процесса осмысления своих чувств к отцу, он всегда признавал - даже в те
времена, а тем более во время этого последнего вечернего путешествия
Сандре, - что истинным мерилом герцога как правителя стала та далекая
зимняя ночь. В ту ночь он нарушил десятилетнее каменное молчание,
поговорил со своим средним сыном и доверился ему.
течение восемнадцати лет, как изгнать Альберико, его колдовство и его
наемников из Астибара и Восточной Ладони. План, ставший для них обоих
навязчивой идеей, хотя поведение Томассо на публике становилось все более
эксцентричным и развязным, его голос и походка превращались в пародию -
пародию на самого себя, жеманного и шепелявого любителя мальчиков.
в их поместье за городскими стенами.
бессильного, мрачного ссыльного, проклинающего Триаду, вечно жалующегося,
устраивающего буйные охоты и слишком увлекающегося вином собственного
производства.
тонким, как пение флейты, голосом во время их ночных бесед наедине.
таверну у границы провинции Феррата с Астибаром устроили на работу
шеф-повара, связи которого нельзя было проследить дальше семейства
Канциано. Более полугода досужая молва Астибара воспевала эту таверну как
место с очень приличной кухней. После никто так и не вспомнил, откуда
пошли эти сведения: Томассо очень хорошо знал, как полезно небрежно
распускать слухи такого рода среди друзей в храмах. Жрецы Мориан в
особенности славились своим аппетитом. Аппетитом любого рода.
Альберико из Барбадиора, возвращаясь с Игр Триады - точно так, как
предсказывал Сандре, - остановился пообедать в пользующейся хорошей
репутацией таверне Феррата у границы с Астибаром.
слуги, хозяева, конюхи, повара, дети и посетители, - были вздернуты
живыми, но с перебитыми спинами, ногами и руками и с отрезанными кистями
рук, на поспешно сооруженные барбадиорские "небесные колеса" и оставлены
умирать.
вдвое на следующие два года и на год в Астибаре, Тригии и Чертандо. В
течение следующих шести месяцев всех уцелевших членов семьи Канциано
выследили, схватили, подвергли публичным пыткам и сожгли на Большой
площади Астибара. Рты им затыкали отрубленными кистями собственных рук,
чтобы их вопли не тревожили Альберико и его советников в правительственных
кабинетах над площадью.
ночам в загородном доме среди виноградников и собирали все доступные
сведения о самом Альберико и о событиях на востоке, в Барбадиоре, где, по
слухам, император старел и дряхлел с каждым годом.
в форме мужского полового органа. Ходили слухи, что он заставлял
позировать резчикам некоторых из своих юных друзей. Сандре охотился.
Джиано, наследник, подтверждал свою репутацию искреннего, простодушного
соблазнителя женщин и производителя детей, и законных, и внебрачных.
Младшим Сандрени было позволено иметь скромные дома в городе, в русле
общей политики Альберико быть как можно более мягким правителем - кроме
тех случаев, когда ему угрожала опасность или общественные беспорядки.
Сандрени в Астибаре оставался заколоченным, пустым и пыльным. Полезный,
многозначительный символ падения тех, кто мог сопротивляться тирану.
Суеверные люди утверждали, что видели призрачные огоньки, мелькающие в нем
по ночам, особенно в ночи голубой луны или в осенние и весенние ночи
Поста, когда мертвые, как известно, выходят из могил.
всякого предупреждения или преамбулы, что предполагает умереть накануне
Праздника Виноградной Лозы через две осени после этой. Он далее назвал
имена двух вельмож, которые должны будут нести при нем ночное бдение, и
объяснил почему. В ту же ночь они с Томассо решили, что настало время
посвятить в свои планы Таэри, младшего сына. Он был отважен, не глуп и мог
пригодиться для определенных дел. Они также согласились, что Джиано
каким-то образом удалось произвести на свет сына с теми же достоинствами,
пусть и незаконного. Этот Херадо - в то время ему исполнился двадцать один
год, и он выказывал обнадеживающие признаки мужества и честолюбия - был их
самой большой надеждой на участие молодого поколения в беспорядках,
которые Сандре рассчитывал спровоцировать сразу же после своей смерти.
конце концов, семья - это семья. Вопрос был в том, кто мог быть полезен, и
то, что сразу приходило в голову только два имени, служило свидетельством
деградации семьи Сандрени.
впереди носилок с гробом отца между темными деревьями, окаймлявшими
дорогу. Их беседы всегда были такими, и эта ничем не отличалась от прочих.
Однако потом он не мог уснуть, дата Праздника, который состоится через два
года, впечаталась в его мозг. День, когда его отец, всегда столь точный в
своих планах, такой рассудительный, решил умереть, чтобы дать Томассо шанс
на новую попытку.
д'Астибара туда, куда уносятся души таких людей. Томассо сделал
охранительный жест, чтобы отвести зло подобных мыслей. За его спиной
раздался голос стюарда, приказывающий слугам зажечь факелы. С наступлением
темноты стало холоднее. Над головой последние лучи света окрасили тонкую
полоску высоких облаков в мрачный оттенок пурпурного цвета. Само солнце
уже скрылось, опустилось за деревья. Томассо подумал о душах, о душе отца
и своей собственной. И вздрогнул.
безуспешно гнавшаяся за белой по небу. Обе луны были почти полными.
Собственно говоря, процессия могла бы обойтись и без факелов, настолько
ярким был свет двух лун, но свет факелов соответствовал его задаче и его
настроению, поэтому Томассо оставил их гореть, когда они свернули с дороги
на знакомую извилистую тропу, ведущую через лес Сандрени к простому
охотничьему домику, который любил его отец.
дома. Зажгли свечи и два камина. Еду приготовили еще в начале того же дня.
Ее быстро расставили на буфете вместе с вином. Окна были открыты, чтобы
проветрить помещение и впустить легкий ветерок.
главное здание, расположенное восточное, и вернуться на рассвете. В конце
бдения.
тщательно выбранные два года назад.
еще трое.
искусственным, высоким и певучим, который стал его отличительным знаком в
Астибаре. Он с удовольствием заметил, что оба лорда тотчас же отметили
этот факт, повернулись и остро взглянули на него.
жизнь. Ни он, ни Скалвайя никак не прокомментировали голос Томассо.
Подобные вопросы выдавали слишком многое, а эти люди давно уже наловчились
ничего не выдавать.
и самый умный из них.
Сандрени. Разлил вино и подал каждому по бокалу, ожидая, кто из них первым
нарушит краткое молчание, которое предсказал его отец после этих слов.
Вопрос задаст Скалвайя, сказал Сандре.
поворачивая бокал за ножку, чтобы вино проявило свой букет, ответил:
сказал, что на нашем совете сегодня ночью будет еще и шестой.
информировали. Я по наивности полагал, что это бдение у гроба.
Томассо.
шел Херадо.
умеренностью и что, несмотря на легкомысленную учтивость, с которой Таэри
выбрал момент для появления в этой комнате, выражение его лица было весьма
серьезным.
бокала для вновь прибывших. - Возможно, вы еще не знакомы с Херадо, сыном
Джиано.
брату и племяннику вино.
вытянул вперед больную ногу, поднял свою трость и ткнул ею в сторону
Томассо. Кончик трости не колебался.