достучишься. Да и стучаться никто не станет, потому что это будет считаться
вторжением в приватность. А хваленое британское остроумие! Господи, ни слова
в простоте, все с ужимкой, все с самоиронией. Разве возможно поговорить с
англичанином на какую-нибудь "русскую" тему вроде добра и зла, бессмертия
или смысла бытия? Невозможно. То есть, конечно, возможно, но лучше не стоит.
кровь, славянскую душу и голос предков. Вдруг, когда за окнами вагона
потянутся скромные березовые рощицы и осиновые перелески, а на станции с
перрона донесутся голоса баб, продающих смородину и семечки (или что у них
там теперь продают на перронах?), сердце стиснет от глубинного, сокровенного
узнавания, и Николас увидит ту самую, прежнюю Россию, которая, оказывается,
никуда не делась, а просто постарела -- нет, не постарела, а повзрослела --
на сто лет. Ужасно хотелось, чтобы именно так все и вышло.
x x x
фирменного поезда "Иван Грозный", доматывавших последние километры до
латвийско-русской границы. Жалко, почти совсем стемнело, и пейзаж за окном
сливался в сине-серую массу, оживляемую редкими огоньками, да еще мистер
Калинкинс очень уж отвлекал своим далеким от совершенства английским.
молочных продуктов на европейский рынок, было еще терпимо. Фандорин хотел
было дать коммерсанту добрый совет: забыть о европейском рынке, куда
латвийскую фирму все равно ни за что не пустят -- своих коров девать некуда,
а вместо этого лучше дружить с русскими и радоваться, что под боком есть
такой гигантский рынок сбыта сметаны. Хотел дать совет, да вовремя
удержался. Была у Николаса вредная, неизлечимая привычка -- соваться к людям
с непрошеными советами, что в Англии считается неприличным и даже вовсе
невообразимым. За тридцать с лишним лет жизни на Британских островах
Фандорин столько раз прикусывал себе язык, уже готовый самым беззастенчивым
образом вторгнуться в чужую privacy, что даже удивительно, как сей коварный
инструмент не был откушен начисто.
сетований на жестокосердие европейцев мистер Калинкинс перешел на обличение
русских, хуже которых, по его мнению, были только скаредные эстонцы. Николас
и сам был не слишком лестного мнения о новых русских, но слышать собственные
суждения из уст иностранца было противно. (Кажется, и Пушкин писал что-то в
этом роде?)
билетов на наш фирменный поезд "Карлис Ульманис". Там все по-другому --
чисто, культурно, свежие молочные продукты в ресторане. А это какой-то Гулаг
на колесах. Вы знаете, что такое "Гулаг"? Проводники дают холодный чай, в
ресторане пахнет тухлой капустой, а после границы, вот увидите, по вагонам
начнут таскаться проститутки.
Фандорин, но попутчик иронии не понял.
таможни мы с вами запрем дверь на замок и цепочку, потому что... пошаливают.
-- Мистер Калинкинс произнес это слово по-русски (получилось: because they
there... poshalivayut), пощелкал пальцами и перевел этот специфический
глагол как "hold up" -- Настоящие бандиты. Врываются в купе и отбирают
деньги. А поездная полиция и проводники с ними заодно -- подсказывают, где
пассажиры побогаче. Вот в позапрошлом месяце один мой знакомый...
вопиюще неучтивый поступок -- нацепил наушники и включил плейер, кассета в
котором была установлена на психотерапевтическую песню, призывавшую полюбить
Россию черненькой. Фандорин так заранее и спланировал: пересечь границу под
хриплый голос певца Юрия Шевчука.
сбавил ход, готовясь тормозить у первой русской станции, и Николас закачался
в такт заводному припеву. В сердце и в самом деле что-то такое шевельнулось,
в носу защипало, на глазах -- вот еще тоже новости! -- выступили слезы.
что петь вслух ему категорически противопоказано: как у чеховского героя,
голос у него сильный, но противный, и к тому же полностью отсутствует
музыкальный слух.
на англичанина с ужасом, словно увидел перед собой Медузу Горгону. Певец из
Николаса, конечно, был паршивый, но не до такой же степени? Ах да, вспомнил
магистр, Калинкинс ведь не знает, что я владею русским.
лязгом отъехала, и в купе, грохоча сапогами, ввалились двое военных в
зеленых фуражках: офицер и солдат.
вполне трезвый -- во всяком случае, от него пахло каким-то крепким, но,
видимо, недорогим спиртным напитком; к тому же он то и дело икал.
британцем, протянул ему вытянутую лопаткой ладонь и сказал:
происходит в России обыденный ритуал проверки паспортов. Неужто его принято
начинать с рукопожатия? Это непривычно и, должно быть, не слишком
гигиенично, если учесть, сколько пассажирских ладоней должен пожать офицер,
но зато очень по-русски.
руку. Тот изумленно уставился на сумасшедшего иностранца снизу вверх и
вполголоса пробормотал, обращаясь к подчиненному:
солдату. -- С него не паспорт, а справку из дурдома брать.
единорогом -- странный пограничник отнесся безо всякого интереса. Сунул
помощнику со словами:
уже занялся мистером Калинкинсом.·
Морщась, полистал странички, одну зачем-то посмотрел на свет. -- А визка-то
кирдык, смазанная, -- с явным удовлетворением отметил он. -- С такой только
в Африку ездить. И дату толком не разберешь.
-- Не я же штамп ставил! Господин старший лейтенант, это придирки!
ссажу тебя до выяснения, вот тогда будут придирки.
Сапрыка. -- И величественно вышел в коридор, задев плечом дверь.
пачку "уинстона", что лежала на столике, и тихонько попросил:
пачку.
только начинались.
здесь, видимо, было не принято), и в купе вошел чиновник таможни. На шее у
него висела шариковая ручка на шнурке. Окинул быстрым взглядом обоих
пассажиров и сразу подсел к гражданину Латвии.
кокаинчик?
У меня контракт с "Сырколбасимпэксом"!
обернулся к Николасу, доверительно сообщил. -- У нас тут на прошлой неделе
тоже был один "бизнесмен". Пакетик с дурью в очке прятал. Ничего, отыскали и
в очке.
вы у нас откуда будете?