сохранит, но и многократно укрепит ее державу. Знала она и то, что он,
будучи бесконечно ей благодарен, восславит ее память и не обидит дорогих ее
сердцу сподвижников.
стеснялся присутствием посторонних. Ну, Таня, допустим, дремала, обессиленно
откинувшись на стуле - умаялась за день, но сама Пелагия сидела рядом, у
самого подножия кровати, и нарочно стучала спицами как можно громче, чтобы
бесстыдник пришел в чувство.
каррарского мрамора нужно и не часовня. Это все мертвые камни. Вам же иной
памятник потребен, живой и прекрасный, который распространится из Дроздовки
по всей России, а потом и по всему миру. Кто продолжит ваше благородное и
многотрудное дело по выведению белого бульдога? Ведь для них для всех это
глупый каприз, нелепая причуда. Ваша мисс Ригли собак терпеть не может.
даже посмела завести себе кота, но Загуляй с Закидаем разодрали его
напополам.
Я, можно сказать, вырос на псарне. Нужно еще лет десять, чтобы от этого
крепыша, - Владимир Львович потрепал за ухо Закусая, сладко сопевшего под
боком у генеральши, - развернулась прочная, устойчивая порода. Назовут эту
породу "татищевской", так что и сто, и двести лет спустя...
наблюдавший за рукой, что рассеянно теребила ему ухо, предпринял решительное
действие - цапнул своими острыми, мелкими зубками холеный палец.
отчего щенок кубарем полетел на пол, но ничуть не обиделся, а радостно
гавкнул, немного помотал крутолобой головенкой и вдруг устремился прямо к
двери, прикрытой не совсем плотно, так что оставалась щель.
Таня, Таня! Он опять!
Владимир Львович.
часто-часто затопали по полу, дверь приоткрылась чуть шире, и Закусай
вырвался на свободу.
белел уже в дальнем конце. Увидев, что его почин оценен по достоинству,
торжествующе тявкнул и свернул за угол.
Пелагия едва успела увидеть белое пятнышко, резво прыгнувшее с лестницы
прямо в темноту.
сказал Бубенцов и скомандовал по-военному: - Ты, как тебя, налево, монашка
направо, я прямо. Кричите остальным, чтобы тоже искали. Вперед!
воззваниями к беглецу.
Таня.
разбредшихся по парку гуляющих Бубенцов.
мучитель! Отыщем и казним!
Мисс Ригли, я на поляну, а вы давайте вон туда!
смех. Начиналась привычная, превратившаяся в ритуал игра.
донесется ли откуда-нибудь знакомое повизгивание. И некоторое время спустя,
минут через десять, уже неподалеку от речного берега, увидела-таки впереди
что-то маленькое, белое. Ускорила шаг - точно он, Закусай. Уморился бегать и
залег под засохшей осинкой, в двух шагах от англичанкиного газона.
вспугнуть сорванца - потом разыскивай его полночи по всем зарослям.
"Попался!" схватила обеими руками за круглые теплые бока.
кровь, и от этого в груди стало тесно и очень горячо.
камень, блестел под луной влажным пятном налипшей сырой земли. Здесь же
виднелась и ямка, откуда камень выдернули.
и в самом деле был похож на ангелочка.
Только теперь Пелагия поняла: кто-то поспешал не сюда, а отсюда.
V СТРАШНО
Таниным воплям догадалась о случившемся, лишилась языка. Лежала на спине,
хрипела, пучила глаза на потолок, а пухлые пальцы мелко-мелко перебирали
край одеяла, все что-то стряхивали, стряхивали и никак не могли стряхнуть.
сям, помял, послушал через трубку, сделал укол, чтоб не задыхалась, а потом
вышел в коридор, махнул рукой и сказал:
Степаном Трофимовичем о видах на урожай да раз в полчаса заглядывал в
спальню - дышит ли. Марья Афанасьевна пока дышала, но все слабее и слабее,
подолгу проваливаясь в забытье.
приехал встрепанный, не до конца проснувшийся, но в полном облачении и со
святыми дарами. Однако когда вошел к умирающей, она открыла глаза и
непримиримо замычала: не хочу.
Георгиевич, сильно взбудораженный драматическими событиями.
дрожащий палец, показала куда-то в сторону и вверх.
особенного не было: стена, литография с видом Петербурга, портрет покойного
Аполлона Николаевича, фотография преосвященного Митрофания в полном
архиерейском облачении.
приезда Митрофания.
переговаривались по двое-трое, кто-то, напротив, тихо сидел в одиночестве. У
Пелагии не было возможности наблюдать за поведением каждого, а жаль, потому
что тут могло бы многое открыться. Глядишь, убийца бедного маленького
Закусая себя чем-нибудь и выдал бы. Но христианский долг превыше мирских
забот, и монахиня неотлучно сидела у ложа Марьи Афанасьевны, читая молитвы и
шепча слова утешения, которых страдалица, вернее всего, и не слышала. Лишь
на рассвете Пелагия зачем-то наведалась в сад, отсутствовала с полчаса и
вернулась в сильной задумчивости.
преосвященного все не было. Доктор только головой качал - говорил, что
больная держится из одного упрямства: вбила себе в голову во что бы то ни
стало дождаться племянника и теперь ни в какую не отойдет, пока его не
увидит.
мешала переписывать духовную. В свидетели призвал Спасенного и Краснова,
потому что Наина Георгиевна не выходила из своей комнаты, Петр Георгиевич
попросил его уволить, а Степан Трофимович лишь брезгливо поморщился: до
завещаний ли в такую минуту.
Появился Донат Абрамович Сытников, но встревать в чужие семейные дела не
пожелал - пусть будет, как будет (из чего следовало, что вовсе не так уж он
заинтересован в Горяевской пустоши, как мерещилось мнительной Марье
Афанасьевне).
Час спустя Корш, утирая платком пот, вышел из спальни и попросил квасу.
сердито объяснил он сестре Пелагии. - Я им не шут балаганный, а член
нотариальной гильдии. - И велел закладывать бричку, даже обедать не пожелал.
Корша, взял под локоть и громко что-то зашептал. Что - неведомо, только Корш
все равно уехал.
Корнев Павел
Посняков Андрей
Суворов Виктор
Куликов Роман
Сертаков Виталий
Нортон Андрэ