Чтение 16–й страницы книги ~Алтын-Толобас~

Корнелиуса. Словно заклятье нависло над этим листком старинной бумаги --
собственно, уже и не листком, а сколькими-то килобайтами информации в памяти
компьютера. Самое обидное было то, что Николас даже не успел прочесть
послание капитана фон Дорна. Только: "Память сия для сынка Микиты егда". О
чем память? Когда "егда"? И почему там, чуть ниже поминаются какой-то
"алтын" и "рогожа"?

Неужели он теперь никогда этого не узнает? Что за фатальная нелепость!
Может, сумасшедший очкарик наиграется своей добычей, да и выбросит ее?
Описание кейса и всего содержимого у милиции имеется. Отчаиваться рано.

Он шел по длинному, устланному ковровой дорожкой коридору к своему
номеру 1531. Открыл дверь, остановился в тесной прихожей перед зеркалом. Ну
и вид: блейзер перепачкан известкой и тополиным соком, рукав надорван, двух
пуговиц не хватает. Узел галстука съехал на сторону, рубашка вся в пятнах. А
лицо! Мало того, что на щеках две намазанные зеленкой царапины, так
подбородок черный и в волосах застрял кусочек яичной скорлупы. Какая
гадость! Умыться, немедленно умыться. А потом -- под душ.

Николас щелкнул выключателем, распахнул дверь ванной. И замер.

На унитазе, закинув ногу на ногу, сидел давешний очкарик и приветливо
улыбался остолбеневшему магистру.
x x x

Первое чувство, которое испытал Фандорин -- не изумление, а абсурдная
радость от того, что похититель кейса нашелся. Абсурдная -- потому что чему
же тут радоваться, если от потрясения и сотрясения у человека поехали мозги
(отличное идиоматическое выражение из фольклорного блокнота) и его повело в
глюки (оттуда же).

-- Где кейс? -- спросил Николас у глюка. Видение улыбнулось:

-- Я думал, ты баскетболист, а ты баскетбольный мяч. Как ты ловко в
корзинку-то, а?

Галлюцинация восхищенно покачала чубатой головой, поправила правой
рукой очки на переносице, чуть приподняла левую, и Николас увидел черную,
матово поблескивающую трубку с еще более черной дыркой посередине.

-- Пожил уже, хватит, -- с ласковой укоризной сказал очкарик. -- Дай
другим пожить.

Дырка приподнялась еще на сантиметр, так что теперь смотрела Фандорину
прямо в лицо, палец на спусковом крючке двинулся -- и Николас инстинктивно,
не рассуждая, дернул головой в сторону. Трубка чмокнула, щеку обдало
горячим, а в стену сзади ударило чем-то хлестким, и посыпалась крошка.

В свое время Николас был нападающим университетской баскетбольной
команды -- не из-за того, что умел с середины площадки закинуть мяч прямо в
корзинку и не из-за роста (были в команде парни и подлиннее), а из-за
превосходной реакции и умения ориентироваться в игре. Во время матча с
будущим магистром происходила чудесная перемена -- у него начисто
отключалась рефлексия. Фандорин переставал думать головой, отдавая
управление своими действиями рукам и ногам, которые отлично справлялись с
задачей безо всякого участия интеллекта. Очевидно, из-за этого-то
периодического катапультирования рефлексии ему и не суждено было стать
великим ученым. Может, лучше было податься в профессиональные спортсмены?

Такого рода сомнения (уж они-то точно относились к категории рефлексии)
одолевали Николаса довольно часто. Но сейчас катапультирование спасло ему
жизнь.

Уже не вникая в тонкости -- действительно ли очкарик палил в него из
пистолета или это все-таки была галлюцинация -- Фандорин метнулся обратно в
прихожую и нырнул за выступ. Вовремя: зеркало треснуло, разбегаясь черными
лучами от маленькой круглой дыры. Еще один рывок, и Николас вылетел в
коридор.

Справа был лифт, но далеко, метрах в тридцати, не добежать -- пуля
догонит. Фандорин дернулся влево, где находилась лестница. Тоже далеко!
Однако в двух шагах от двери номера 1531 стояли двое носатых брюнетов, с
интересом глядя на человека, который выскочил из номера, словно чертик из
табакерки.

-- Sorry, -- пробормотал магистр и проскользнул между ними, задев
твердое, будто деревянное плечо одного из восточных людей, плотно сбитого, с
залихватски подкрученными усами.

Тот зычно крикнул вслед с характерным кавказским акцентом:

-- Э! Нэ понял!

Николас и не подумал оборачиваться -- несся по узкому коридору со всех
ног.

-- Ви что тут, с ума пасхадыли?! -- еще сердитей крикнул тот же голос,
а другой, звонкий и веселый -- голос Очкарика -- ответил:

-- Мильпардон, генацвале. Мы с корешом за пивом. Эй, Коляныч, не гони,
успеем!

-- Сначала извинысь, потом бэги! -- потребовал второй кавказский голос,
пожиже первого.

Дальше Фандорин не слышал, потому что уже нырнул в спасительный проем и
сломя голову, через три ступеньки, заскакал по лестнице.

Боже, благослови грузинов и их вспыльчивый нрав!

Сам не заметил, как слетел по лестнице с пятнадцатого этажа.
Способность к рефлексии все еще не вернулась, а то у Николаса, верно,
подкосились бы ноги.

Это был никакой не сумасшедший! Это был убийца! И судя по повадкам, по
страшной чмокающей трубке -- убийца профессиональный, каких Николас раньше
видел только в кино! Очкарику нужен был вовсе не кейс! Он хотел убить
Николаса -- и чуть было не убил. Дважды Фандорин спасся истинным чудом:
сначала благодаря контейнеру с мусором, потом благодаря двум задиристым
грузинам. Две кошачьи жизни долой.

В вестибюле дежурил милиционер, строго покосившийся на встрепанного
постояльца.

Николас заколебался -- позвать на помощь или лучше уносить ноги
подобру-поздорову?

Слава богу, рефлексия уже вернулась и вступила в свои права. Какая там
помощь? -- сказала она. Этот улыбчивый душегуб запросто проник в архивный
городок, который охраняют часовые с автоматами, и так же просто вышел
оттуда. С той же легкостью он проник в гостиницу, через придирчивого
швейцара, через этого самого милиционера. А ведь одет подозрительно:
ковбойка, кеды. Нет-нет, бежать, спасаться!

Но куда?

Выскочив на улицу, Николас ошарашенно обозрел поток машин, медленно
ползущих по Тверской. Даже такси не возьмешь -- платить нечем. Ни денег, ни
документов.

В британское посольство -- вот куда. Там царят разумность и порядок,
там помогут.

-- Извините, вы не знаете, где посольство Соединенного королевства? --
спросил Николас у топтавшейся неподалеку девушки -- миниатюрной,
черноволосой, со строго насупленным лбом. Та озадаченно посмотрела снизу
вверх, пожала плечами. То ли не знала, то ли он как-то не так спросил.

Задерживаться было нельзя. Фандорин добежал до подземного перехода и
стал протискиваться через густую толпу, лихорадочно соображая, как же
отыскать посольство.

Видимо, ясность мысли все-таки еще не вполне вернулась к родившемуся в
рубашке магистру -- ведь в кармане пиджака лежал превосходный "Бедекер".
Николас на ходу полистал яркую книжечку. Вот оно, посольство: Софийская
набережная. Где это? Квадрат D-7 на схеме центральной части города. Напротив
Кремля, на другой стороне реки Москвы. Так это же рукой подать --
каких-нибудь четверть часа ходьбы!

Обрадованный такой удачей, Фандорин зашагал по переходу в сторону реки
-- быстро, но уже не бегом, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания.

Жаль, что приходилось вот так, мимоходом пересекать Красную площадь.
Увы, не до исторических реминисценций. А сколько раз Николас представлял
себе, как с трепетом ступит на священный плац, с которого начинается отсчет
бескрайних просторов России! И еще намеревался непременно наведаться в
мавзолей, пока мумию погубителя великой державы не закопали в землю.

Хоть и торопился, хоть и не до того было, но на мавзолей все-таки
обернулся -- и раз, и два. Никогда не думал, что этот зиккурат так похож на
сложенные кубики из детского конструктора.

Что это мелькнуло сзади в толпе? Клетчатое, желто-зеленое?

-- А-а-а, -- захлебнулся магистр невыплеснувшимся криком. Следом, шагах
в двадцати, споро вышагивал Очкарик. Увидел, что Фандорин обернулся, и
радостно помахал рукой, просиял улыбкой: мол, все в порядке, я тут.

Николас резко остановился, присел на корточки и повернул рычажки -- на
правой платформе, на левой. Стал еще на несколько сантиметров выше из-за
высунувшихся роликов и, набирая скорость, помчался по брусчатке вперед, к
Покровскому храму. Сзади раздался свисток, потом другой, но это было пустое.

Москворецкий мост он пролетел на одном дыхании -- вполне возможно,
поставив при этом рекорд скорости по бегу на роликовых коньках. Так
разогнался, что, выворачивая вправо на набережную, зацепился ботинком за шов
на асфальте и растянулся во весь рост.

Здорово расшиб колено, порвал и без того обезображенные брюки, а
досаднее всего то, что от правой подошвы отлетели два колесика, и катить
дальше стало невозможно.

Николас испуганно оглянулся. Желто-зеленой ковбойки на мосту не было.
Кажется, оторвался.

Припадая на ушибленную ногу, двинулся к спасительному убежищу,
посольству Соединенного королевства Великобритании и Северной Ирландии.
x x x

Советник по безопасности Лоуренс Пампкин, грузный мужчина с брыластым,
как у мастифа, лицом и ярко-голубыми глазами, окинул медленным взглядом
потрепанного посетителя, пожевал губами и бесстрастно спросил:

-- Что с вашей одеждой, мистер Фандорин, то есть, сэр Николас? И почему
у вас зеленые полосы на щеках?

-- Понимаете, я... сначала свалился в мусорный бак, а потом упал с