Чтение 11–й страницы книги ~Ричард де Амальфи~

- С рыбами потом. Нам нужны кони. Лучники - первый шаг к выживанию. Отбиться еще могут, но догнать разбойников можно только на очень хороших конях. Ты это учти, помоги парню. А про рыб потом напомни, есть одна идея...

Гунтер кивнул, очень довольный, это же расширяются его силы: вслед за стражниками замка теперь еще и отряды лучников, а впереди создание собственного конного отряда.

Я прошелся вдоль строя, осматривая парней, что уже в отряде, и этих, что могут стать отрядниками. Гунтер двигался рядом, под его взглядом они выпрямлялись, старались выглядеть большими и грозными.

Двое бросились расставлять у дальней стены мишени. Лучники встали на линии, на меня посматривают искоса, готовые показать растущее мастерство.

Все они стреляют из тридцатифутовых луков, я опробовал несколько луков по возрастающей, дошел до семидесятифутового, но чувствовал, что если потренируюсь, то без труда смогу осилить и стофутовый. Акселерация ли виной, или же в самом деле увеличивается не только рост, но и крепость мышцы, количество нервной ткани, скорость и ловкость?

- Композитные луки требуют крепкой руки, - заметил я Гунтеру. - Как у тебя с этим?

- От добровольцев нет отбоя, - заверил он. - А еще троих я посадил, чтобы готовили стрелы специально к этим лукам, ваша милость. Они же на треть длиннее обычных!.. И почти вдвое тяжелее.

Я заметил:

- Зато ветер не сносит. И летят дальше. С луками у нас как? Что-то медленно, медленно...

- Изготовлено полтора десятка! - воскликнул Гунтер. - Куда уж быстрее? И два десятка в полусобранном виде, там особый клей нужен. Стрелы тоже готовят непростые. Вот только такие луки не очень-то для боя в помещении... Если в самом деле попрут из подвалов, то длинным мечом не больно размахнешься, там потолок низкий.

Я покачал головой:

- Гунтер, Гунтер... Мы в замке как-то отобьемся. Надо, чтобы крестьяне могли отбиваться от мелких шаек разбойников, бродячих троллей, всякого крупного зверья! Ты же видел, даже гоблины начали нападать на скот и женщин, что ходят в лес собирать хворост!

Глава 12

Оставив их с Ульманом муштровать новобранцев, я поднялся на самую высокую башню, там неплохая площадка с небольшим каменным ограждением, так и вижу, как Галантлар обозревал свои владения...

Вон те дальние земли, наполовину заболоченные, хорошо бы осушить, это ж всего-навсего вырыть не самую длинную на свете канаву! Заодно постараться заменить мелких коровенок, похожих на коз, на крупных, что дают молоко ведрами, а не по кружке в день, еще неплохо бы наладить обмен с теми хозяйствами, где овец в избытке...

Рядом послышался довольный смешок. Я вздрогнул, никто не поднимался со мной, прислушивался, не поворачиваясь, и ощутил присутствие, как вот появление Тертуллиана всегда замечаю по свету вольтовой дуги.

Медленно повернулся, в двух шагах от меня, чуть перегнувшись через парапет, смотрит на зеленый простор средней солидности господин. Еще не банкир, но уже и не средневековый ростовщик, а так, предприниматель, в общем. Как обычно, в темном костюме, даже черном, прямые до плеч волосы цвета воронова крыла блестят на непокрытой голове, умное лицо с заостренными чертами задумчиво, но в глубоко посаженных глазах играет одобрительная насмешка.

Он показался мне похожим на Гоголя, даже накидка на плечах та же, в которой Гоголь на всех картинах и даже в памятнике.

- Прекрасно, - произнес он, добавил с чувством: - Прекрасно, сэр Ричард!.. Поздравляю!

Я нахмурился. Если хвалит противник, то где-то у меня промашка, а Сатану все равно отношу к противникам.

И даже не потому, что с детства внушали такое, а вот что-то не нравится, и все. Может быть, все еще потому, что он пытался сразу на "ты", чего не терплю. Или еще из-за какой-то мелочи. А какой, даже сам не могу сказать.

- И что же вызвало такое одобрение Князя Тьмы? - спросил я.

Он обвел рукой окрестности, повернулся к парапету спиной и указал на внутренний двор замка.

- Да практически все. Везде доброта, разве это не дивно в такое жестокое время? Убраны эти ужасные клетки, где томились несчастные... А журавль, на котором людей окунали в дерьмо? Я всегда смотрел на это с омерзением! А у вас трудятся не из страха перед жестоким хозяином, как было при Галантларе и его предшественниках!

- А почему? - спросил я невольно. Вряд ли кто-то сумеет заставить себя возражать, если хвалят.

- Люди видят, - пояснил он, - что делают не бессмысленную работу. И потому, что за нее платят. Я бы сказал, в вашем замке воцарилась гармония... Да-да, гармония! Самая главная гармония: между хозяином и слугами. Я бы даже сказал, да простите это сравнение, но они чувствуют себя не столько слугами, сколько тоже... маленькими хозяевами.

Я сдвинул плечами:

- Ничуть не оскорбляюсь.

- Правда?

- А почему должно задеть?

- Ну, все стараются держать дистанцию как можно шире между собой и слугами.

- У меня нет комплекса неполноценности, - объяснил я. - Потому не поддерживаю так... искусственно. Если есть авторитет, то он есть. А если нет, то никакой дистанцией не спасешь. Будут за спиной хихикать, придумывать клички, обзывалки, а распоряжения выполнять спустя рукава, что и погубило коммунизм. Ну, это я вспомнил о строителях одного величественного и очень амбициозного проекта в моем родном королевстве, простите.

Он с прежним восхищением осматривал замок. Из мастерских поднимаются сизые дымки, доносится стук молотов, к кузнице подвезли новые вязанки березовых поленьев, они дают самый большой жар, из булочной на тележке отправили горячий хлеб в главное здание.

- Хорошо, - повторил он, - просто замечательно... Что вас беспокоит, сэр Ричард?

- Одобрение, - ответил я честно. - Одобрение Князя Тьмы. Сразу начинаешь искать, что же сделал неверно.

Он смотрел пытливо, покачал головой:

- Дважды назвали меня Князем Тьмы не случайно? То, что Тьмы, ладно, но почему всего лишь князем?

Я развел руками:

- Простите, что умалил титул, теперь это понимаю.

- Ничего, не вы первый. Просто подумал, почему столько разных детских обзывалок. Если я князь Тьмы, то кто же царь, король, император, властелин? Дурь какая-то... И никто даже не задумывается. А я как раз люблю думающих, все подвергающих сомнению. Если бы я тогда не постарался подбить первого человека на бунт, подумайте, был бы весь этот мир?.. Вся земля оставалась бы пустынной, и только в одном уголочке цвел бы сад Эдема, а в нем жила бы одна пара, Адам и Ева, по развитию ничем не отличающаяся от животных!

По телу прошел озноб, я постарался не показать вида, что меня это ужаснуло, но Сатана, похоже, все понял по моему побледневшему лицу.

- Я бунтарь, - проговорил он, - и все, кто пошел за мной, - бунтари. Нас низвергли на землю, но там мы научили людей пахать землю, ковать железо, строить дома и плотины, приручать животных, плавать по морям и рекам, ориентироваться по звездам... А Церковь противилась всем-всем начинаниям, будь это приручение собак или коней, использование плуга... да-да, представьте себе, сэр Ричард, Церковь противилась, чтобы землю пахали! По словам священника, надо довольствоваться тем, что по воле Божьей произросло само. Если вы помните, именно за это скотовод Авель был так угоден моему оппоненту, а несчастный Каин, который пахал землю и защищал взращенные им плоды от стад младшего брата, оказался оклеветан и впал в немилость... Да-да, еще до того, как он, не стерпев постоянных потрав стадами брата своих полей... гм... Да что там пахать землю, взгляните на то, что носите!.. Само понятие одежды подсказано мною, Церковь наконец-то умолкла, но раньше твердила, что раз Бог сотворил человека нагим, тот нагим и должен оставаться!

Он остановился, рассерженный или умело прикинувшийся рассерженным. Все, что говорил, настолько неопровержимо, что я ощутил себя мошкой, пытающейся пробить головой каменную гору.

- Церковь, - проговорил я в затруднении, - всего лишь посредник между Богом и человеком. Хреновый посредник, согласен. И хреновый толмач. Хреновый потому, что чаще всего Церковь сама не понимает, что Бог ждет от человека... Но другие толмачи еще хуже, потому либо вымерли, либо довольствуются составлением гороскопов да прочей хрени для дураков и дур.

Он нахмурился:

- Ах да, вы же позиционируете себя не как слугу Церкви, а слугу Господа!

- Не слуга, - поправил я, - паладин.

- Но именно Господа?

Я покачал головой.

- Не служу ни Господу, ни Дьяволу, ни бабам, именуемым прекрасными дамами. Паладин служит Истине.

- В понимании Церкви?

- Я паладин на своих условиях, - объяснил я сдержанно. - Что-то в моих поступках совпадает с теми условиями, что необходимы для паладинства. А что-то и не совпадает...

Он кивнул, лицо стало задумчивым, глаза слегка потемнели. Опершись о край парапета, обвел взором окрестности, скулы слегка заострились, на миг поджал губы.

- Скажу честно, сэр Ричард, хоть это вас почему-то и не радует, но ваши взгляды гораздо больше совпадают с дорогой прогресса, по которой я веду все человечество. Вы перестроили жизнь в своем хозяйстве абсолютно по моим планам. Не нравится, что по моим? Хорошо, но ваши полностью совпадают с моими.

Я стиснул челюсти, очень уж победно звучат слова этого, чуть не сказал, человека, похожего на преуспевающего менеджера.

- И все-таки я не ваш человек, - ответил я сдержанно.

Он улыбнулся, развел руками:

- Когда-нибудь вы это признаете, сэр Ричард. И станете выполнять мои прямые указания. Потому что служить прогрессу... вовсе не зазорно.

Отступил, улыбнулся широко, дружески. Легкий хлопок, на кратчайший миг я увидел клок звездного неба, в следующее мгновение взгляд уперся в дальний луг с рассыпавшимся по нему стадом коров.

Он прав, стучало в мозгу. Он прав, и все идет по его предначертаниям. Церковь прямолинейна, а он гибок, вон даже сразу же перестал звать меня Диком, как только я выразил неудовольствие. Теперь только "сэр Ричард" - уважительное и кошке приятно.

Ветер подул холодный, я окинул взглядом простор, слишком все запущено, повернулся и пошел вниз по ступенькам, замечая, как пощербились, вытерлись, искрошились, треть надо заменить немедленно, треть попозже...

Во дворе все те же лучники под могучей дланью Ульмана, слышится его рыкающий голос. Вездесущий Гунтер заметил мое появление и тут же подбежал, к сеньору нужно бегом, как в армии, точно так же надлежит бегом кидаться выполнять высокое указание.

- Ваша милость, - спросил он осторожно, - с вами ничего не случилось?

Голос звучал необычно, я помедлил, всмотрелся в его лицо. Когда и успевает бриться: как всегда - до синевы, темные глаза смотрят настороженно, усы по-кошачьи торчат в стороны, но подрагивают, будто ловят чужие запахи.

- А что, - спросил я, - плохо выгляжу? Сбледнул?

- Нет, - ответил он медленно и с еще большей осторожностью, - просто... ну, когда вы стояли там на башне, вроде бы темное облачко...

- Что, опустилось с неба?

- То ли с неба, то ли там разрослось, но день ясный, и вдруг облачко... Временами даже вас бывало не видно.

- Глюки, - ответил я с небрежностью. - Это у тебя видения, скоро святым станешь.

Он покачал головой, все еще не отводя взгляда:

- Видения посылают не только силы Господа Нашего, но и Врага Его.

Я поморщился, сказал невпопад:

- Знаешь, сегодня готовьте лучников, а остаток кордона осмотрим завтра. Чего сегодня ехать? Только приедем, надо галопом обратно, чтоб успеть до ночи.

Он ответил серьезно:

- Да, ваша милость, ночи здесь... бывают очень неспокойные.

* * *

Я осмотрел оружейную, помахал мечами, которые мои умельцы приспосабливают из трофейных, бросил пару ножей в деревянную стену: у меня такое неплохо получалось в Срединном королевстве, раздал указания, стараясь не вдаваться в детали, а то вдруг да сделают по-моему.

Летом ночи короткие, а световой день настолько резиновый, что, как говорят в народе, "заря с зарей встречается", то есть не успевает догореть кровавое зарево заката, как тут же начинает разгораться алый румянец рассвета. Мы приехали от Тудора к обеду, уже полдня прошло, а солнце все еще в зените. Вообще-то можно бы успеть... ладно, завтра с утра закончим рекогносцировку моих владений и прилегающих земель.

Герольд не вылезал из людской пару суток. Мне сообщали, что он не столько рассказывает новости и распевает песни, как старается выведать обо мне: кто, откуда, какие цели, что обо мне известно. Я порылся в памяти, вроде бы ничем себя ни запятнал и ни в чем себя не раскрыл. Выждал, может быть, герольд перед отъездом зайдет поблагодарить за прием, на его месте так стоит делать обязательно: вдруг да придется снова побывать здесь же?

Турнир через три недели, на дорогу - две, так что у меня еще дней семь на обустройство замка, перестройку хозяйства, создание новых для моих людей видов оружия, это о композитных луках, а также хорошо бы установить какую-то систему взаимопомощи феодалов по типу ООН или Варшавского договора.

Мол, нападет какой-то дурак спьяну или от переоценки сил, тут же все обязаны приходить на помощь. Чтоб, значит, статус-кво поддерживать. По крайней мере до тех пор, пока я вернусь с турнира. Это две недели туда, две - обратно, и на турнире неделя или две...

Остаток дня даже не заходил в донжон, дыр в укреплении замка отыскалось столько, что уже и сам себе не верю. Если повторится ночное нападение, то кто знает, отобьемся ли так же удачно... Правда, в качестве трофеев доспехи и оружие достались великолепные, теперь мои ребята вооружены до зубов. Лучники упражняются до седьмого пота, я велел челяди, чтобы мастера-лучники ни в чем не знали отказа, да-да, ни в чем, ибо в свою очередь умельцы должны создавать такие луки, чтобы пробивали любые доспехи. Ладно, любые, кроме волшебных, заговоренных, найденных в раскопках, выкованных гномами или кобольдами. Хотя нет, кобольды ковать не умеют, они вроде бы только роют и добывают, хотя, думаю, за тысячи лет могли бы и научиться кое-чему еще, чем только быть сырьевым придатком Запада.

Поздно вечером поужинал среди стражей, охраняющих ворота, чем явно добыл еще очко к рейтингу. Все любят, когда сиятельство нисходит к простому народу и жрет вместе с ним из солдатского котла, слушает их байки, отечески журит, а потом отбывает под заверения, что костьми лягут, но не пропустят врага в замок такого заботливого лорда.

Лишь когда не только багровое солнце, закатилось за темный лес, но и багровое небо стало лиловым, а потом черно-звездным, я потащился в донжон. Пара светильников освещает нижний зал ярко, без привычного аромата масла, это из тех светильников, что выполняют повеление прежнего хозяина, мой гербовый щит выглядит необычно даже для меня, перемудрил я с этим гербом, перемудрил, теперь вижу...

Чувствуя в ногах свинцовую усталость, я потащился по лестнице на второй этаж, в голове стучит мысль, что с Тудором почти сдружился - прекрасно, но как с остальными, надо бы как-то связаться со всеми, заявить о желании жить в мире и дружбе, но все идеи сводятся к тому, чтобы бросить мессаги по мылу, емеле или пусть даже емэйлом, если такие уж дикие, то эсэмэску, а то и быстро решить все в чате, но этот мир как-то перебивается без устаревшего Интернета, тот остался в далеком дикарском прошлом, а я без Сети жить не могу, человек без доступа к Вебу - это не человек, а некая тля...

И вот эта тля и есть сейчас я... Я вздрогнул, обнаружив, что уже поднялся на этаж и бреду, как лунатик, по неосвещенному участку коридора, светильник мертв, перегорел, наверное. В темноте стена потеряла серый оттенок, однако и чернота постепенно уходит, камни выглядят странно зеленоватыми, слегка прозрачными, каким бывает булыжник после сильного дождя. Я ощутил толчок в груди, отодвинулся от этой пугающей зелени, но и с другой стороны стена такая же зеленая, двинулся как можно ближе к середине, и вдруг слева в стене, именно в стене, что-то шелохнулось.

Я остановился не потому, что восхотел по праву хозяина грозно спросить "Хто там?", просто ноги застыли, как сосульки. И устрашился сдвинуться, чтобы не сломались, как тонкие льдинки.

Из стены пугающе медленно выдавливается лицо, проступает барельеф, все из того же зеленоватого камня, нет, чуть более серый, лицо крупное, по размерам просто нечеловеческое, великанское, но черты людские: высокий лоб и красиво изогнутые брови, длинный тонкий нос...

Лицо застыло, перестав выдвигаться, я смотрел, не дыша, каменные веки медленно поднялись, невидящие глаза уставились на меня, даже в меня. Я не различил зрачков, но неизвестный смотрит именно в меня, подсказало то самое седьмое чувство, что подсказывает летучим мышам или рыбам-сонарам. Каменные губы дрогнули, шевельнулись, вздулись складки у губ, высокие скулы стали резче.

Некоторое время неизвестный пытался сказать нечто, каменные губы с огромным усилием шевельнулись, а я, осмелев, сказал тихонько:

- Не слышу... Если можешь, вруби звук.

Губы снова задвигались, но все так же беззвучно. После двух попыток неизвестный умолк, в смысле - перестал двигать губами. Лицо начало вдавливаться обратно. Я чувствовал, что делает это не по своей воле, его именно выдавливает нечто из более враждебного и чужого, может быть даже более плотного, чем камень, воздуха.

Стена стала ровной, отесанные валуны на этом месте такие же, как и на противоположной, мышцы мои, что едва не лопаются от напряжения, расслабились. Я перевел дыхание, вспомнил некстати о черном рыцаре, что с неведомого холма неотрывно смотрит на замок, потом о статуе в замке, что по ночам оживает и разъезжает по дальним краям, еще подумал о той деве из кованой меди, у которой я так бездумно взял тогда посмотреть меч, зябко передернул плечами и сказал вслух:

- Неужели опять ночка будет еще та?..

Собственный голос не придал бодрости, напротив, прозвучал под сводами жалко, как поросячий писк. Хорошо, никто не слышит, перед челядью я должен быть сильным и уверенным, движения четкие, голос громкий, нижняя челюсть вперед, а взгляд... даже не взгляд, а взор - надменный и властный. Словом, человек, которому никто не смеет указывать, а сам знает, что делать с этой экономикой.

В спальню я вошел с молотом на поясе, мечом за плечами, еще раз проверил кольцо на пальце. Разве что доспехи Арианта не напялил, ну что за жизнь в собственном замке: ходить и вздрагивать при каждом скрипе, подпрыгивать при виде каждой тени, шарахаться от обыкновенных привидений. Скоро в доспехах буду спать, а вокруг постели наставлю самострелы.

Глава 13

Раздеваясь, я нечаянно повернулся к зеркалу, вспомнил, что давно не смотрелся, а ведь раньше высматривал каждый прыщик, старательно выдавливал, чтобы не порезаться при бритье, а сейчас скоблю щетину, почти не глядя: если и останется где клок, так я же мужчина, суровый и мужественный.

Исхудал, морда вытянулась, у губ твердые складки, взгляд вроде бы жестче. Что-то еще изменилось, пока не соображу, разве что складка между бровей стала глубже...

Пока всматривался, подсознание уловило нечто, ужас стегнул по нервам животный, безотчетный, меня отшвырнуло от зеркала раньше, чем успел понять, что же там не так, а когда понял, сердце заколотилось еще чаще, дыхание пошло со всхлипами, словно бегу по вязкому болоту.

Мое отражение по ту сторону рамы в старинном красном камзоле, расстегнутом небрежно, свитер крупной вязки, очень похож на кольчугу, но не кольчуга, и вообще выглядит все так, словно век мечей сменился веком шпаг. На плечах только сейчас я различил нечто вроде пелерины, может быть, спасает от непогоды, но скорее всего - рудимент широких наплечных лат, оберегающих плечи от мечей и сабель.

Я снова поднял потрясенный взгляд на свое лицо, похолодел: двойник торжествующе улыбается. Уж я точно знаю, что мне не до улыбок, а он смотрит с победным оскалом, слегка откинулся назад всем корпусом, чтобы при равном росте все же смотреть свысока.

Холод прокатился до самых внутренностей, я с трудом выдохнул замороженный воздух, голос вздрагивал, но я пообещал злобно:

- Я сотру эту улыбочку с твоей хари!.. Не сегодня, но сотру.

Меня трясло от непонятной ярости, хотя в этом отражении, возможно, ничего зловещего: могло же быть просто неким подвидом искусства, игры, поэзии или новым течением живописи? Хотя, с другой стороны, даже безобидные компьютерные технологии, предназначенные для развлечений, приспособили же для недобрых дел?

- А теперь, - велел я властно, - отправляйся, урод, в постель. И спи, пока не изволю соизволить проснуться и восхотеть побриться.

Лег, укрылся одеялом, последней мыслью было недоумение: все мы знаем с детства, что такое кривое зеркало в парке аттракционов, но... не настолько же?

Кривое зеркало, повторил я твердо. Всего лишь кривое зеркало.

С этой спасительной мыслью уснул.

* * *

Ночка была еще та: после Санегерийи прилетал ее сынок, повеселились и побегали по замку, потом я разговаривал с гоблинами, троллями, домовыми - все это населяет замок с древнейших времен, это они, оказываются, хозяева, а я так, нечто временное, сколько таких приходило с мечами, а еще раньше приходили с булавами, до них же являлись с такими вот странного вида топорами, пойдемте, покажем...

Последнюю фазу сна я укреплял кордоны своих земель, а вынырнул из призрачного мира с мыслью, что границу между моими землями и владениями Кабана и Одноглазого уже посмотрел, ничего утешительного, хотя бы разделительное болото какое или горная гряда, а так нападающие запросто перейдут реку вброд и вторгнутся без помех. Не забыть бы дать указание восстановить церковь, кстати где она? Вроде бы между селом Савиров и деревней Куманг, а также рядом с ней на холме развалины могучего замка...

К счастью, село Большие Печенеги и деревня Куманг несколько на возвышении, это чтоб в весеннее половодье дома не заливало, так что чужих всадников заметят издали. Через пару недель крестьяне смогут дать отпор, надо им еще раздать копья и пики, топоры из арсенала. Лучники займут позицию на верху каменной башни, а пикейщики прикроют башню снизу.

И хотя хороший отряд с легкостью сметет оборону простолюдинов, но сам при этом потеряет треть состава, такая перспектива остановит кого угодно. Рыцари обожают сражаться, но даже самых отважных ужаснет мысль, что можно пасть от стрелы простолюдина или под топором дровосека, которым рубил дерева или, упаси Господи, свинью.

По хлопку в ладоши явился слуга, я велел подать воду для умывания и доспехи. Он исчез, а через пару минут молодая женщина явилась с большим тазиком с подогретой водой, следом оруженосец внес доспехи и застыл в ожидании, когда же господину изволится одеваться.

Женщина, что принесла таз, молодая и с большой грудью, роскошной копной волос... я внезапно поймал себя на том, что и у этой крупная грудь, торчащие кончики сосков, хорошо прорисованные губы, а ведь гораздо больше женщин, у которых и грудь плоская, и губы тонкие и бледные, и вообще, наверное, на свете гораздо больше умных, чем красивых.

Едва эта мысль пришла в голову, как я вспомнил, что в замке вообще-то полно женщин: старых, молодых, совсем малолеток, толстых и тонких, как тростинки, на кухне заправляет стряпуха, даже при стойке "смирно" виляет мощными бедрами, но я ее не замечаю, так как толста до безобразия, в комнатах часто попадаются девушки-швеи, робкие как мыши и такие же незамечаемо-серые... Ну да, у них сиськи мельче, чем фига младенца, так что понятно, почему мой царственный, а на самом деле здоровый мужской взор скользит дальше, останавливаясь только на таких, у которых и грудь, и бедра при тонкой талии, и масса волос в виде толстой косы или в прическе.

Женщина удалилась, вместо нее в комнату прошмыгнула быстрая, как лисенок, Фрида, в руках огромное полотенце. Она сразу же наткнулась на мой пристальный взгляд, насторожилась.

- Сеньору что-то нужно?

- Пока ничего, - ответил я медленно. - Вот почему я вижу только таких, как ты, Фрида...

Она испуганно вскинула четко очерченные густые брови:

- Почему, сеньор?

- Красивая ты, - пояснил я честно.

Она вспыхнула, засияла, щеки окрасились нежнейшим румянцем, глаза заблестели, пухлые сочные губы приоткрылись в робкой улыбке.

- Сеньору постелить сегодня?

- Сейчас уезжаю, - ответил я с некоторым сожалением. - Не знаю, вернусь ли к ночи... А ты не боишься стелить паладину? Ведь я одним присутствием заставляю криком кричать нечистую силу.

Она замерла, побледнела чуть, прислушалась к себе, робко улыбнулась:

- Сеньор шутит...

Но я видел, что сейчас ей уже хочется убежать из этой комнаты.

- Да, наверное. Беги, тебя ждут.

Она оставила полотенце, исчезла. Я умылся, вытерся, старший слуга смотрел на эту непонятную процедуру с неодобрением, дважды перекрестился украдкой, потом уже намного охотнее помог облачиться в доспехи.

Слуги дождались, когда я облачусь, начали вносить на широких блюдах салаты, рыбу, неизменное мясо - разве может быть трапеза для мужчины без мяса! - а в завершение Леция расставила по столу кубки и налила вина.

К завтраку явились Зигфрид и Гунтер: только они допущены к высокой чести завтракать с сеньором. Гунтер - скованный до чрезвычайности, Зигфрид - шумный и веселый, этот и с императором будет также острить, шуметь и бросать под стол кости. Кстати, надо собаку завести, а то я какой-то нетипичный феодал. Даже целую свору.

Фрида уже знает мои вкусы: все не только отменного качества, но мясо - нежнейшее, рыба - деликатесная, фрукты отборные. Мясо не подгорело, тает во рту, словно у меня вовсе нет зубов, но я не чувствую стыда и, как вижу, Зигфрид и Гунтер тоже без нарекании жрут, да еще как жрут.

- Где мы еще не были? - спросил я. - Мы добрались только до границ с Тудором, а что дальше?

- Владения Волка и Кабана, - заверил Гунтер. - Ваши земли с Кабаном разделяет ручей, он сейчас вовсе пересох, и потому...

Он виновато замолчал. Я стиснул челюсти. Все понятно, крестьяне Кабана вовсю хозяйничают на моей земле, рубят лес, охотятся, а то и начинают распахивать. Еще год-другой, и те земли Кабан объявит своими.

- Вели седлать коней, - распорядился я. - Посмотрим, что сможем сделать.

- И сможем ли, - уточнил Зигфрид. Перехватил мой взгляд, развел руками: - Человек предполагает, а Господь...

Гунтер торопливо отпил вина, дескать, позавтракал в полной мере, отбыл с моего разрешения. Когда мы с Зигфридом спустились во двор, там под его присмотром Ульман и Тюрингем отбирали для поездки лучших лучников.