, ритмично постукивая тростью по мостовой и прекрасно ориентируясь на перекрестках. Они продвигались на север, к Аурик-парку и вскоре пересекли Храмовую улицу, которая даже в столь поздний час была на удивление освещенной и многолюдной. Остальные улицы города покрывала ночная тьма, им встретились только трое случайных прохожих да пара компаний гуляк с факелами.

Лайам все думал о вспышке ярости, охватившей барона. А и впрямь, не сжульничал ли наниматель красного кабинета? Выиграл он весьма немало - Лайам спустил за пять партий и те сорок крон, что имел при себе, и те тридцать, что занял по протекции Окхэма. Окхэм также проиграл все свои карманные деньги и еще десять крон, которые одолжил ему Ульдерик. Трудно было сказать, чему равнялся проигрыш Квэтвела, но в последней игре он много вкладывал в банк. В выигрыше остался лишь граф, а ведь игра велась в им нанятой комнате и карточные колоды принадлежали тоже ему.

"Не придумывай лишнего, - сказал себе Лайам. - Ты ведь никудышный игрок. Ты играл плохо. Ты всегда плохо играл. Нет ничего удивительного, что ты опять проигрался". Игра Окхэма также не могла быть причислена к игре высокого класса, а Квэтвел... нет, Квэтвел играть умел. Но все равно за столом не происходило ничего необычного, а кроме того, барон был сильно пьян. "И вел он себя, как грубый, наглый мальчишка! - добавил Лайам и сам удивился, насколько несимпатичен ему юный барон.- Да, именно таков он и есть. Мелкий заносчивый наглый дворянчик. Его лишний раз проучили, и он это заслужил!"

Ульдерик что-то сказал, обращаясь к нему, но Лайам его не расслышал. Он извинился и попросил повторить вопрос.

- Вы когда-нибудь видели травлю, господин Ренфорд?

- Нет, милорд, никогда.

- Тогда вас ждут новые впечатления.

Они шли уже около получаса и давно углубились в кварталы Аурик-парка, а теперь приближались к Норсфилду, ремесленному райончику на окраине Саузварка, где город переходил в сельскую местность. Улицы постепенно делались шире, дома - ниже, а булыжная мостовая сменилась проселком.

- Рэдди умеет это устраивать лучше других. Говорят, он выписывает животных даже из Мидланда, и у него всегда что-нибудь происходит. Петушиные или собачьи бои, крысиные бега и многое в этом роде. Травля, конечно, развлечение дорогое и редкое, но сейчас праздник, и вряд ли старина Рэдди лишит публику главного удовольствия...

Лайам неопределенно хмыкнул. Он не любил кровавые развлечения. В детстве, в Мидланде, ему не нравилась даже охота, если она устраивалась ради потехи. Но охотники, по крайней мере, долго свою добычу не мучили. А медведь или кабан в яме... отбивающийся от своры собак... нет, это слишком жестоко!

- Ну вот мы и пришли. Это здесь, - сказал граф, указывая на не совсем обычное сооружение, расположенное на огороженном и довольно большом участке земли. Строение было длинным, приземистым, с тесовой крышей, державшейся на массивных столбах. Стенами ему служила плотная парусина. Два ряда чадящих факелов подводили к входному проему. Ульдерик уплатил три серебряные монеты угрюмому здоровяку. Лайам нырнул под брезентовый полог и сразу же пожалел, что согласился на эту прогулку.

Помещение было битком набито людом всех сортов и сословий - от хорошо одетых господ до оборванцев в жалких лохмотьях. Все собравшиеся возбужденно галдели и размахивали руками. Одни пытались протолкаться куда-то, другие топтались на месте, превращая мокрый земляной пол в раскисшее месиво. Толпа окружала огромную яму футов пятнадцати глубиной, огражденную шатким заборчиком и укрепленную толстыми бревнами. В воздухе плавал тяжелый дым факелов, отовсюду несло потом, мочой, испражнениями и сладковатым запахом свежей крови.

Внезапно раздавшийся рев разъяренного зверя перекрыл гомон толпы. Публика ошеломленно притихла, потом все вновь загалдели, торопясь сделать ставки и заключить пари. Лайама оттеснили к одному из опорных столбов, но и там ему не сделалось легче. Давка была просто ужасной, а вокруг горланила, бушевала и ликовала, предвкушая кровавую потеху, толпа.

- Шесть псов! - надрывно вопил ему в ухо какой-то толстяк. - Эта зверюга завалит шесть псов! Кто ставит против шести?

- Я! - гаркнули с другой стороны.- Готовь монеты, дружище! Рэдди спускает отборную свору!

- А, чтоб вас! - озлился Лайам и заработал локтями, стремясь убраться подальше от ямы. Зверь снова взревел - рев походил на медвежий,- потом залаяли и завыли собаки. Толпа бесновалась все сильней и сильней.

Лайам упорно пробивал себе путь и вдруг, совершенно не ожидая того, ощутил, что давка ослабла. Он оказался в одном из пустых углов огромного помещения, и молодой Квэтвел тупо взирал на него.

Юнец стоял, привалившись спиной к опоре, и держал в руке высокую кружку с вином. Серое, забрызганное грязью лицо его было исчерчено дорожками пота. Грязь покрывала также и всю одежду барона - куртку, штаны, плащ. Заметив Лайама, Квэтвел словно очнулся и промычал что-то невразумительное.

- Барон, вы в порядке? - крикнул ему Лайам.

Из ямы несся все тот же несмолкающий рев, ему вторил собачий лай, смешанный с воем толпы. Квэтвел попытался выпрямиться и взмахнул кружкой.

- А, господин, которого взгрели на сотню крон! Ну что, вам понравилось, как вас облапошили?

"Он все-таки редкий говнюк!" - подумал Лайам, а вслух сказал:

- Вы, похоже, пьяны! Давайте выйдем на воздух!

Квэтвел оттолкнул протянутую ему руку.

- Шулер, - пробормотал он тихо, потом закричал во весь голос: - Шулер, обирающий честных людей! А кто он такой? Ничтожный тип, не умеющий даже приглядывать за собственной женушкой! Ха! И еще раз - ха!

Юноша смолк, жутко тараща глаза, словно увидев что-то за спиной собеседника. Лайам невольно обернулся и тут же о том пожалел. Там стоял Ульдерик, с мрачно мерцающим взглядом и тростью, прижатой к плечу. За ним возвышался бледный, испуганный Окхэм. Лайам повернулся к барону.

- Уйдемте отсюда! - крикнул он, хватая Квэтвела за руку. Толпа в этот миг восторженно взвыла, заглушая пронзительный визг раненых псов.

- Эй, граф, куда подевалась ваша супруга? А? Что скажете, а?! Шулер, треклятый шулер! - завопил барон, напирая на Лайама и вновь заставляя его повернуться к безмолвному графу.

Лайам не видел, как трость слетела с плеча Ульдерика, но даже вопль толпы не смог заглушить мягкого хруста костей и тихого вскрика. Квэтвел, обливаясь кровью, рухнул на землю - нос его был перебит.

На какой-то миг все участники сцены застыли. Трость Ульдерика зависла в воздухе, Лайам оцепенело разглядывал ее наконечник, Квэтвел не подавал признаков жизни. Наконец лорд Окхэм сдавленно выругался. Потом он осторожно взял графа за руку и куда-то повел. Ульдерик не сопротивлялся. На губах его играла торжествующая усмешка.

Лайам склонился над Квэтвелом, который, глухо постанывая, стал приходить в себя.

Четверть часа спустя Лайам сумел унять кровь, хлеставшую из перебитого носа барона, он поднял Квэтвела на ноги и вывел из жуткого заведения. Крики толпы, рык ослабевшего зверя, злобный лай и жалобный визг собак еще долго преследовали его.

Прохладный ночной воздух подействовал на Квэтвела благотворно, молодой барон встряхнул головой и открыл глаза.

- Что это со мной? - пробормотал он и застонал.

Окхэм, возникший из темноты, подхватил юношу с другой стороны. Вдвоем они вывели его на дорогу. Там их уже поджидал Ульдерик, он стоял, опустив руки и держа трость за оба конца. Лицо графа, освещенное отблесками огня факелов, было бесстрастным.

- Я требую удовлетворения,- ровным тоном произнес Ульдерик. - Когда он оправится, мы с ним сойдемся на поле чести. Господин Ренфорд, вы видели все, что произошло, вы будете моим секундантом. Завтра в полдень я жду вас у себя.

Не проронив больше ни слова, граф развернулся и скрылся в ночной тьме. Прошло несколько долгих мгновений. Потом Лайам выругался и топнул ногой.

- Проклятье! Как будто у меня и без того мало дел!

Окхэм сплюнул и с досадой сказал:

- Считайте, что вам еще повезло. А мне придется быть секундантом кузена, - он кивком показал на Квэтвела, который никак не мог обрести равновесие. Пришлось протащить злополучного юношу еще с десяток шагов, прежде чем тот - со стонами и с руганью - начал перебирать ногами.

- Погодите, - сказал наконец Окхэм. - Так мы недалеко уедем. Ваша лошадка сейчас где?

- В конюшне. - Лайам назвал адрес конюшни и имя мальчишки, дежурящего там по ночам.

- Прекрасно. Я знаю этого огольца. Ступайте туда и скажите, чтобы он пригнал сюда какого-нибудь тяжеловоза, а потом поезжайте домой. Дальше я сам обо всем позабочусь.

Лайам кивнул и выскользнул из-под руки барона. Он хотел было идти, но задержался, ибо знал, как управляться с людьми, пораженными в голову, а лорд мог подобного опыта и не иметь.

- Постарайтесь, чтобы барон шел или стоял, пока не прибудет лошадь, а потом следите, чтобы он все время сидел. Даже дома не давайте ему лечь, пусть сидит и в постели. Если начнется рвота, не позволяйте ему заснуть. Вы меня поняли? Это весьма важно!

Окхэм нетерпеливо махнул рукой:

- Хорошо-хорошо!

Лайам все еще медлил. Он посмотрел лорду в глаза и сказал:

- Я думаю, нам надо о многом поговорить, Окхэм. Если и дальше все пойдет в том же духе, ничего толкового наша затея не даст. Вы должны рассказать мне о своих знакомцах побольше.

- Да-да, я это и сам теперь понимаю, - с тяжким вздохом признался лорд.- Приходите завтра, часам к десяти. Мы отправимся к Кэвуду и по пути все обсудим.

Лайам еще раз окинул лорда внимательным взглядом, потом повернулся и зашагал по укрытому мраком проселку, оставив за спиной освещенную факелами площадку с двумя приникшими друг к другу фигурами.

Когда последние отсветы факелов поглотила ночная тьма, Лайам остановился и мысленно окликнул своего фамильяра:

"Фануил!"

"Да, мастер?"

"Ты далеко?"

"Я буду через пару минут".

- Хорошо,- сказал Лайам вслух и шумно вздохнул. На него вдруг накатила злость. Он злился на Окхэма, который от него что-то таил, злился на Ульдерика - за его непреклонную властность, злился на Квэтвела - за его несносную глупость и безрассудство. Но эта злость лишь маскировала поток неодолимой усталости, затопившей каждую клеточку его тела. Этот очень длинный и очень хлопотный день никак не хотел кончаться, и ему совсем не хотелось плутать в одиночестве по темным, неприветливым закоулкам.

"После того, как я лишился кучи монет, после того, как меня затащили в гнуснейшее место, а потом втянули в дуэль - для полного счастья мне не хватает лишь встречи с ночными грабителями!"

Он скорее услышал, чем увидел, как прилетел Фануил. Что-то громко зашелестело, темная тень на миг заслонила звезды - и дракончик завис над ним, чуть подрагивая крыльями.

"Я здесь, мастер!"

- Присаживайся, приятель,- сказал Лайам - Составишь мне компанию, а?

Дракончик тут же опустился ему на плечо. Он был такой легкий, что Лайам почти не почувствовал его веса.

Мальчишка-конюх оседлал чалого в неимоверно короткий срок и начал седлать вторую лошадку, даже не дослушав, кому и зачем это нужно. Лайам цедил слова медленно и неохотно. Длительная прогулка совсем его доконала, и к тому же он сильно продрог. Ему не хотелось сейчас думать ни о чем, кроме теплой постели.

- Ты знаешь заведение Рэдди?

- Знаю, там травят зверей собаками, - быстро ответил мальчишка и одарил его восторженным взглядом.

- Поедешь туда и поможешь лорду Окхэму усадить в седло прихворнувшего господина.

Мальчишка, стрельнув глазами, кивнул. Только тут до Лайама вдруг дошло, что поглядывают не на него, а на Фануила.

"Тут уж ничего не поправишь", - равнодушно подумал Лайам. Он слишком устал, чтобы беспокоиться из-за такой ерунды.

- Лети как молния, парень.- Лайам пошарил в кошельке и кинул конюху последнюю полукрону. Мальчишка привычно поймал монетку, а потом вдруг с присвистом подбросил ее в воздух, явно испытывая небывалый подъем.

Лайам устало улыбнулся и вскарабкался на спину Даймонда. Он управлял чалым, пока не выехал за городские ворота, а потом предоставил ему самостоятельно выбирать дорогу домой.

- Все идет просто прекрасно, - проворчал он какое-то время спустя. - Кое-кто из нас имеет успех! По крайней мере у конюхов, которые приходят в телячий восторг, даже если им показать палец.

"Я показывал ему не палец, а когти",- совершенно серьезно ответил дракончик.

Лайам рассмеялся. Смешок получился короткий, он тут же перешел в сдавленный вздох. Оставшаяся часть пути прошла в унылом молчании. Кутаясь в плащ, чтобы хоть немного согреться, Лайам ощущал себя несчастной, всеми покинутой сиротинкой. А когда конь начал медленно и осторожно спускаться к берегу по скалистой тропе, в голове ночного скитальца билась только одна мысль: "Скорее в постель!"

Все обозримые окна в доме светились. Ведя Даймонда через внутренний дворик к сарайчику, Лайам подумал, что Грантайре, наверное, еще не спит.

Он проворчал что-то себе под нос, недовольный тем, что на пути к постели у него возникает помеха. Впрочем, как выяснилось, не одна. Ему пришлось расседлывать чалого, потом чистить, потом задавать своему любимчику корму. Покончив со всем этим, Лайам едва шевелился.

"Она наверняка захочет со мной пообщаться, - думал он, сдвигая стеклянную дверь в сторону и переступая порог. - И будет говорить, говорить, говорить..." Самое лучшее в такой ситуации - придать своему лицу выражение доброжелательности, не слишком заинтересованной в долгой беседе. Лайам прищурил глаза, потом чуть приподнял брови и решил, что это ему удалось. Фануил проскользнул в дом следом за ним.

Грантайре обнаружилась в комнате артефактов, которая прозывалась также секретной.

- Добрый вечер! - сказал вежливо Лайам, входя.

Он повесил плащ на первый крючок и, чтобы не затягивать встречу, остался стоять на пороге. Впрочем, дальше ему все равно пройти бы не удалось.

В ящиках, заполнявших секретную комнату, хранилась масса странных вещей, наделенных, по уверению Фануила, магической силой. Тарквин собирал их всю жизнь, но вряд ли когда-нибудь ими пользовался. Жезлы, монеты, медали, ювелирные украшения и многие другие предметы непонятного вида и назначения вместо того, чтобы спокойно полеживать под стеклянными крышками, валялись теперь на полу. Гостья вынула из ящиков все, что сумела достать, и сняла с полок и стен все, до чего смогла дотянуться. Нетронутыми остались лишь старинный меч с помятым щитом, лютня без струн и старый выцветший гобелен, висевшие достаточно высоко.

Сама Грантайре невозмутимо сидела на том же полу, поджав под себя ноги и поглаживая кота, лежавшего у нее на коленях.

- Добрый вечер, - кивнула она с самым невинным видом.

Лайам окинул взглядом разгромленную коллекцию старого мага и привалился спиной к косяку.

- Вы немало тут потрудились, - сказал он со всем сарказмом, на который только способен человек, мечтающий о теплой постели.

- Тарквин сказал, что я легко разберусь в этих вещах! - пожаловалась волшебница. - Но это мне не под силу.

- Фануил знает о них кое-что, - сказал Лайм - он мог бы ответить на многие ваши вопросы.

- Да, но его не было дома, и я сама попыталась понять, что тут к чему. И в конце концов пришла к простому решению. То, что мне нравится, - я заберу. То, что не нравится, - оставлю в вашем распоряжении.

Лайам кивнул и прокашлялся, все еще несколько ошеломленный бесцеремонностью этой особы. Грантайре встала - одним плавным движением - и отряхнула подол платья.

- А теперь я бы чего-нибудь съела! - заявила она.

М-да, нечего сказать, гостеприимный хозяин. Ушел, оставив гостью голодной. И напрочь забыл, что печь подчиняется только ему.

- О да, конечно... Простите...

Они прошли на кухню, и, поскольку волшебница на вопрос, что ей приготовить, равнодушно пожала плечами, Лайам решил угостить ее морским пирогом.

- Это самое распространенное местное блюдо, - пояснил он, ставя тарелку на стол.

Грантайре кивнула и, аккуратно разрезав пирог, кивнула еще раз, когда от горячей начинки пошел ароматный парок. Она ела быстро, не особенно церемонясь с начинавшими крошиться кусками,- просто подхватывала крошки сложенной в скобку ладонью и отправляла в рот. Лайам поймал вдруг себя на том, что завороженно следит за каждым движением гостьи. Его умиляло, как ловко она выуживает из недр пирога кусочки рыбы и скармливает коту. Он понимал, что ведет себя не очень-то деликатно, но заставить себя отвернуться так и не смог.

Насытившись, Грантайре переместила тарелку с остатками пищи под стол, чему ее кот был несказанно рад, и удовлетворенно откинулась на спинку стула.

- Очень вкусно, - пробормотала она. - Я, признаться, давненько не ела рыбы.

О небо! Какая у нее ровная и гладкая шея!.. Лайам тряхнул головой, отгоняя непрошеные мыслишки, и вдруг вспомнил:

- Я поговорил с госпожой Присциан. О тех бумагах, которые вас интересуют. Она обещала их поискать и завтра скажет, нашла ли.

- Чудесно! И она позволит на них взглянуть? - Волшебница выпрямилась и чуть подалась вперед, явно обрадованная. Ее губы чуть приоткрылись, и Лайам заметил, что они - разные: нижняя была более пухлой. А еще он заметил, что золотисто-каштановая рыжинка волос Грантайре очаровательно контрастирует с белизной ее кожи. "Эй, о чем это ты думаешь, парень?!" Ему вновь пришлось одернуть себя.

- Да,- сказал он.- Позволит. Но она совсем не уверена в том, что ее поиски будут успешными. Эйрин умер довольно-таки давно...

- Жизнь и смерть значат для магов гораздо меньше, чем для всех остальных людей, - заметила Грантайре. - И если Эйрин делал какие-нибудь записи, то...

- Как бы там ни было, - продолжал Лайам, отводя глаза в сторону,- я прошу вас учесть, что госпожа Присциан - дама почтенная и пожилая. Возможно, ее представления о приличиях и расходятся с современными, но...

Он, смешавшись, умолк.

Грантайре досадливо поморщилась, однако буквально через мгновение ее лицо вновь стало спокойным. Она демонстративно потеребила узкую лямочку на своем оголенном плече и сказала:

- Полагаю, вы имеете в виду это... Можете не волноваться. Я, конечно же, надену что-нибудь более отвечающее принятым здесь меркам, я стану кланяться во все стороны и вообще вести себя тише воды. Вашей почтенной даме не к чему будет придраться.

- Надеюсь, вы понимаете, - Лайам старался сгладить неловкость, повисшую в воздухе после его слов,- что я забочусь в первую очередь о том, чтобы ваша встреча с вдовой прошла хорошо. Лично меня ваш наряд ничуть не смущает, однако...

- В самом деле? - с живостью перебила его Грантайре. - Тогда почему вы краснеете всякий раз, как смотрите на меня? И это довольно странно, ведь дневник Тарквина Танаквиля рисует совсем другой ваш портрет.

Как и следовало ожидать, Лайам тут же и совершенно непроизвольно залился густой краской. Не зная, куда девать глаза от смущения, он откашлялся и пробормотал.

- Тарквин вел дневник? Я и не знал.

- Да, я нашла его в библиотеке. В основном он содержит записи о магических опытах, но среди них частенько встречаются отступления личного плана. Там довольно много говорится о вас.

- Вот как? - Лайам опять кашлянул, не зная, как выйти из затруднительного положения. - Мне... мне тоже хотелось бы ознакомиться с ними.

Грантайре покачала головой.

- Не думаю, что вам стоит это читать. Тарквин отзывается о вас в весьма лестном тоне, но вы же знаете - он был человеком прямым. Кое-какие его замечания могут вам совсем не понравиться.

Лайам усмехнулся. Кажется, гостья решила его поддразнить.

- Именно эти отзывы меня и интересуют больше всего.

- В таком случае, любезный сэр, вы опоздали. Я заберу эту тетрадку с собой. Там много полезного для меня, а вам... вам она совершенно неинтересна.

Ага, негодница хочет его помучить. Чтобы теперь он терзался в догадках, что там такое о нем могли написать? Внезапно Лайам осознал, что ему совершенно не хочется прекращать эту беседу. Он подошел к столу и сел, глядя Грантайре в глаза.

- Я все хотел вас спросить... Почему вы ни разу не поинтересовались, как умер Тарквин? Ведь вы с ним как будто дружили. Неужели обстоятельства смерти друга для вас не важны?

- Я обо всем знаю от него самого, - спокойно и дружелюбно ответила Грантайре. - Тарквин являлся мне после смерти - я вам уже говорила.

- Ах, да... - ответил Лайам. - Конечно.

Он лихорадочно размышлял, о чем бы еще спросить, и очень обрадовался, когда Грантайре заговорила сама.

- Что меня действительно интересует, так это зачем ему вообще понадобилось посещать этот мир? Я спросила, но он не ответил. Только сказал, что у него в Саузварке имеется какое-то дельце. Вы знаете, что он имел в виду?

Лайам знал, но говорить ему не хотелось. Ему хотелось слушать и слушать этот чарующий голос. Поэтому он ответил так кратко, как только смог.

- К нему обратились за помощью слуги Лаомедона - грифоны. Жрецы новой для Саузварка богини Беллоны взяли их товарища в плен. И собирались принести его в жертву в день освящения нового храма.

- Беллона? - повторила вопросительно Грантайре. - Богиня, о которой судачат на всех дорогах Южного Тира? Она что, и впрямь явилась жителям этого захолустья?

Лайам кивком подтвердил, что это действительно так. Волшебница, приподняв бровь, задумалась, потом спросила:

- И вы все это видели своими глазами?

- Да, - с некоторым колебанием произнес Лайам.- В какой-то мере. Я был занят. Я... я помогал Тарквину.

Грантайре кивнула, как будто именно это и ожидала услышать, затем встала из-за стола.