- Так это он карточные расчеты записывал! После Z минус, после J
всегда плюс. Значит буквой Z он помечал проигрыши, а буквой J выигрыши?
Только и всего? - Варя разочарованно пожала плечами. - Но где ж здесь
шпионаж?
- А никакого шпионажа не было. Шпионаж - высокое искусство, здесь же
мы имеем дело с элементарным п-подкупом и предательством. 19 июля,
накануне первой Плевны, в клубе появился бретер Зуров, и Лукан втянулся в
игру.
- Выходит, Z - это Зуров? - воскликнула Варя. - Погодите-ка... - Она
зашептала, глядя на цифры. - Сорок девять... семь в уме... Сто четыре... -
И подытожила. - Всего он проиграл Зурову 15800. Вроде бы сходится, Ипполит
ведь тоже говорил про пятнадцать тысяч. Однако что такое i?
- П-полагаю, пресловутый перстень, по-румынски inel. 20 июля Лукан
его проиграл, 29-го отыграл обратно.
- Однако кто такой J? - потерла лоб Варя. - Среди игроков на J вроде
бы никого не было. У этого человека Лукан выиграл... м-м... Ого! Тридцать
пять тысяч! Что-то не припоминаю за полковником таких крупных выигрышей.
Он бы непременно похвастался.
- Тут хвастаться было нечем. Это не выигрыш, а гонорар за измену.
П-первый раз загадочный J вручил полковнику деньги 21 июля, когда Лукан
проигрался Зурову в пух и прах. Далее покойный получал от своего
неведомого покровителя по пять т-тысяч 23-го, 25-го и 27-го, то есть через
день. Это и позволяло ему вести игру с Ипполитом. 29-го июля Лукан получил
сразу пятнадцать тысяч. Спрашивается, почему так м-много и почему именно
- Он продал диспозицию второй Плевны! - ахнула Варя. - Роковой штурм
произошел 30 июля, на следующий день!
- Еще раз браво. Вот вам секрет и лукановской п-прозорливости, и
поразительной т-точности турецких артиллеристов, расстрелявших наши
колонны еще на подходе, по площадям.
- Но кто таков это J? Неужто вы никого не подозреваете?
- Отчего же, - невнятно пробурчал Фандорин. - П-подозреваю... Однако
пока не складывается.
- Значит, нужно просто найти этого самого J, и тогда Петю освободят,
Плевну возьмут и война закончится?
Эраст Петрович подумал, наморщил гладкий лоб и очень серьезно ответил:
- Ваша логическая цепочка не вполне к-корректна, но в принципе верна.
В пресс-клубе Варя появиться в тот вечер не осмелилась. Наверняка все
винят ее и в смерти Лукана (они же не знают об измене), и в изгнании
всеобщего любимца д'Эвре. Француз из Букарешта в лагерь так и не вернулся.
По словам Эраста Петровича, дуэлянта подержали по арестом и велели в
двадцать четыре часа покинуть территорию Румынского княжества.
В надежде повстречать Зурова или хотя бы Маклафлина и выведать у них,
насколько сурово к преступнице общественное мнение, бедная Варя
прогуливалась кругами вокруг пестревшего разноцветными флажками шатра,
держа дистанцию в сто шагов. Податься было решительно некуда, а идти к
себе в палатку очень уж не хотелось. Милосердные сестры, славные, но
ограниченные создания, снова станут обсуждать, кто из врачей душка, а кто
злюка, и всерьез ли однорукий поручик Штрумпф из шестнадцатой палаты
сделал предложение Насте Прянишниковой.
Полог шатра колыхнулся, Варя увидела приземистую фигуру в синем
жандармском мундире и поспешно отвернулась, сделав вид, что любуется
осточертевшим видом деревеньки Богот, приютившей штаб главнокомандующего.
Где, спрашивается, справедливость? Подлый интриган и опричник Казанзаки
ходит в клуб запросто, а она, в сущности, невинная жертва обстоятельств,
топчется на пыльной дороге, словно какая-то дворняжка! Варя возмущенно
тряхнула головой и твердо решила убраться восвояси, но сзади раздался
вкрадчивый голос ненавистного грека:
- Госпожа Суворова! Какая приятная встреча.
Варя обернулась и скорчила гримасу, уверенная, что за непривычной
любезностью подполковника немедленно последует какой-нибудь змеиный укус.
Казанзаки смотрел на нее, растянув толстые губы в улыбке, а взгляд у
него был непонятный, чуть ли не искательный.
- Все в клубе только о вас и говорят. Ждут с нетерпением. Не каждый
день, знаете ли, из-за прекрасных дам клинки скрещивают, да еще с
летальным исходом.
Настороженно нахмурившись, Варя ждала подвоха, но жандарм заулыбался
еще слаще.
- Граф Зуров еще давеча расписал всю эскападу в сочнейших красках, а
сегодня еще и эта статья...
- Какая статья? - не на шутку перепугалась Варя.
- Ну как же, наш опальный д'Эвре разразился в "Ревю паризьен" целой
полосой, в которой описывает
поединок. Романтично. Вас именует исключительно "la belle m-lle S". (1)
- И что же, - Варин голос чуть-чуть дрогнул, - никто меня не винит?
Казанзаки приподнял густейшие брови:
- Разве что Маклафлин и Еремей Ионович. Но первый - известный брюзга,
а второй редко наезжает, только если с Соболевым. Кстати, Перепелкину за
последний бой "Георгий" вышел. С каких таких заслуг? Вот что значит -
оказаться в правильном месте и в правильное время.
Подполковник завистливо причмокнул и осторожно перешел к главному:
- Все гадают, куда запропастилась наша героиня, а героиня,
оказывается, занята важными государственными делами. Ну-с, что там на уме
у хитроумного господина Фандорина? Какие гипотезы по поводу таинственных
записей Лукана? Не удивляйтесь, Варвара Андреевна, я в курсе событий.
Как-никак заведую особой частью.
Вон оно что, подумала Варя, исподлобья глядя на подполковника. Так я
тебе и сказала. Ишь какой резвый, на готовенькое.
- Эраст Петрович что-такое объяснял, да я не очень поняла, - сообщила
она, наивно похлопав ресницами. - Какой-то "Зэ", какой-то "Жэ". Вы лучше
спросите у господина титулярного советника сами. Во всяком случае, Петр
Афанасьевич Яблоков ни в чем не виноват, теперь это ясно.
- В измене, возможно, и не виноват, но в преступной неосторожности
наверняка повинен. - Голос жандарма лязгнул знакомой сталью. - Пусть пока
посидит ваш жених, ничего с ним не сделается. - Однако Казанзаки сразу же
сменил тон, очевидно, вспомнив, что сегодня выступает в ином амплуа. - Все
образуется. Ведь я, Варвара Андреевна, не амбициозен и всегда готов
признать свою ошибку. Взять хотя бы несравненного мсье д'Эвре. Да,
признаю: допрашивал, подозревал - были основания. Из-за его пресловутого
интервью с турецким
- ---------------------------------------
(1) прекрасная мадемуазель С (фр.)
полковником наше командование совершило ошибку, погибли люди. Я имел
гипотезу, что полковник Али-беи - персонаж мифический, придуманный
французом то ли из репортерского тщеславия, то ли из иных, менее невинных
соображений. Теперь вижу, что был несправедлив. - Он доверительно понизил
голос. - Получены агентурные сведения из Плевны. При Осман-паше,
действительно, состоит не то помощником, не то советником некий Али-беи.
На людях почти не показывается. Наш человек видел его издалека, разглядел
только пышную черную бороду и темные очки. Эвре, кстати, тоже про бороду
поминал.
- Борода, очки? - Варя тоже понизила голос. - Неужто тот самый, как
его, Анвар-эфенди?
- Тс-с. - Казанзаки нервно оглянулся и заговорил еще тише. - Уверен,
что он. Очень ловкий господин. Лихо обвел нашего корреспондента вокруг
пальца. Всего три табора, говорит, главные силы подойдут нескоро.
Разработка незатейливая, но элегантная. Вот мы, болваны, наживку и
заглотили.
- Однако, раз в неудаче первого штурма д'Эвре не виноват, а убитый им
Лукан - предатель, получается, что журналиста выдворили неправильно? -
спросила Варя.
- Получается, что так. Бедняге просто не повезло, - махнул рукой
подполковник и придвинулся поближе. - Видите, Варвара Андреевна, как я с
вами откровенен. Между прочим, секретной информацией поделился. А вы не
хотите мне поведать сущий пустяк. Я переписал себе тот листок из книжечки,
бьюсь третий день, и все попусту. Сначала думал, шифр. Непохоже. Перечень
или передвижение частей? Потери и пополнения? Ну скажите же, до чего
додумался Фандорин?
- Скажу только одно. Все гораздо проще, - снисходительно обронила
Варя и, поправив шляпку, легкой походкой направилась к пресс-клубу.
К третьему и окончательному штурму плевненской твердыни готовились
весь знойный август. Хотя приготовления были окружены строжайшей
секретностью, в
лагере открыто говорили, что сражение произойдет не иначе как 30-го, в
день высочайшего тезоименитства. С утра до вечера по окрестным долинам и
холмам пехота и конница отрабатывали совместные маневры, по дорогам денно
и нощно подтягивались полевые и осадные орудия. Жалко было смотреть на
измученных солдатиков в потных гимнастерках и серых от пыли кепи с
солнцезащитными платками, но общее настроение было мстительно-радостным:
всё, мол, кончилось наше терпение, русские медленно запрягают да быстро
едут, прихлопнем назойливую плевненскую муху всей мощью медвежьей десницы.
И в клубе, и в офицерской кантине, где столовалась Варя, все разом
превратились в стратегов - рисовали схемы, сыпали именами турецких пашей,
гадали, откуда будет нанесен главный удар. Несколько раз заезжал Соболев,