Чтение 6–й страницы книги ~Правый поворот запрещен~

Чувствуя напряжение, внутренне сжался Лагойда.

- Вы можете поехать со мной. Я еду своей машиной, - наконец, не
выдержав, предложил Назаркевич.

- Мне надо быть там в половине девятого, - сказала Кубракова.

- Выедем в шесть утра.

- Буду ждать вас у подъезда, - она пошла проводить, а скорее
выпроводить Назаркевича из кабинета, сдвинуть ригель на замке, захлопнуть
дверь и вернуться к ожидавшему в кресле Лагойде, зная что уже никто, даже
секретарша не войдет в кабинет.

У порога Назаркевич, помявшись, глухо сказал:

- Вот то, что вы просили, - он протянул ей два листа бумаги с
машинописным текстом, соединенные скрепкой.

- Это потом, - она взяла страницы, распахнула дверь и сказала
секретарше: - Света, зарегистрируйте и сложите в мою папку для доклада
директору. - Она стояла в проеме, а Назаркевич уже в приемной. - Разговор,
который мы начали полторы недели назад, завершим завтра в дороге, - и
усмехнувшись, захлопнула за ним дверь...

Между тем Лагойда, ожидавший ее, думал, "Автобусом ей трястись четыре
с половиной часа. А Серега докатит ее за два с половиной, ездит он лихо".
От этих мыслей его отвлекли шаги Кубраковой, возвратившейся к столу. Он
напрягся.

- Что у вас? - не садясь, хмуро спросила.

- Хотел с вами поговорить... Все-таки... Я...

- Лучше письменно. Тут нужен документ, надеюсь, вы это понимаете? До
свидания.

С утра телефон в приемной не умолкал. Света, отрываясь от пишущей
машинки, отвечала:

"Еще не вернулась".

"В командировке... Нет, в Богдановске"...

"Не знаю"...

"Хорошо, вернется - передам"...

"Телефонограмма? Диктуйте"...

"В отъезде"...

"Я без нее рыться в бумагах не стану"...

"Почему не знаю? В Богдановске"...

"Это вы спросите у нее"...

И остальное - в том же духе. Приблизительно такими же были ответы
секретарши на вопросы сотрудников, заходивших в приемную в надежде
прорваться к Кубраковой, чтоб решить какое-то дело, поскольку знали, что
замдиректора по науке в "футбол" не играет, а при всей сложности своего
характера всегда решает, и люди, выходя от нее - довольные или недовольные
- удовлетворены уже тем, что Кубракова расставляет им все точки над "i".

Истекал второй день с момента отъезда Елены Павловны в Богдановск.
Свету это нисколько не тревожило. Она хорошо знала свою начальницу.
"Задержалась? Значит так нужно", - спокойно рассудила Света. Около пяти
часов позвонил Яловский.

- Света, Елена Павловна у себя?

- Нет, Альберт Андреевич, она еще не приехала.

- Что это она в Богдановске засиделась? - риторически спросил он и
повесил трубку...

В начале седьмого Света ушла домой. В девять накормила и уложила
сына. Затем хлопотала на кухне - готовила обед на завтра. Клокотала
закипевшая вода в кастрюле, где варилась свекла, Света мыла мясо, чистила
картошку, шинковала капусту. Муж - диспетчер на электростанции - в эту
ночь дежурил. В половине двенадцатого раздался телефонный звонок. Так
поздно позволяли звонить двое: муж, чтобы спросить о сыне: "Как Вовка?",
либо в экстренных случаях Елена Павловна, чтобы дать какое-то срочное
поручение на завтра.

Света сняла трубку.

- Светочка, извините, что так поздно, это Ольга Степановна, - узнала
она голос матери Кубраковой. - Вы не знаете, когда Леночка должна
вернуться? Сказала мне что едет в Богдановск на один день. А сегодня уже
второй истек. Я беспокоюсь.

- Не волнуйтесь, Ольга Степановна. Елену Павловну что-то могло
задержать. Я думаю, завтра приедет.

- Она не звонила вам?

- Нет.

- Мне тоже. А обычно звонит, справляется, ведь у меня высокое
давление. Не заболела ли она там? С кем она поехала?

- С Назаркевичем на его машине. Я завтра узнаю и перезвоню вам.

- Пожалуйста, Светочка. Я не хочу ему звонить, вы ведь знаете, у них
сложные отношения.

- Хорошо, Ольга Степановна.

- Спасибо, милая... Как ваш сынок?

- Все в порядке.

- Я не разбудила его своим звонком?

- Ну что вы! Он за день так набегается, что спит без задних ног.

- И слава богу. Спокойной ночи...

Ночью прошел короткий нешумный дождь, выпав из случайной тучи,
полосой задел поля, покропил в отдельных местах магистраль, шедшую через
Богдановск. К утру все было сухо, на чистом небе сияло солнце, владельцы
дачных участков и огородов посетовали, что дождь оказался недолгим,
скупым.

На шоссе в эту утреннюю пору было много машин - местных и транзитных,
направляющихся в сторону областного центра: легковушки, самосвалы,
автобусы, "дальнобойные" трейлеры. На бортовом "ЗИЛе", загруженном ящиками
с огурцами, спиной к кабине сидело два грузчика. Они курили, иногда
перебрасывались словами, а больше молчали, глядя на автомобильный поток,
двигавшийся следом.

- Сегодня чего у нас, день-то какой? - спросил один, с худым заросшим
лицом и воспаленными глазами.

- Среда вроде. Завтра аванс, - ответил напарник.

- Слава Богу.

- Пропился, небось? Ночевал-то где?

- В машине. В четыре утра еле дополз. Здорово врезали. Чердак гудит,
похмелиться бы, да не за что.

- Значит - терпи...

И снова умолкли. Впереди пыхтел тяжелый дизель, обдавая удушливыми
выхлопами сгоревшей солярки.

- Ну, сука, отравит же! - сказал небритый. - И так мутит. Постучи
Вовке, пусть обгонит, не то сдохну или все огурцы заблюю.

- Какое там! Посмотри, что на встречной полосе! Не высунешься... Вон,
гляди, один резвунчик уже сколько пробует, да все никак, только зря
тыркается, - и он указал на красный "жигуленок", шедший сзади через три
машины, водитель его делал уже несколько попыток пойти на обгон, но всякий
раз встречные машины загоняли его обратно.

Где-то у пятнадцатого километра "жигуленок" оставил надежду обогнать,
вовсе свернул в правый ряд и двигался параллельно, но чуть сзади. Небритый
грузчик уже мог разглядеть за рулем человека, почти на глаза натянувшего
белую с зелеными клиньями каскетку с большим солнцезащитным козырьком, а
внутри салона смутный силуэт женщины.

- Слышь, а я этого мужика знаю, - смаргивая слезу с воспаленных глаз,
сказал небритый, кивнув на "жигуленок". - Пару раз видел у соседа.

- Смотри, он под знак рванул!

Действительно, "жигуленок" свернул на ответвлявшуюся к реке грунтовую
дорогу, несмотря на знак "Правый поворот запрещен".

- Он ведь с бабой! - хмыкнул небритый. - На бережок, в кустики.
Наверное, и бутылка есть, и закусь. Везет же людям.

- Ты куда бумаги дел?

- Какие?

- Накладные.

- Я Вовке отдал, - махнул рукой небритый за спину, в сторону кабины.

- Не потерял бы. Товару вон сколько, не расхлебаем, ежели что.

- Вовка аккуратный, не первый раз. Я с похмелья всегда все бумаги ему
отдаю...

Они замолчали. После пьянки и бессонной ночи небритого стало кидать в
дрему, слипались глаза. Сдвинув ящики, высвободив место, он прилег,
подобрав коленки, надеясь переспать тошноту и голодное урчание в животе...

В четверг, едва Света пришла на работу, расчехлила машинку,
распахнула форточку и причесалась, отворилась дверь, и в приемную вошел
Вячин.

- Здравствуйте, Светочка! - заулыбался он.

- О, Вячин! Какими судьбами? Ушли от нас и совсем забыли.

- Как видите, не забыл. А вы похорошели.

- Ну-ну, бросьте, старый прием. А вот вы располнели, это уж точно, -
засмеялась она. - Как кооперативная жизнь? Не жалеете?

- Жизнь тяжкая, но не жалею.

- Как же называется ваш кооператив? "Серп и молот"?

- Нет, мы деполитизированы. "Астра" называется.

- Цветочки выращиваете?

- Если бы цветочки, я пришел бы с букетом... У себя? - кивнул Вячин
на дверь в кабинет Кубраковой.

- В командировке, в Богдановске.

- Когда приедет?