Чтение 40–й страницы книги ~Лазоревый грех~

- На самом деле я сильна и практична, но не жестока.

Я уже стояла возле них и понимала, что не посмею ни к кому притронуться. Стоит мне тронуть Ричарда или близнецов, и насилие перейдет на новый уровень. Я это чувствовала.

Стивен жалобно визжал, как младенец, которого поедают заживо. Он скреб руками, стараясь удержаться за Грегори. Грегори плакал и старался не отпустить Стивена.

- Практичность - это сказать, что ты выставляешь нас слабыми перед членом Совета. Жестокость - сказать, что я стала Больверком, потому что ты слабак и сам им быть не можешь.

Он перестал растаскивать близнецов, и Джемиль воспользовался моментом, чтобы ускользнуть с ними. Конечно, при этом он оставил меня с Ричардом лицом к лицу. И это был один из тех моментов, когда я понимала, насколько Ричард внушителен физически. Он из тех крупных людей, которые обычно не кажутся крупными, но вдруг начинают казаться, и тогда ты бросаешься наутек - обычно слишком поздно.

Мы стояли, вызверясь друг на друга. Я не злилась, пока он не стал давить на Стивена и Грегори. Но когда я разозлюсь, я обычно остаюсь в этом состоянии. Я наслаждаюсь собственной злостью - такое у меня единственное хобби. С десяток едких замечаний плясали у меня на языке, и потому я взяла рот на замок - боялась того, что оттуда выпадет, если я его открою.

Я шагнула вперед, сокращая оставшееся расстояние. И теперь я увидела еще что-то, кроме гнева, в его глазах: страх. Он не хотел, чтобы я подходила близко. Класс.

Но я пошла вперед, и Ричард шагнул назад и лишь потом сообразил, что сделал. Я шагнула к нему еще раз, и он остался на месте. Я шла, пока пышная юбка моего платья не задела его ноги - накрыла краем носки его начищенных сапог. Мы стояли так близко, что намного естественнее нам было бы соприкоснуться, чем стоять просто так.

Я посмотрела вдоль его тела, встретилась с ним взглядом, и в моих глазах читалось знание. Я помнила все, что скрывал его официальный костюм, каждый дюйм этого тела.

Когда я подняла глаза, Ричард не смотрел мне в лицо: он смотрел на мое декольте. Я глубоко вздохнула, заставив холмы грудей подняться и опуститься, будто их толкала изнутри невидимая рука.

Он поднял глаза от моей груди, посмотрел в глаза. Ярость в его лице была почти самодостаточной. Гнев без цели и без формы. Как лесной пожар, который начинает с пожирания деревьев, а потом в какой-то момент начинает жить своей жизнью, будто ему даже не нужно уже топливо, ничего не нужно, чтобы существовать. Он горит, ширится, уничтожает, и не потому что ему нужно горючее, а просто потому, что он пожар.

Я ответила на ярость Ричарда собственной яростью. Его пожар был нов, он еще не успел прогореть до души, выжечь себе пространство, где ничего нет, кроме гнева. Мой был стар, почти сколько я себя помню. Если Ричард хочет драться, можем драться. Если он хочет трахаться, можем трахаться. В этот момент и то, и другое будет почти одинаково разрушительно - для нас обоих.

Его зверь встрепенулся на зов гнева, как пес на зов хозяина. Сильные эмоции могут вызвать перемену, а эта была настолько сильной, насколько эмоция у Ричарда может быть.

Энергия его зверя дрожала, как воздух над раскаленной дорогой в летний день, - видимая волна силы. Она танцевала по обнаженной коже моего тела. Когда-то он мог заставить меня кончить лишь прикосновением этого зверя, вбиванием его в мое тело. Но сегодня мы будем заняты другим. И вряд ли чем-то приятным.

Мюзетт подплыла к нам в заляпанном кровью платье. Ее глаза снова стали синими. Она погружала руки в энергию Ричардова зверя, игравшего между нами. Она не касалась этой энергии, только играла с нею.

- О, как ты будешь вкусен, tres bon, tres bon.

Она рассмеялась тем смехом, на который оборачиваются в баре мужчины. Этот звук не сочетался с засыхающей на лице кровавой маской.

Ричард впустил ярость в собственные глаза и направил на нее. От такого взгляда, я думаю, любой другой из присутствующих бы попятился. Мюзетт рассмеялась снова.

Ричард повернулся к ней лицом. Его ярости было все равно, на кого бросаться, - любой подойдет.

- Здесь тебе делать нечего. Когда мы разберемся с делами стаи, тогда и только тогда мы будем разговаривать с вампирами.

Мюзетт запрокинула голову и заржала - другого слова не подберешь. Она смеялась, пока слезы не потекли по лицу, прокладывая дорожки в засыхающей крови. Постепенно смех затих, а когда она открыла глаза, они были медово-карие.

У Ричарда перехватило дыхание. Я была достаточно близко, чтобы это заметить: он на краткий миг перестал дышать.

Запах роз был повсюду.

- Ты помнишь меня, волк! Я чувствую это по твоему страху. - Мурлычущее контральто прокатилось по моей коже дрожью, и я увидела, как Ричард тоже передернулся. - Я с тобой поиграю потом, волк, а сейчас, - она обернулась и поглядела на Ашера, - сейчас я буду играть с ним.

Ашер все еще прижимался к стене в той полной неподвижности, которой обладают лишь старые вампиры. Он погрузился в молчание вечности, стараясь, чтобы ничего не случилось, стараясь спрятаться у всех на виду. Это не получилось.

Тело Мюзетт направилось к нему, и из нее начала изливаться Белль. Темное призрачное золото заблестело на белом фоне. Черные волосы заметались вокруг фантомным пламенем, шевелящимся на ветру, струйками потекшим по залу - на ветру силы Белль.

- Что это? - шепнул Ричард, и я даже не знала, нужен ли ему ответ, но все равно сказала:

- Мюзетт - суррогат Белль Морт.

Он не мог оторвать глаз от призрачного силуэта Белль вокруг тела.

- И что именно это значит? - спросил он.

- Это значит, что мы по уши в дерьме и тонем.

Тут он повернулся ко мне:

- Я - Ульфрик, Анита. И не перестаю им быть только потому, что в город заявились какие-то вампиры высокого ранга.

- Будь Ульфриком, Ричард, бейся мордой об стенку до смерти, но постарайся при этом не уничтожить всех нас.

Его гнев чуть ослаб под приливом страха. Невозможно быть так близко к силе Белль и не бояться.

- Я либо Ульфрик, либо нет, Анита. Либо господин, либо раб. Быть и тем, и другим одновременно я не могу.

Я приподняла брови:

- Вообще-то можешь. - Я подняла руку, останавливая ответ. - Сегодня у меня нет на это времени, Ричард. Завтра, если будем еще живы, обсудим. Идет?

Он нахмурился:

- Она же здесь не во плоти, Анита, это всего лишь метафизические игры. Насколько это может быть серьезно?

В этот момент я поняла, что Ричард все еще живет в своем другом мире. В мире, где все играют честно и ничего ужасного никогда не происходит. Наверное, очень мирная там жизнь, на той планете, которую люди вроде Ричарда называют своей родиной. Этот пейзаж мне всегда очень нравился, но я никогда там не жила. Беда в том, что и Ричард тоже живет не там.

Тишину прорезал первый вопль. Леопарды пятились назад, припадая к земле у ног Белль Морт. Только Мика остался стоять. Он встал перед Ашером, но рост у него как у меня, и прикрыть Ашера целиком он не мог.

Я посмотрела на Ричарда - никогда не видела такой боли в его глазах. Ему никогда не проснуться и не учуять кровь. Никогда он не изменится по-настоящему.

Я отвернулась от него и пошла к Ашеру и Мике. Жан-Клод оказался рядом со мной, предложил мне руку, и я приняла ее. Никто больше с нами не двинулся. Крысолюды не могли напасть на Мюзетт. Леопарды делали все, что могли, но этого было мало. Только волки могли нам помочь, но Ричард не позволил бы им.

И я подумала, сколько еще пройдет времени, пока я возненавижу Ричарда.

Глава 48

Я не могла понять, почему кричит Ашер. Не было крови, не было повреждений на теле, но он все равно кричал. Подойдя ближе, я увидела, как уходит плоть с его лица. Будто кожа спадается на костях черепа - прикосновение Белль выпивает его досуха. Не только кровь - все вообще.

Я рискнула посмотреть на Жан-Клода, и он был поражен - но через долю секунды его лицо опять ничего не выражало. Я почувствовала, как он уходит в пустоту, где прячется.

- Она так может осушить его до смерти.

Голос его прозвучал на удивление безжизненно.

- А у тебя иммунитет? Ведь не она тебя создала.

- Она наша Sardre de Sang, и ни у кого из нас нет иммунитета к ее прикосновению.

Я остановилась и толкнула его назад:

- Тогда оставайся здесь. Не хватало мне только беспокоиться о вас обоих.

Он не стал спорить, но взор его устремлялся мимо меня, к Ашеру. Я не знаю, услышал ли он меня, и времени проверять у меня не было. Я почти бежала, когда Мика оттолкнул Белль. Оттолкнул Белль всем телом, прервав ее контакт с Ашером.

Тот медленно сполз по стене, и пылающее лицо Белль поцеловало Мику. Как только их губы соприкоснулись, я ощутила, как приливом горячей воды заливает зал ardeur, как впиваются мне в кожу его жалящие капли. Я застыла посреди шага, будто оступилась. И так я стояла между Ашером у стены и Микой, почти не видном в золотом объятии. Я знала, что могла бы, используя ardeur, иссушить Мику до смерти за несколько дней, но что-то мне подсказывало, что она может быстрее.

Рука Ашера протянулась ко мне - рука почти скелета, палочки, обтянутые бумагой. Мика пытался оттолкнуться от тела Мюзетт-Белль, но она оседлала его, сцепив руки у него за спиной, а светящиеся алые губы - как красный туман поперек его лица. Я на миг ощутила, как умирает, выцветает - за неимением лучшего слова - Ашер. К нему шел Жан-Клод, но я знала, что в Жан-Клоде нет жизни, которой можно поделиться. Но тут крест, закрытый лентой у меня на груди, запылал.

Он обжигал кожу, будто черная лента раскалилась. Приглушенно вскрикнув, я рванула ленту, и крест вывалился наружу - белый, горячий, как пленная звезда на цепочке.

Мика отшатнулся от Белль Морт. Жан-Клод накрыл себя и Ашера полой бархатного камзола. Остальные вампиры спрятали лица и зашипели на свет. Уголком глаза я заметила движение за миг до того, как на меня налетел Анхелито. Остановить его было теперь некому, крест оказался оружием обоюдоострым.

Он сгреб меня одной рукой, оторвав от земли, а другой схватился за крест. Я ему ткнула в горло тремя пальцами, сложенными наконечником копья. Он задохнулся и уронил меня, но рукой держался за крест, и когда я упала, цепь порвалась, врезавшись в шею. Как только крест оказался у него в руках, сияние стало гаснуть.

Тело Мюзетт повернулось ко мне, но глаза ее были озерами темно-золотистого огня, и сейчас это не был наложенный на нее образ, а было будто двойное зрение. Мои глаза видели Мюзетт с не тем цветом глаз, но в голове у меня была Белль. Белль во плоти, чуть повыше Мюзетт, черные волосы волнами до колен, в золоте платья белый треугольник выреза, жемчужное резное лицо и четкие, полные, красные губы. Она обернула мне руки миниатюрными ладонями с длинными темными ногтями, погладила бархат рукавов. Прижав меня к себе, она наклонилась поцеловать меня красным ртом.

Голосок в голове кричал: "Не позволяй ей!", но я не могла шевельнуться, не могла отстраниться и не знала даже, хочу ли я отстраняться.

Неимоверно красные губы нависли над моими. Я ощущала ртом ее дыхание. Мир благоухал розами. И вдруг я ощутила на губах поцелуй Ашера. Ощутила, будто только что целовалась с ним. От этого вкуса у меня раскрылись глаза, голова отдернулась от рта Белль. Я отодвинулась.

Ее глаза смотрели на меня в упор - озера золотистого огня, будто коричневая вода под сверкающим солнцем. Я поняла, что теряла сознание, и она держит меня, как в танце. Рука ее была у меня за головой, поднимала меня навстречу ее поцелую.

Ощутив движение, я повернула глаза в сторону и увидела Ричарда. И Белль тоже его увидела.

- Вмешайся, и я снова вызову в тебе ardeur, волк. Ты не привел с собой женщин - ты думаешь, тебя это спасет? Нет. Ardeur хочет только пищи, и ему все равно, какова она будет.

Ричард заколебался. Я ртом ощущала вкус его страха, но под ним оставался тот же вкус поцелуя Ашера.

Вдруг рядом с Белль оказался Жан-Клод:

- Это меня ты хочешь. - Он театральным жестом развел руки, распахнув полы черного бархата, рассыпав вокруг себя волосы. - Я здесь.

Не знаю, что случилось бы дальше или что она сказала бы, потому что на меня нахлынуло неодолимой волной воспоминание о близости с Ашером. Нахлынуло, накатило, как недавно в присутствии Джейсона, но на этот раз было больше, хуже, лучше. У меня выгнулась спина, я забилась в судорогах на руках у Белль, неожиданно вскрикнула, непроизвольно когтя руками воздух и лицо Белль. Она уронила меня, и я смутно, как через матовое окно, увидала, что ее руки схватили Жан-Клода.

Ричард подхватил меня, не дав упасть, поднял на руки. Вид у него был встревоженный донельзя.

- Анита, ты цела?

Я сумела кивнуть, но даже при такой близости Ричарда, при таком нежном и обеспокоенном его лице я повернула голову посмотреть на Ашера. Ничего не могла с собой поделать. Волосы Ашера, как елочная золотая канитель, безжизненно повисли вокруг... скорее даже черепа, чем лица. Губы иссохли в ниточку, обтягивая клыки. Только глаза остались теми же - озерами светло-голубого огня, как если бы зимнее небо могло гореть.

Увидев его глаза, я попыталась выползти из рук Ричарда, поползти к Ашеру.

- Анита, Анита, в чем дело? - Он держал меня, повернув к себе, чтобы я на него взглянула.

Я смогла заговорить, но сказала только одно слово:

- Ашер.

Он посмотрел на павшего вампира и не смог скрыть на лице отвращения.

- Я знаю, Анита. Я не хотел.

Я не знаю, за что он извинялся, и не хотела знать. Было еще что-то, о чем мне надо было тревожиться, что-то такое, о чем я забыла. Но я ни о чем не могла думать, кроме глаз Ашера и того, что я должна быть рядом с ним. Должна.

Ричард внезапно встал, держа меня на руках. Послышался скребущий звук, будто от тысячи крохотных коготков. Мохнатой пищащей волной на пол пещеры хлынули крысы - тысячи крыс.

Сила Ашера уходила, и я знала, что ему дорого обошлось мое освобождение. И в тот же миг поняла, что только я могу напитать его энергией достаточно, чтобы сохранить ему жизнь.

Ричард тихо, с отчаянием, вскрикнул и повернулся так, что я увидела, отчего он побледнел. Два вампира, которым пулями снесло череп, медленно вставали на ноги. Они исцелились. Странные лица с кошачьими глазами были невредимы. Даже шрама не осталось там, где входили пули.

- Твою мать, - сказала я.

У одного из гиенолаков не выдержали нервы, и он выстрелил в кишащую массу крыс. Тут же прозвучал второй выстрел, и гиенолак свалился с дырой в спине посреди слоя крыс. Они закипели вокруг, и тело исчезло из виду. Но звуки - звуки ничего не скрывало. Я не так близко была к выстрелам, чтобы меня оглушило, и впервые я об этом пожалела. Звук мелких зубов, терзающих плоть, пищащие голоса из кучи, которая только что была человеком, оглушили всех.

Один из крысолюдов таращился на пистолет у себя в руке, будто не знал, откуда тот появился. Потом он повернулся к нам побелевшим лицом. Кажется, он сказал: "Я не хотел...", но тут заорал Бобби Ли:

- Бросай оружие! Бросай оружие на фиг! Никому не стрелять!

Он запустил собственный пистолет через зал, и остальные крысолюды последовали его примеру.

Кое-кто из гиенолаков опустил пистолет, но только один выбросил. Бобби Ли опустился на колени и сложил руки на голове. Его примеру последовала Клодия, потом и остальные крысолюды. Я знала зачем: они боялись, что Мюзетт-Белль использует их против нас. Но я бы не хотела стоять на коленях на полу, где бегают крысы.

Наконец ко мне вернулась способность мыслить настолько, что я вспомнила: быть может, сейчас Жан-Клод бьется за свою жизнь. Но нет, ничего такого. Белль держала в ладонях его красивое лицо, но он по-прежнему стоял на ногах. Его руки лежали поверх ее рук, прижимая их к щекам. Лицо осталось таким же безупречным и невредимым, на губах играла легкая улыбка. А вот у Белль глаза расширились от удивления, и лицо было недовольное. Он не мог есть ее, как она Ашера, но, как это ни странно, вроде бы у нее были какие-то трудности насчет есть его.

Я знала, что крыс позвала Мюзетт-Белль. Я не думала, что она имеет какое-то отношение к восстановительной способности двоих детей ночи. Они поднимались с пола, один поддерживал другого, но они не смотрели ни на Белль, ни на кого-либо другого. У меня была секунда подумать, не затаили ли они злобу, но тут волна крыс прыгнула на первого гиенолака, мелкие резцы попытались рвануть черную кожу. Стоял ор, и гиенолаки открыли огонь по мелким крысам, превращая тельца в красные лохмотья. Но крыс было невероятно много.

Поток крыс обтекал стоящих на коленях крысолюдов, как скалы в реке.

- Можешь стоять? - спросил Ричард.

- Кажется, да.

Он бережно опустил меня на пол, потом посмотрел на своих вервольфов, стоявших недовольной толпой. Очевидно, Ричард обошелся с Сильвией достаточно жестко, поскольку никто не смел его ослушаться. Ну, разве что Джейсон вырывался из захвата, в который взял его руку Шанг-Да, но никто не пытался ему помочь. Что же сотворил Ричард с Сильвией?

Вдруг воздух запах мускусом волчьей шкуры, густой влажностью лиственной подстилки, вечнозеленой рождественской елкой, будто только что мое меховое плечо задело хвою с непросохшей росой в тихое утро. Та часть моей личности, что была зверем Ричарда, вылилась из моего тела и расходилась по коже, как ветер.

Ричард глянул на меня янтарными глазами волка. Он открыл соединяющие нас метки, открыл во всю ширь. Закинув голову, он взвыл, и десяток глоток стал вторить ему, а потом вервольфы двинулись вперед черной всесокрушающей волной.

Шанг-Да и Джемиль держались за спиной у Ричарда, и у них показались когти вместо ногтей - полуперемена настоящих альф. Я почувствовала, как сбрасывают кожу остальные, как сосредоточенными ударами взрывается их энергия.

Теперь я ощущала и то, что Жан-Клод закрыл свой выход нашего триумвирата как можно тщательнее. Я могла на него смотреть, но никак не ощущать. От него ничего не исходило. Он ожидал смерти и не хотел утаскивать нас с собой.

Я подобрала один из пистолетов, брошенных крысолюдами, и тут же почувствовала себя лучше. Очень приятная тяжесть в руке.

К сожалению, я не была единственным слугой-человеком, подхватившим пистолет. Анхелито выстрелил в одного из гиенолаков, тот завертелся волчком и свалился, крича и размахивая руками и ногами, пытаясь отогнать крыс.

Я стала стрелять по ближайшим к нему крысам, но их было слишком много. Как стрелять по воде - она раздается, но остановить ты ее не можешь.

Но я знала один способ остановить крыс и навела пистолет на голову Мюзетт-Белль. Если я ее убью, крысы уберутся туда, откуда пришли.

Я медленно выдохнула, успокоилась, чтобы стрелять наверняка - слишком близко это было к Жан-Клоду. Мне на руку прыгнула крыса, всадила зубы. Целая волна их стала запрыгивать мне на платье, цепляясь коготками за тяжелую ткань. Я вскрикнула, и вдруг рядом оказался Мика, низко пригнувшись, и зашипел на крыс. Те, что были на полу, в ужасе рассеялись. Но тех, что были уже на мне, страх не брал. Мика помог мне содрать их и бросил в кишащую массу. Крысы накрыли раненых собратьев и тоже съели.

Кажется, крысы больше боялись леопардов, чем волков, и леопарды стали отходить от стены, шипя и обращая грызунов в бегство, отвоевывая все больше пространства.

Двое вампиров, которых я думала, что убила, отрастили когти и клыки, каких никогда ни у одного вампира не было. И они двигались сквозь массу вервольфов, разбрызгивая кровь и обломки белых костей.

Огромная лапа взметнулась над Шангом-Да, и я выстрелила, не думая, - я уже могла прицелиться, потому что леопарды очистили для меня круг. Голова вампира снова разлетелась. Но я знала, что, если мы хотим оставить его мертвым, надо вынуть сердце и сжечь. Развеять пепел над разными массивами текучей воды тоже не повредит.

Шанг-Да успел еще бросить взгляд в мою сторону, но тут же второй вампир бросился на них, и все трое оказались на полу на съедение крысам.

Бурей взлетел над шумом голос Белль, как удар грома, остановивший всех. Даже мохнатое море крыс застыло.

- Хватит!

Она отступила от Жан-Клода, и он засмеялся. Не своим волшебным смехом, который скользит по коже и заставляет думать о сексе, а смехом обыкновенным, смехом незамутненной радости.

- Мы прекращаем сражение, - сказала Белль, и хотя голос ее был так же глубок, сексуального мурлыканья в нем поубавилось. Она была не то чтобы сердита, но выбита из колеи, будто ей поднесли очень неприятный сюрприз.

Крысы покатились назад, как отступающий прибой. Они пищали и повизгивали, но уходили. Почти все вервольфы были покрыты мелкими красными следами. Остатки павшего гиенолака выглядели так, будто их перемололо что-то намного большее.

Жан-Клод обрел голос - такой же радостный, каким был его смех.

- Ты не можешь от меня кормиться. Не можешь взять то, что дала мне, потому что я больше не принадлежу твоей линии. Я - Sardre cle Sang своей собственной линии.

Белль смотрела на него с пустым лицом - маской, которую я очень хорошо знала. Она скрывала свои истинные чувства.

- Я знаю, что это значит, Жан-Клод.

- Ты более не можешь обращаться со мной как с младшим представителем твоей линии, Белль. Между двумя Sardre de Sang следует соблюдать определенные тонкости.

Она огладила пышную юбку, и я узнала жест: такой же был у Жан-Клода. Нервничает. Белль Морт нервничает.

- Я была в своем праве поступить так, как поступила, ибо ни я не знала, ни ты.

- Вполне верно. Но сейчас, когда мы оба уже знаем, ты должна забрать всех своих людей и покинуть нас. Покиньте наши земли сегодня, ибо, если завтра ночью вы еще будете на нашей территории, у вас будет отнята жизнь.

- Но ведь ты не убьешь мою Мюзетт?

Какая-то неуверенность все же слышалась в ее голосе.

- Иметь возможность убить Мюзетт законным образом, без политических последствий. - Он слегка прищелкнул языком. - Это заветнейшее желание многих мастеров, и это сделаю, Белль. Ты ощущаешь правду моих слов.

Она чуть-чуть напряглась.

- Я сохраню контроль над Мюзетт, пока мы не покинем ваши земли. Она не всегда умеет держать себя в руках.

- Очень будет нехорошо, если она не удержит себя в руках здесь, в Сент-Луисе, - сказал Жан-Клод, и голос его прозвучал ровно. Радости в нем больше не слышалось.

Черри тронула меня за локоть:

- Извините, что перебиваю. Я по вампирам не специалист, но мне кажется, что Ашер умирает.

Глава 49

Ашер лежал у дальней стены. От него остался скелет, обтянутый пергаментной кожей. Под ним была постель новогодней канители - остатки его золотых волос. Одежда спалась на иссохшем теле, как спущенный воздушный шарик. Глаза закрылись и только выпирали из-под истонченной кожи двумя шариками. Все остальное иссохло.

Я рухнула рядом с ним на колени, потому что внезапно меня перестали держать ноги.

- Он не умер, - сказал детский голосок Валентины, но подходить она не стала. Она хотела меня утешить, но дурой не была.

Я смотрела на то, что осталось от его красоты, и не верила ей.

- Смотри не глазами, ma petite, - посоветовал Жан-Клод. Он не опустился на колени - остался стоять лицом к Белль Морт, будто не решался повернуться к ней спиной.

Я поступила так, как он сказал: посмотрела на него с помощью силы, а не моих телесных глаз. В Ашере ощущалась искра, что-то еще горело в нем. Он не был мертв, но практически - почти. Я подняла глаза на Жан-Клода:

- Он слишком слаб, чтобы взять кровь.

- И у него нет ни слуги-человека, ни подвластного зверя, - заметила Белль Морт. - У него нет... - Она замолчала, будто подыскивая слово, потом нашла: - Ресурсов.

Ресурсов - какое изящное выражение. Но какое бы ни было выражение, а она была права. Ашер мог питаться только кровью, а для этого он был слишком слаб... Я даже про себя не могла додумать эту мысль.

- Белль Морт могла бы его спасти, - сказал Жан-Клод безразличным голосом.

Я посмотрела на него, потом на нее:

- Что ты хочешь этим сказать?

- Она его создала, и она - Sardre de Sang. Она просто могла бы отдать ему энергию, которую у него украла.

- Я ничего не украла, - ответила Белль голосом тоже безразличным, но с ноткой гнева. - Нельзя украсть то, что принадлежит тебе по праву, а Ашер - мой, весь мой, Жан-Клод, каждым кусочком кожи, каждой каплей крови. Он жив только моей поддержкой, а без нее он мертв.

Жан-Клод сделал едва заметный жест:

- Быть может, "украла" - не точный термин, но ты можешь восстановить его жизненную энергию. Можешь вернуть его настолько, что он сможет питаться кровью.