Данолеону хочется возражать, отговаривать ее, убеждать в опасности и
призывать к осторожности. Но видела, что почва выбита из-под его ног,
видела это по тому, как беспокойно задвигались его крупные руки, а голубые
глаза забегали по комнате, словно искали аргументы на голых стенах. Она
терпеливо ждала, когда он в конце концов посмотрит ей в глаза, а потом
увидела, как он медленно склонил голову в знак согласия.
оставшемуся в живых ребенку? Мольбу, чтобы этот ребенок приехал
попрощаться с ней перед тем, как она переступит порог Мориан. Особенно
если этот ребенок, мальчик, которого она сама отправила на юг через горы
столько лет назад, был последним, что связывало ее с тем, чем она была
когда-то, с ее разбитыми мечтами и погубленными мечтами ее народа?
его и снова легла на кровать после того, как он ушел. Она по-настоящему
устала, ей было по-настоящему больно. Она держалась. Полгода исполнится
как раз после весенних дней Поста. Она все подсчитала. Она доживет до
встречи с ним, если он приедет. А он приедет; она знала, что он к ней
приедет.
долине и на склонах холмов лежал мягкими, сыпучими складками. Она смотрела
на него, но ее мысли неожиданно вернулись к морю. С сухими глазами, потому
что она ни разу не заплакала с тех пор, как все рухнуло, ни единого раза,
она бродила по дворцам-воспоминаниям прежних времен и видела, как набегают
волны и разбиваются о белый песок побережья, оставляя за собой живые
ракушки, жемчужины и другие дары на дуге пляжа.
жившая во дворце у моря, мать двух погибших сыновей и одного еще живого,
когда зима у гор сменялась весной.
Только что объединившиеся в труппу. Во-вторых: не называть меня по имени.
Здесь нельзя. - Его голос приобрел те рубленые, жесткие интонации, которые
Дэвин помнил по той первой ночи в охотничьем домике Сандрени, когда все
это для него началось.
дня. За ними текла Сперион. Неровная, узкая дорога долгие часы извивалась
по склонам гор до этой наивысшей точки. А теперь перед ними развернулась
долина, деревья и трава в ней были уже тронуты золотистой зеленью весны.
Приток реки, питаемый тающим снегом, стремительно уносился на северо-запад
от подножий гор, блестя на солнце. Купол храма в центре святилища сверкал
серебром.
подавленным то ли из-за тона Алессана, то ли из-за ощущения опасности,
Дэвин не знал.
д'Астибар. На время этого воссоединения я стану поэтом. На время этого
триумфального, радостного возвращения домой.
казненного на колесе смерти Альберико из-за скандальных "Элегий Сандрени".
Он несколько секунд пристально смотрел на принца, затем отвел взгляд:
сегодняшний день не годился для вопросов. Если его пребывание здесь имело
какой-то смысл, то состоял он в том, чтобы как-нибудь облегчить Алессану
его положение. Только он не знал, как это сделать. Он снова чувствовал
себя совершенно не на своем месте, недавний прилив возбуждения угас при
виде мрачного лица Алессана.
чем даже горы над замком Борсо. На вершинах лежал снег, и даже на середине
склонов - зима не так быстро отступала на этой высоте и так далеко к югу.
Однако внизу, к северу от подножий гор, в защищенной, тянущейся с востока
на запад долине, Дэвин видел набухшие на деревьях почки. Серый ястреб на
мгновение почти неподвижно повис в восходящем потоке, потом круто повернул
на юг и вниз и исчез за горами. Внизу, на дне долины, огороженное стенами
святилище казалось обещанием мира и покоя, защищенным от зла всего мира.
для трех музыкантов, приехавших сюда среди дня. Дэвин остро чувствовал
опасность. Человек, позади которого он ехал, был последним наследником
Тиганы. Он спрашивал себя, что сделал бы Брандин Игратский с Алессаном,
если бы принца предали и захватили после стольких лет. Он вспомнил слова
Мариуса из Квилеи на горном перевале: "Ты доверяешь этому посланию?"
хитроумными из всех священнослужителей, слишком хорошо умели направлять
события в собственных целях, которые могли быть скрыты в далеком будущем.
Служители богини, полагал он, могли счесть более легким выходом встать на
точку зрения далекого будущего. Но всем известно, что у жрецов Триады
установилось тройное взаимопонимание с пришлыми тиранами. Их общее
молчание, их молчаливое пособничество было получено в обмен на разрешение
отправлять свои обряды, которые значили для них больше, чем свобода
Ладони.
мнение. Его отец никогда не стеснялся откровенно высказываться в адрес
жрецов. И теперь Дэвин снова вспомнил ту единственную свечу, которую Гэрин
зажигал в знак протеста дважды в год в ночь Поста в пору его детства в
Азоли. Теперь, когда он стал думать об этом, он обнаружил множество
нюансов в мигающих огоньках этих свечей среди темноты. И они сказали ему о
его флегматичном отце много такого, о чем он раньше не догадывался. Дэвин
покачал головой: сейчас не время бродить по дорогам прошлого.
перешла в более широкую и ровную дорогу, идущую наискось к святилищу в
центре долины. Примерно в полумиле от внешних каменных стен по обе стороны
от дороги начались двойные ряды деревьев. Вязов, с начавшими распускаться
листьями. За ними по обе стороны Дэвин увидел работающих в поле людей,
некоторые из них были наемными мирянами, некоторые жрецами, одетыми не в
церемониальный белый цвет, а в поношенные светло-коричневые одежды.
Начались работы, которых требует земля после окончания зимы. Один из них
пел приятным, чистым тенором.
считая звездного символа Эанны. Но высокие, заметил Дэвин, из тяжелого
кованого железа. Стены, окружающие святилище, тоже были высокими, из
толстого камня. Они соединяли башни - всего восемь, - выступающие вперед
через определенные промежутки из широкого кольца стен. Это место, сколько
бы сотен лет назад его ни построили, предназначалось для обороны от
врагов. Внутри комплекса безмятежно возвышался над остальными зданиями
купол храма Эанны и сверкал на солнце, когда они подъехали к распахнутым
воротам и въехали внутрь.
них, слева, раздался неожиданный взрыв детского смеха. На открытом
травяном поле, устроенном за конюшнями и большим жилым зданием, полдесятка
мальчишек в голубых туниках гоняли палками мяч - играли в маракко под
надзором молодого жреца в бежевом одеянии.
вспомнил, как ходил в лес возле их дома вместе с Поваром и Нико, когда ему
исполнилось пять лет, чтобы срезать и принести домой свою первую палку для
маракко. А потом часы - но чаще минуты, - оторванные от домашних дел,
когда они втроем хватали свои палки и один из потрепанных, сменяющих друг
друга мячей, которые Нико терпеливо сооружал, наматывая бесчисленные слои
ткани, и носились в грязи по скотному двору, воображая себя командой Азоли
на предстоящих Играх Триады.
- задумчивым голосом сообщил Эрлейн ди Сенцио. - Я никогда об этом не
забывал. Сомневаюсь, что могу такое забыть.
обернулся в седле. Через мгновение все трое обменялись улыбками. Крики и
смех детей в отдалении стихли. Их увидели. Маловероятно, что появление
незнакомцев было здесь привычным событием, особенно так скоро после таяния
снегов.
пожилым человеком, у которого поверх бежевой рабочей одежды был надет
просторный черный кожаный фартук. Он шел со стороны загонов по другую
сторону от центральной аллеи, в которых содержались овцы, козы и коровы.
Впереди виднелась арка входа в храм, а рядом с ним, справа и немного
сзади, возвышался меньший купол обсерватории, так как во всех святилищах
Эанны ее жрецы наблюдали за движением звезд, которым она дала имена.
гор. По его территории сновало множество жрецов и служек, входящих в храм
и выходящих из него, работающих среди животных или на огородах, которые
Дэвин заметил позади обсерватории. Оттуда же доносились звуки кузницы и
поднимался дым, который подхватывал и уносил прочь теплый ветерок. Над
головой он снова увидел того же ястреба, или другого, лениво описывающего
круги в синеве.
момент, когда к ним одновременно подошли оба жреца. Младший, с песочного
цвета волосами и низкорослый, как Дэвин, рассмеялся и показал на себя и
своего коллегу.
гостей так рано после зимы, должен признаться. Никто не заметил, как вы
спустились с гор. Тем не менее, добро пожаловать, мы очень рады
приветствовать вас в святилище Эанны, какая бы причина ни привела вас к
нам. Да узнает вас богиня и примет под свое покровительство. - Он говорил