– Вы не имеете права… – хрипел он, отбиваясь ногами. – Вы ответите… Пустите… Я со срочным поручением Лаврова на лед… Отпустите сейчас же… Я опоздаю туда… Вы ответите…
– Спокойно… спокойно… – уговаривал его Комаров, выворачивая руки Коновалова за спину. – Ваши друзья на льду подождут… Вяжите, Иван Павлович… Я придержу… Дима, подай веревку…
Еще через минуту Коновалов со связанными руками и ногами беспомощно висел в воде между майором и Иваном Павловичем.
– Это вам не пройдет, – продолжал хрипеть Коновалов. – Вы за это ответите…
– Ответим, ответим! – подхватил уже пришедший в себя Иван Павлович. Ответим и за появление иностранного самолета на территории Союза и за стрельбу в советских граждан… Будьте спокойны…
Он уже закончил приготовление двух больших петель на концах веревки, связывавшей Коновалова, и надевая одну из них себе через плечо, обратился к майору:
– Ну-с, Дмитрий Александрович, начнем буксировать этот мертвый груз к поселку? Надевайте вторую петлю…
– К поселку… – хрипло засмеялся вдруг Коновалов. – К поселку?! Плывем, плывем… Если вы его еще найдете…
– Там посмотрим, – после минуты молчания сдавленным голосом отозвался майор, запуская одновременно с Иваном Павловичем винт. – И горе вам…
Горло его что-то перехватило, и слова оборвались…
В полном молчании отряд понесся на запад, увлекая за собой Коновалова.
Море было пустынно. Лишь тени каких-то неразличимых рыб изредка мелькали по сторонам да одинокие тюлени появлялись и тут же исчезали, взмывая к поверхности. Через десять минут стремительного и молчаливого плавания далеко впереди показалось слабое сияние, похожее на пятнышко светящегося тумана.
– Поселок впереди по правому борту! – радостно закричал Иван Павлович.
Это прозвучало так неожиданно, что в первое мгновение ни майор, ни Дима не смогли проронить ни звука. Неужели конец всем лишениям, тревогам и опасностям?
Звонкий, радостный голос Димы переплелся со сдержанным густым голосом майора:
– Где? Где?
– А вон направо чуть виднеется светлое пятнышко…
Оно медленно росло, светлело, это пятнышко, постепенно распространяясь все шире и выше по темному подводному горизонту.
И вдруг посреди этого туманного сияния сверкнула ослепительная молния, вспыхнуло огромное багровое зарево, сейчас же потухшее, раздался громовой удар. Грохочущее эхо, многократно отраженное дном океана и льдами на поверхности, прокатилось и заглохло. Что-то мягкое, но непреодолимо мощное толкнуло оглушенных и ослепленных людей, потащило их назад, несмотря на работу винтов. Спокойное туманное сияние, заполнившее было почти четверть подводного неба, исчезло, и перед глазами ослепших на мгновение людей опустилась тьма, еще более черная и непроницаемая, чем обычная ночь морских глубин.
– Что это? Что случилось? – спрашивал Дима.
– Катастрофа… – дрогнувшим голосом произнес майор. – Катастрофа в шахте…
– Гибель!.. Гибель поселка!.. – не своим голосом закричал Иван Павлович.
– Вперед! Вперед! Там люди гибнут… – раздалась команда майора. – Горе вам, Коновалов…
Не докончив, он выхватил из ножен кортик, одним ударом рассек веревку, связывавшую Диму с аварийным ящиком, и устремился вперед на все десять десятых хода, увлекая за собой Коновалова и Диму с Плутоном. Теперь, без груза, двигаться было легче.
Вновь из тьмы, далеко-далеко впереди, начало возникать широкое туманное сияние. Первым его заметил Иван Павлович. Робко, едва слышно он прошептал:
– Поселок, кажется, живет… Живет… Живет, Дмитрий Александрович!
Последние слова он уже кричал уверенно и радостно. Но голос его вдруг смешался с каким-то гулом, непонятным шумом, сквозь которые прорывались едва различимые голоса и крики.
Тревога опять возвратилась в сердце майора и Ивана Павловича.
– Что там такое? – бормотал Иван Павлович. – Что делается в поселке?
Дима плыл позади, прижимая к себе Плутона, не имея сил собрать мысли, подумать, представить себе ясно, в какой вихрь событий он попал. Он чувствовал себя жалкой соломинкой в яростной толчее каких-то могучих волн.
Сияние вдруг как-то сразу выросло, охватило половину горизонта, сделалось ярким и сильным.
И под все шлемы ворвались звонки, уханье подводных клаксонов, зазвучали ясные, возбужденные, перебивающие друг друга голоса:
– Листы подавай!..
– Цемент! Цемент сюда!
– Дорогу! Дорогу!..
Световое пятно росло и ширилось, превращаясь в светящееся желтое облако, отсветы которого ложились солнечными бликами на шлемы и скафандры мчащегося вперед отряда.
– Ура! Поселок живет! – неистово закричал Иван Павлович. – Мы слышим их!
– Осторожней, Арсеньев! – переплетаясь с голосом Ивана Павловича, ясно прозвучал чей-то тревожный голос. – Подальше! Подальше от края…
– Лавров! Лавров! – словно безумный, закричал вдруг Дима. – Сергей Петрович! Милый… родной… Это я! Это Дима! Сергей Петрович!.. Сергей Петрович!
Голос его затерялся в отчаянном многоголосом крике:
– Держи! Держи! Арсеньев! Арсеньев!..
ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ. ДОЛГОЖДАННЫЕ ВСТРЕЧИ (Продолжение)
Вот что произошло в поселке после гибели Грабина.
Двери всех секторов были раскрыты, и клубы пара неслись из них, заполняя весь тоннель едва проницаемым для глаз туманом. Если бы не эскалаторы, добраться до щита было бы трудной задачей.
Кундин догнал Лаврова недалеко от входа в тоннель, и они вместе, став на движущуюся ленту эскалатора, понеслись к щиту.
– Туман стал как будто реже, Григорий Семенович, – сказал Лавров. – Вы не замечаете?
– Определенно реже, – ответил Кундин. – Еще рано утром, когда я после совещания спустился сюда, в двух шагах ничего нельзя было разобрать…
– Кажется, дело идет к концу. Могло быть хуже. Это будет для нас хорошим уроком. Какая бы ни была на пути горная порода, надо проходить ее обязательно с глубокой разведкой. Все равно, встретится ли мягкая осадочная порода или интрузивная.
– Да, Сергей Петрович… – согласился Кундин, и его голос сразу потускнел. – Это все упущение… Моя вина. И я дорого заплатил за этот урок… Человеческой жизнью заплатил…
В нарастающем гуле воды работающих вентиляторов и насосов оба замолчали.
– Где тело Грабина? – спросил через некоторое время Лавров.
– В его комнате…
– Врачи уже дали заключение?
– Да. Он умер от удара о щит во время падения с этой огромной высоты.
– Скафандр был цел?
– Да. Тело совершенно не пострадало от высокой температуры.
Эскалатор то всползал на крыши галерей, то спускался с них на дно тоннеля. На встречной ленте показывались время от времени расплывчатые силуэты людей, ящиков, машин.
Сквозь туман стало понемногу пробиваться оранжевое пятно.
– Цвет лавы изменился, – заметил Лавров.
– Да, да! – встрепенулся Кундин. – Влияние холодильных машин сказывается.
– А мощность потока лавы?
– Сильно уменьшилась. Вязкость увеличилась. Выход газов почти прекратился. Внутреннее давление упало на три четверти.
– Хорошо. Думаю, ничего ужасного не будет, – говорил Лавров. – Вероятно, дня через два все будет ликвидировано, и мы сможем возобновить проходку. Вы слушали статью Герасимова? Перед сном я пропустил тонленту с этой статьей через аппарат. И эта авария и гибель Грабина произвели тяжелое впечатление на некоторых участников строительства.
– Ничего, – сказал Кундин. – Строительство будет доведено до конца. Никакое великое дело не проходит без потерь.
У самого щита, где было множество мощных вентиляторов, туман стал реже и прозрачнее. Лава лилась откуда-то сверху, из облаков пара, несколькими тягучими струями красноватого цвета и расползалась внизу, за щитом. Количество брандспойтов здесь было увеличено, вода растворяла лаву, а насосы выкачивали горячую пульпу из-за щита и выбрасывали наверх.
Людей почти не было видно. Под шлемами скафандров лишь изредка звучали человеческие голоса. Было незаметно, что здесь происходит напряженная борьба с могучей стихией, идет поединок между волей человека и взбунтовавшимися силами природы. Люди спокойно, без суеты работали у своих аппаратов и механизмов.
За щитом сквозь пелену оранжево-красного тумана едва видна была стена породы, усеянная мерцающими основаниями проникших в нее сверл. К ним сквозь двери в щите тянулись черные змеи переплетавшихся шлангов. Еще выше темнело несколько выдвинутых площадок, откуда со свистом и жужжанием входили в породу новые сверла, ведя наступление на магмовую жилу.
Средний горизонтальный эскалатор высоко вверху переносил Лаврова и Кундина из бокового сектора щита на его центральную площадку, к одинокой фигуре гидромониторщика у пульта, когда какой-то мощный глухой гул мягко ворвался в тоннель и проник под шлемы людей. Лавров почувствовал, как внезапно дрогнул под его ногами гигантский щит. На одно мгновение ему показалось, будто щит качнулся вперед, потом назад, готовый рухнуть вместе с людьми и сотнями машин.
Сердце Лаврова замерло, он схватился рукой за бегущие перила эскалатора.
И в тот же миг все необъятное пространство тоннеля наполнил ужасный, леденящий душу вой сирены, и среди множества ламп и прожекторов, звездным роем освещавших тоннель, внезапно засветились, как раскаленные метеоры, огромные кроваво-красные шары.
И сирена и шары, казалось, кричали и звали на помощь: «Все наверх!.. Смертельная опасность!.. Спасайтесь!..»
Зловещие сигналы были понятны без слов. И внезапно отовсюду показались тени бегущих людей – из галерей, с площадок щита, со дна тоннеля. Все спешили к центральному эскалатору.
Меньше минуты длились вопли сирены, потом они сразу оборвались, и гул продолжавших работу брандспойтов и машин показался людям сладостной тишиной. Но кровавые круглые глаза ламп продолжали изливать свой тревожный свет, окрашивая туман в зловещий оттенок.
В наступившей тишине под всеми шлемами прозвучал твердый голос:
– Молчание! Говорит дежурный диспетчер шахты. Ищу Лаврова и Кундина.