Чтение 2–й страницы книги ~Лазоревый грех~

Он едва не улыбнулся.

- Да, конечно.

И встал. Я тоже встала. Руку никто из нас не протянул. Он замялся у двери, я остановилась позади, не провожая его до выхода, как обычно делаю. Место для маневра, сами понимаете.

- Когда вы сможете сделать эту работу?

- На этой неделе я занята плотно. Может быть, смогу втиснуть вас в следующую среду. Может быть, в четверг.

- А что случилось с понедельником и вторником следующей недели? - спросил он.

Я пожала плечами:

- Все заказано.

- Вы сказали - я цитирую: "Я плотно занята на этой неделе". А потом вы сказали о следующей среде.

Я снова пожала плечами. Было время, когда я совсем не умела врать. Я и сейчас не мастер, но уже по другим причинам. Я сама ощутила, как у меня глаза становятся плоскими и пустыми, когда произнесла:

- Я хотела сказать, что у меня занято почти все время на ближайшие две недели.

Он уставился на меня так, что мне захотелось поежиться. Подавив этот порыв, я ответила на его взгляд невинно-дружелюбным взглядом.

- Ближайший вторник - ночь полнолуния, - сказал он тихо.

Я моргнула, стараясь не показать, что он застал меня врасплох. Это, я думаю, получилось, но язык жестов меня подвел. Руки согнулись, плечи напряглись. Вообще-то люди замечают лишь язык лица, а не тела, но Харлан замечал все. Вот черт!

- Ну да, полнолуние, радостные прыжки на лужайке. Так что?

Голос у меня был настолько безразличен, насколько мне это удалось.

Он улыбнулся своей фирменной легкой улыбкой.

- Вы не очень хорошо умеете изображать невинность, миз Блейк.

- Это да. Но так как я ничего не изображаю, то у меня с этим нет проблем.

- Миз Блейк, - сказал он голосом почти уговаривающим, - не оскорбляйте мой интеллект.

Я проглотила слова: "Но это же слишком легко". Во-первых, это никак не было легко. Во-вторых, мне очень не нравилось, куда повернули его расспросы. Но помогать ему, добровольно выдавая информацию, я не стану. Меньше говори - это раздражает собеседника.

- Я не оскорбляю ваш интеллект.

Он слегка нахмурился - думаю, тоже от души, как раньше чуть улыбался. Из-под маски проглянул истинный Харлан.

- А еще слухи говорят, что вы уже несколько месяцев в ночь полнолуния не работаете.

Он вдруг стал очень серьезен. Не зловеще-серьезен, а так, будто я повела себя невоспитанно, забыла, скажем, застольные манеры, и он меня поправляет.

- Может быть, я викканка. Вы же знаете, что для них полнолуние - священный день. Точнее, ночь.

- А вы викканка, миз Блейк?

Устать от словесных игр - на это мне много времени не надо.

- Нет, мистер Харлан.

- Так почему же вы не работаете в ночь полнолуния?

Он всматривался мне в лицо, изучал его, будто по какой-то причине ответ для него был важнее, чем следовало бы.

Я знала, чего он от меня ждет. Он ждет признания, что я оборотень какого-то вида. Трудность в том, что сознаться я не могла, потому что это неправда. Я стала первой человеческой Нимир-Ра у леопардов, их королевой, за всю историю всех пардов. Леопарды мне достались в наследство, когда я убила их прежнего вожака, чтобы он меня не убил. Еще я была Больверком местной стаи волков. Больверк - это больше, чем телохранитель, и меньше, чем палач. В основном его работа сводится к тому, чтобы делать то, чего Ульфрик делать не может или не хочет. Местным Ульфриком был Ричард Зееман. Пару последних лет мы с ним то сходились, то расходились, и сейчас разошлись очень, очень далеко. Последней брошенной мне репликой была такая: "Я не хочу любить женщину, которой среди чудовищ комфортнее, чем мне". И что я могла на это сказать? Что вы могли бы на это сказать? Убей меня бог, если я знаю. Говорят, что любовь преодолевает все. Врут.

Но раз я Нимир-Ра и Больверк, то есть люди, от меня зависимые. И я, чтобы быть в их распоряжении, в полнолуние беру выходной. Достаточно простая вещь, как видите, но ничего такого, о чем я хотела бы информировать Харлана.

- Иногда я беру выходной, мистер Харлан. Если он совпадает с полнолунием, то заверяю вас, это чисто случайно.

- Ходят слухи, что несколько месяцев назад вас порвал оборотень и теперь вы - одна из них.

Он говорил по-прежнему спокойно, но к этому заявлению я была готова. И лицо, и тело у меня были на этот раз спокойны, потому что он ошибся.

- Я не оборотень, мистер Харлан.

Он чуть прищурился:

- Я вам не верю, миз Блейк.

Я вздохнула:

- Честно говоря, мне все равно, верите вы мне или нет, мистер Харлан. Оборотень я или нет - это никак не влияет на то, насколько хорошо я поднимаю мертвых.

- Слухи утверждают, что вы - лучший из аниматоров, но вы мне сами сказали, что слухи ошибаются. Вы действительно такой хороший аниматор, как говорят?

- Еще лучше.

- Опять же по слухам, вы однажды подняли целое кладбище.

Я пожала плечами:

- Такими разговорами вы можете вскружить девушке голову.

- То есть вы подтверждаете, что так и было?

- Это важно? Позвольте мне повторить: я могу поднять вашего предка, мистер Харлан. Я - один из немногих, если не единственный аниматор в этой стране, который может это сделать, не прибегая к человеческой жертве. - Я улыбнулась профессиональной улыбкой - яркой, светлой и лишенной какого-либо выражения, как электрическая лампочка. - Вас устроит следующая среда или четверг?

Он кивнул:

- Я оставлю вам номер своего сотового телефона. Можете звонить мне в любое время суток.

- Вам срочно?

- Скажем так: я никогда не знаю, когда может поступить предложение, перед которым мне трудно будет устоять.

- Дело не только в деньгах, - предположила я.

Он снова улыбнулся своей улыбкой:

- Да, дело не только в деньгах, миз Блейк. Денег у меня достаточно, но работа, в которой есть новый интерес... и новые задачи, - такую работу я ищу всегда.

- Вы бы поосторожнее со своими желаниями, мистер Харлан. Всегда есть кто-то, кто больше тебя и злее тебя.

- Я такого пока не обнаружил.

Тут я улыбнулась:

- Либо вы страшнее, чем кажетесь, либо вам просто не попадались те, кто надо.

Он поглядел на меня долгим взглядом, пока у меня улыбка не сползла с лица, и его мертвые глаза встретились с такими же моими. Меня заполнил колодец тишины - колодец мира, в который я погружаюсь, когда убиваю. Огромная пустота, наполненная белым шумом, где ничего не болит и ничего не остается. Глядя в пустые глаза Харлана, я гадала, есть ли у него в голове та же пустота с тем же белым шумом. Я чуть не спросила, но промолчала, потому что на миг у меня мелькнула мысль, что он врал, врал все это время, и сейчас попытается выхватить пистолет из кармана. Это объяснило бы, зачем ему нужно знать, не оборотень ли я. Миг-другой мне казалось, что сейчас мне придется убить мистера Лео Харлана. Я не боялась теперь, не нервничала, я просто приготовилась. Ему выбирать - жить ему или умереть. И ничего не осталось, кроме медленной вечности, спрессованной в секунду, ту секунду, где принимаются решения и обрываются жизни.

Но он встряхнулся, почти как птица, оправляющая перья.

- Я чуть было не собрался напомнить, что я сам по себе довольно страшная личность, но решил этого не делать. Было бы глупостью продолжать такую игру - как тыкать палкой в гремучую змею.

Я все еще глядела теми же пустыми глазами, все также оставаясь в колодце тишины. И голос мой прозвучал медленно и осторожно, совпадая с ощущениями тела:

- Я надеюсь, вы не солгали мне сегодня, мистер Харлан.

Он снова едва заметно улыбнулся:

- Я тоже надеюсь, миз Блейк. Я тоже.

С этими странными словами он осторожно открыл дверь, не сводя с меня глаз. Потом повернулся и быстро вышел, закрыв дверь плотно, а я осталась стоять.

Не страх вызвал у меня слабость, а спад адреналина. Я зарабатываю на жизнь поднятием трупов и являюсь официальным истребителем вампиров. Уже одно это разве не достаточно оригинально? Или мне еще положено привлекать к себе страшных клиентов?

Я знаю, надо было сказать Харлану, что дело не выгорит, но я ему сказала правду. Я действительно могу поднять этого зомби, а больше никто в стране не может - без человеческой жертвы. А я не сомневалась, что, откажи я ему, Харлан найдет другого исполнителя. Такого, у которого нет ни моих способностей, ни моих принципов. Иногда приходится иметь дело с дьяволом не потому, что хочешь, а потому что иначе он найдет себе другого.

Глава 2

Кладбище Линдел было современным заведением, где надгробные камни невысоко поднимаются над землей, а цветы высаживать не разрешается. Поэтому здесь легче косить газоны, но местность получается гнетуще пустой. Одна только плоская земля и продолговатые контуры в темноте. Пусто и безлико, как на обратной стороне луны, и примерно столь же жизнерадостно. Нет, по мне так лучше кладбище с гробницами и склепами, с каменными ангелами, рыдающими над портретами детей, Матерь Скорбящая, молящаяся за нас всех, подняв глаза к небу. Кладбище должно как-то напоминать прохожим, что на свете есть небо, а не только дыра в земле, заваленная камнем.

Я приехала поднимать из мертвых Гордона Беннингтона, потому что страховая компания "Фиделис" надеялась, что смерть его была самоубийством, а не несчастным случаем. На карту была поставлена многомиллионная страховая премия. Полиция определила смерть в результате несчастного случая, но "Фиделис" не хотела соглашаться. Компания предпочла выложить мой довольно существенный гонорар в надежде сохранить миллионы. Моя работа стоит дорого, но не настолько. Учитывая, сколько в противном случае предстояло потерять, это могло окупиться.

На кладбище собрались три группы машин. Две из них стояли не менее чем в пятидесяти футах друг от друга, поскольку и миссис Беннингтон, и Артур Конрой - главный юрист компании "Фиделис" - имели каждый на руках судебное постановление о запрете на контакты друг с другом. Третья группа состояла из двух машин, припаркованных между двумя первыми. Полицейские машины, одна с мигалкой и опознавательными знаками, другая - без. Не спрашивайте меня, откуда я знаю, что вторая - тоже полицейская. Ну вот такой у нее вид.

Я припарковалась чуть позади первой группы машин и вылезла из своего новенького с иголочки джипа "Гранд-Чероки", купленного в основном на деньги, полученные за мой покойный джип "Кантри-Сквайр". Страховая компания не хотела оплачивать мою претензию - не верили, что машину сожрали гиены-оборотни. Посылали своих людей делать фотографии, обмерять и смотреть пятна крови. В конце концов они заплатили, но полис мне уронили существенно. Я теперь выплачиваю месяц за месяцем другой компании, которая даст мне полный полис - если только я смогу не угробить еще одну машину в течение двух лет. Шансы на это хилые. И мои симпатии - на стороне семьи Гордона Беннингтона. Да и кто мог бы симпатизировать страховой компании, которая жмется заплатить вдове с тремя детьми?

Ближайшие ко мне автомобили, как выяснилось, принадлежат "Фиделис". Ко мне подошел Артур Конрой, вытягивая руку для приветствия. Он был самого высокого роста из тех, когда человека еще можно назвать коротышкой. Редеющие светлые волосы мобилизованы расческой на прикрытие лысины, будто они и в самом деле могли ее скрыть, большие серые глаза - в обрамлении серебряной оправы очков. Будь у него брови и ресницы чуть потемнее, глаза были бы лучшей его чертой. Но они были так велики и не украшены, что он даже чуть напоминал лягушку. Впрочем, быть может, я пристрастна из-за своей нелюбви к страховым компаниям. Быть может.

Конроя сопровождала почти сплошная стена мужчин в темных костюмах. Я пожала ему руку и поглядела за его плечо на двух шестифутовых с довеском ребят.

- Телохранители?

- Как вы узнали? - выкатил глаза Конрой.

Я пожала плечами:

- По их виду, мистер Конрой.

Я пожала руку еще двоим представителям "Фиделис", а телохранителям руку протягивать не стала. Они вообще-то рукопожатиями не обмениваются, даже если предложить. Не знаю - то ли чтобы не разрушать образ крутого парня, то ли чтобы не занимать руку. В общем, я не предложила, и они тоже.

Однако темноволосый, почти такой же в плечах, как я в длину, улыбнулся.

- Значит, вы - Анита Блейк.

- А вы?

- Рекс. Рекс Кандуччи.

Я приподняла брови:

- Рекс - это настоящее имя?

Он засмеялся - взрывом того смеха, которым так любят смеяться мужчины, особенно насчет женщин.

- Нет.

Я не стала спрашивать, какое настоящее имя - наверное, что-то неподходящее, вроде Флоренс или Рози. Вторым телохранителем был молчаливый блондин, глядящий на меня маленькими светлыми глазками. Мне он не понравился.

- А вы? - спросила я.

Он мигнул, будто мой вопрос застал его врасплох. Обычно люди не замечают телохранителей - одни от страха, другие просто не знают, что с ними делать, потому что никогда ни одного не видели, а третьи - потому что видели и относят их к мебели, на которую не обращаешь внимания, пока она не понадобится.

- Бальфур, - ответил он после некоторого колебания. Я подождала, но он ничего не добавил.

- Бальфур - только имя? Как у Мадонны или Шер? - спросила я.

Он прищурился, плечи напряглись. Слишком его легко раздразнить. Он уставился на меня зловеще сверху вниз, но был он всего лишь быком. Выглядит внушительно и знает это, а больше, пожалуй, и ничего.

- А я думал, что вы выше, - вмешался Рекс. Он сказал это шутливым радостным голосом, как полагается при знакомстве.

Бальфур развернул плечи, напряжение ушло. Они наверняка раньше вместе работали, и Рекс знал, что его напарник - не самый терпеливый в компании.

Я посмотрела в глаза Рекса. Бальфур, если начнется заваруха, будет проблемой - он склонен излишне реагировать. Рекс такого не сделает.

Послышались повышенные голоса, среди них один женский. О черт! Я ведь сказала адвокатам миссис Беннингтон придержать ее дома. Они либо пропустили мои слова мимо ушей, либо не смогли удержать эту победительную личность.

Симпатичный полисмен в штатском обращался к ней спокойным голосом, но в нем слышался подспудный рокот - он явно старался удержать ее на расстоянии законных пятидесяти футов от Конроя. Неделю назад она уже влепила адвокату пощечину, и он автоматически ответил тем же. Тогда она двинула его кулаком в челюсть и посадила на задницу. Тут-то их и развели судебные приставы.

Я при всех этих спектаклях присутствовала, потому что я вхожу до некоторой степени в решение суда. Сегодня вопрос будет решен. Если Гордон Беннингтон встанет из мертвых и скажет, что погиб случайно, "Фиделис" придется заплатить. Если признает самоубийство, миссис Беннингтон ничего не получит. Я ее называю "миссис" по ее настоянию. Когда я попыталась назвать ее "миз Беннингтон", она чуть мне голову не откусила. Она не из этих освобожденок. Она хочет быть женой и матерью и гордится этим. Я была за нее рада: больше свободы для нас, остальных.

Вздохнув, я пошла по белому гравию дорожки на звук голосов. Проходя мимо копа в мундире, прислонившегося к машине, я кивнула и поздоровалась.

Он кивнул в ответ, не отрывая глаз от юристов страховой компании. Может, ему было велено следить, чтобы они не подходили, или ему просто не понравился размер Рекса и Бальфура. Каждый из них был потяжелее его фунтов на сто. Он для полисмена был слишком субтилен, и еще у него на лице было то выражение, будто он работает недолго и пока не решил, нравится ему эта работа или нет.

А миссис Беннингтон орала на спокойного сотрудника, который загораживал ей путь:

- Эти сволочи ее наняли, и она сделает, что они скажут. Она заставит Гордона соврать, попомните мое слово!

Я вздохнула. Я давно всем объяснила, что мертвые не лгут. Но мне, кажется, поверил только судья да копы. "Фиделис", наверное, считала, что мой гонорар гарантирует им исход, да и миссис Беннингтон, пожалуй, тоже.

Наконец-то она смогла разглядеть меня за широкими плечами копа - на каблуках она была выше его. То есть она была высокой, а он - не очень. Пять футов девять дюймов - максимум.

Она попыталась отпихнуть его с дороги, вопя уже на меня. Он чуть сдвинулся, перегораживая ей путь, но хватать ее руками не стал. Она заколотила по его плечу и наморщила брови - при этом на миг прекратила вопить.

- Уберитесь с моей дороги! - рявкнула она.

- Миссис Беннингтон! - пророкотал его глубокий голос. - Миз Блейк находится здесь по решению суда. Вам придется не мешать ей работать.

У него были короткие седые волосы, на макушке чуть подлиннее. Вряд ли это из-за моды, скорее у него давно не было времени заглянуть в парикмахерскую.

Она снова попыталась протиснуться и на этот раз схватила его руками, будто собиралась сдвинуть с дороги. Он высоким не был, зато был широкоплеч - этакий мускулистый квадрат. Очень быстро до нее дошло, что ей его не отпихнуть, и она попыталась его обойти, все еще настроенная поделиться со мной своими характеристиками и соображениями.

Ему пришлось схватить ее за локоть, чтобы не пустить ко мне. Она замахнулась, и в ясной октябрьской ночи его голос прозвучал отчетливо:

- Если вы меня ударите, я надену на вас наручники и посажу в машину до конца действия.

Она заколебалась, держа занесенную руку, но что-то, наверное, увидела у него в лице, чего не видела я. И это что-то сказало ей, что он так и поступит.

Мне было достаточно его интонации. Я бы сделала то, что он сказал.

Наконец она опустила руку:

- Только тронь меня, и без таблички останешься!

- Нанесение побоев сотруднику полиции считается преступлением, миссис Беннингтон, - проговорил он тем же низким голосом.

Даже при луне было видно удивление на ее лице - будто она до сих пор не понимала, что есть какие-то правила, относящиеся и к ней. А когда поняла, то резко сбросила давление пара. Она позволила своей команде адвокатов в синих костюмах отвести себя чуть подальше от симпатичного сотрудника полиции.

Только я стояла так близко, что услышала:

- Будь она моей женой, я бы тоже застрелился.

Я засмеялась - не смогла удержаться.

Он повернулся, глядя сердитыми глазами. Не знаю, что такое выражалось у меня на лице, но он улыбнулся.

- Считайте, что вам повезло, - сказала я. - Я пару раз видала миссис Беннингтон в деле.

Я протянула руку. Он пожал ее по-деловому - хорошо, энергично.

- Лейтенант Николс. Примите мои соболезнования по поводу необходимости иметь дело с...

- ...этой бешеной сукой, - договорила я. - Вы это хотели сказать?

Он кивнул:

- Именно этими словами. Абстрактно я на стороне вдовы с тремя детьми, которая должна получить свои деньги, - но очень трудно сочувствовать ей персонально, когда с ней знаком.

- Я заметила, - ответила я, улыбаясь.

Он засмеялся и достал пачку сигарет:

- Не возражаете?

- Здесь, на открытом воздухе, - нет. К тому же вы это заслужили, разбираясь с очаровательной миссис Беннингтон.

Он постучал по пачке, выбивая сигарету привычным жестом опытного курильщика.

- Если Гордон Беннингтон встанет из могилы и скажет, что покончил с собой, она взорвется, миз Блейк. Мне не разрешено в нее стрелять, но я не знаю, что еще можно будет сделать.

- Может, ее адвокаты на нее сядут. Я думаю, их здесь достаточно, чтобы ее удержать.

Он сунул сигарету в рот, продолжая говорить.

- От них не будет ни... ни черта толку. Слишком будут трястись за свой гонорар.

- Ни х... толку, лейтенант. Вы эту фразу искали.

Он снова засмеялся, да так, что пришлось сигарету вынуть изо рта.

- Да, именно так. Ни х... толку.

Снова сунув сигарету в рот, он вытащил здоровенную металлическую зажигалку, которых сейчас уже не носят. Полыхнуло оранжевое пламя в сложенных лодочкой ладонях - автоматический жест, потому что ветра не было. Кончик сигареты заалел, и лейтенант захлопнул зажигалку и сунул ее обратно в карман. Потом он вынул сигарету изо рта и выпустил длинную струю дыма.

Я невольно шагнула назад, отклоняясь от нее, но мы были на открытом воздухе, и миссис Беннингтон - это было достаточно, чтобы кого угодно заставить закурить. Или запить?

- А вы не можете позвать людей на подмогу? - спросила я.

- Им тоже не будет разрешено ее застрелить, - ответил Николс.

Я улыбнулась:

- Нет, но они могут встать живой стеной, чтобы она никого больше не стукнула.