пожал плечами.
самое главное. - Скажите, господин защитник, в кого была влюблена Телианова
- в Мурада Джураева или все-таки в Бубенцова?
Самсонович побледнел и дернул себя за бороду.
им такую силу. Увязнув в словесных играх, вы упустили из виду главное: Наина
Телианова пошла бы на этакие безумства - укрывательство останков,
истребление собак - только ради того, кого любила всей душой. Но не ради
невежественного Черкеса, которого вы нам так старательно подсовываете на
роль убийцы. Что вы скажете на это? Кто здесь за деревьями не видит леса?
дыхание, чувствуя, что в эти мгновения решается судьба всего процесса.
спросил:
ответить, но в этот миг произошло такое, чего, наверное, не мог предвидеть и
многоумный владыка.
Спасенный, доселе сидевший тихо-тихо, так что все про него почти что и
забыли, выбежал из огороженного загончика для обвиняемых на середину.
залу, захлебываясь судорожными рыданиями. Охранники подхватили его под руки,
хотели поднять, но подсудимый вставать решительно не желал, и пришлось
тащить его обратно на скамью волоком.
окаянному!
закланялся.
чистосердечное.
воззвал:
меня больше моченьки! Много на нас с вами греха, ох много! Владыка правду
сказал про злых делателей, именно таковы мы с вами и есть. Христом Богом
молю, покайтесь!
удержали побелевшего от ярости инспектора, что самым убедительным образом
подтвердило слова преосвященного о мощи нервического исступления.
не посмели, но почтительная тишина, которой провожали преосвященного, была
триумфальнее любых оваций.
Чистосердечные! Желаю облегчить душу!
Владимир Львович, господин Бубенцов, во всех этих страшных убийствах, он и
убивал. Но и аз, грешный, повинен, ибо молчал, покрывал и содействовал - по
слабости и из страха живота своего!
помощь им бросились еще двое, и вчетвером они усадили-таки разбушевавшегося
подсудимого на место. Двигаться Владимир Львович не мог, но крикнул:
одного гласа его. Воистину он - Сатана. Прельстителен и полн соблазна. Дана
ему большая власть над человеками. И я, червь, не устоял перед искушением,
когда понял, какого размаха у него крыла. В сей мирный град он прибыл, чтобы
обратить его в прах, пепел и стон - и все во имя своего возвеличения.
Задумано у него было вознестись к самым вершинам земной власти, и ради этого
он ни перед чем бы не остановился. Он говорил мне:
воспарю и тебя с собой подниму". Но еще говорил и так: "Смотри, Срачица,
если против меня пойдешь, раздавлю, как глисту". И раздавил бы, такой уж это
человек. Заморочил, запугал, обольстил, и стал я псом его верным. Много
подличал и мерзавничал, грешен. Единственно чем не осквернавился -
смертоубийством, но и то по слабости нервов...
был вынужден дать ему воды. Немного успокоившись, кающийся продолжил:
я и в буквальности по головам этим высоконько вскарабкаюсь. Много что можно
порассказать, как он зытяков этих злосчастных путал, мучил да запугивал. И я
не отставал, хотел поощрение его заслужить... А с Вонифатьевыми что вышло. У
Владимира Львовича долги страшенные, еще с прежних времен. Это он здесь, в
Заволжье, таким львом вышагивал, а в Питере он все больше зайцем шмыгает, от
кредиторов скрывается. Это и карьере его мешает, ему уж и Константин
Петрович пеняли - неприлично, мол, для синодального чиновника. И вот, когда
гостили мы в Дроздовке у генеральши, разговор о купце этом приезжем зашел.
Владимир Львович возьми мне и шепни: а спроси-ка Сытникова, за сколько он
думает лес покупать?
его: еще одно слово - и он будет выведен из зала.
Спасенный. - Теперь надо правду говорить. Так вот. Как узнал он, что
Вонифатьев этот получит тысяч тридцать, а то и сорок, глаз у него и
загорелся. Я сижу, ничего такого и не думаю. Когда Сытников, осерчав на
Владимира Львовича, уходить стал, он говорит мне: догони, мол, проси на меня
не гневаться, а заодно спроси, не привезет ли своего гостя сюда, любопытно
на такого дикаря посмотреть. Я подумал - он для дела, план у него тогда был
под староверов подкопаться. Это уж он после, по вдохновению, на язычников
перенастроился. Ладно. Вернулся, докладываю. Нет, мол, не привезет. Купец по
заключении сделки едет дальше, даже и невзирая на позднее время. Ну-ну,
сказал Владимир Львович и вроде как интерес потерял. Только всего и было. А
ночью я стукнулся к нему в дверь - идейка у меня некая возникла, подлая
идейка, не буду говорить какая, потому что совестно и к делу не относится.
Стучу-стучу - не открывает. Я сначала удивился, потому что сон у него
чуткий, а после решил, что это он, верно, с дроздовской барышней ночует.
перед рассветом дождик начался. Но и тогда значения не придал. Прошло
несколько дней, нашли безголовых этих, и Владимир Львович сразу про зытяцкие
жертвоприношения заговорил. Такой знаток оказался всех ихних верований и
обычаев - я только диву давался. Ну и обрадовался, конечно. Как славно-то
выворачивало, будто по нашему заказу...
мне этакий червячок, еше с самого начала. Что-то больно складно выходит,
думаю. Будто лукавый нам ворожит... Что это сам Владимир Львович безголовых
подбросил, это мне, конечно, на ум не приходило. Только нынче, когда все
одно к одному собралось, я и про Сытникова вспомнил, и про пустую комнату, и
про мокрый плащ... И с художником теперь понятно, как он все обустроил. Сам
он Мурада и подпоил, больше некому. Чтобы я под ногами не путался, чтобы за
пьяным Мурадом всю ночь собачонкой по кабакам таскался. Думаю, Владимир
Львович и тогда уже замысливал в случае чего убийства эти на Мурадку
свалить. Иначе зачем бы ему тренога эта понадобилась? - Тихон Иеремеевич
показал на вещественное доказательство. - Можно бы как-нибудь и попроще. А
сила у Владимира Львовича большая, это он с виду только мозглявый, но весь
жилистый, и как в остервенение войдет - не дай Бог под руку попасть... Ну а
под конец он меня вовсе стесняться перестал. После следовательского опыта,
когда барышня Телианова ему в открытую угрожать стала, он сделался чернее
тучи. Ходил по комнате, думал, а потом вдруг говорит:
мол, спать легли". Вернулся только под утро. Весь вымокший, грязный...
непристойным образом.
Львович легко и даже грациозно перемахнул через барьер, подлетел к своему
неверному приспешнику, с размаху двинул его в ухо, а потом повалил на пол и
вцепился своими маленькими, но цепкими руками в горло.
сцена, так что заседание пришлось объявить прерванным.
x x x
Бубенцов сидел в наручных цепях и между двух охранников. Вид у инспектора
был совсем не синодальный: на лбу пунцовел изрядный кровоподтек, воротник
надорван, глаза лихорадочно блестят - одним словом, истинный Сатана.
оттопырилось, нос сделался похож на свеклу (это Бубенцов успел его еще и
зубами ухватить), а хуже всего было то, что говорить пострадавший более не
мог, ибо железные пальцы Владимира Львовича продавили ему горло. То есть
Тихон Иеремеевич предпринял было попытку, но его сипы и хрипы оказались
совершенно невразумительными, и председательствующий решил не мучить
страдальца, тем более что дело и так выходило окончательно ясным.
Афанасьев Роман
Березин Федор
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Браун Дэн
Марко Джон