***
случай отшатнулся, но тот лишь сжал его плечи, точно хотел на ощупь
проверить то, что ускользало от его понимания. Его жесткие темные волосы
были взлохмачены, отчего большая голова казалась еще больше. - Милая Руфь! -
Он поцеловал ей руку - фигляр с серьезным лицом в плохо освещенном холле
старого колониального дома.
за стенами холла. - Он уже давно не был так счастлив. Вы посмотрите на него,
посмотрите! - И правда: когда они перешли в ярко освещенную гостиную, Джерри
увидел, что Ричард, весь лоснясь от пота, словно его покрыли глазурью, то
скользил, то мелкими шажками передвигался по гостиной с неестественной для
него раскованностью - словно медведь на роликах.
ее - пусть даже короткое время, - он забывал, сколь безраздельно она владеет
им. Когда на волейболе, в сумятице бросков, ему удавалось мельком увидеть
сквозь сетку и пыль ее лицо, она всякий раз заново заполняла его, как будто
за нет сколько секунд, прошедших с того момента, как он в последний раз ее
видел, образ ее уже успел чуть стереться в его памяти. Она сидела сейчас
очень прямо в кресле с высокой спинкой - том, что было обтянуто желтым
габардином. Ноги она скрестила, так что одна голень блестела во, всю длину,
а тонкие руки сплела на коленях. Она казалась такой высокой в этом кресле.
Джерри всегда забывал, какая она высокая, какие у нее широкие бедра, словно
не мог поверить, что его духовной потребности в любви дано такое тело: Он
мягко произнес:
чуть насмешливым и боязливым выражением - а дальше что? - будто после
исповеди.
***
любим друг друга, я хочу, чтобы ты любил меня такую, какая я есть. Какой я
была.
я так гордилась собой - еще бы: целый месяц прожить без мужчины.
***
и полосатая рубашка на пуговицах, рукава которой он закатал выше локтя,
точно трудяга. Спина на рубашке потемнела от пота, - как летом, хотя оно
давно кончилось. - Я-то уже выпил, - продолжал он, обращаясь главным образом
к Руфи. - И даже не один стакан. У меня праздничное настроение, точно я стал
отцом. Гордым отцом, у которого родилось два прелестных молодых рога.
Правда, маленьким чертенятам уже исполнилось полгода, но я уезжал по делам,
когда они родились, и появились они, собственно, без меня - вылезли и
торчат.
плевать - считает, что все это очень забавно.
калифорнийского сотерна болталась на ремне у него за плечом, голова, как
всегда, была чуть склонена набок.
ведь это и в самом деле мой вечер. У тебя был твой вечер, - он поклонился
Руфи, - у вас двоих тоже был свой вечер - вечера. Теперь настал мой черед. У
каждого - свой вечер. Смотри, Джерри. - И свободной рукой он изобразил у
себя надо лбом рига. - Мой сын, рогоносец. Никто не смеется.
чтобы ты была моим другом.
всерьез.
манере, - но я не думаю, чтобы ты этого хотел, да и не думаю, чтоб я хотела.
- Ричард стоял, твердо упершись ногами в пол, и моргал; бутыль подрагивала у
него за плечом. - Но это приятная мысль, - добавила Руфь.
посвятили: извините, если я глупо себя веду.
указывая на бутыль:
время пикников на пляже, а мы вроде бы из этого возраста вышли. Мы вроде бы
слишком для таких вещей взрослые - одни больше, чем другие. Верно?
Белое, не так ли? Белое, как символ невинности? За вот этих двух наших
целомудренных невест? У меня есть немного чилийского, но оно, пожалуй,
чуточку эклектичное. Ты здесь у нас самый большой эклектик - так что ты и
решай. Значит, не чилийское. Лучше бордо. Нет, после ужина не годится. Я
полагаю, вы оба поели.
спрашивают всерьез. Ехал на казнь, а его еще угощают. Руфь в упор смотрела
на него, стремясь привлечь его внимание, и пальцем перечеркнула губы,
показывая, что он улыбается и что это надо прекратить.
заставленном винном погребке. Он отвел под него целый чулан, оборудовал там
маленькую мойку, густо застроил все полками, где громоздились бутылки. Его
почерневшая от пота спина выпрямилась, и он вытащил за горлышко желтую
бутыль больше кварты, с желтой этикеткой.
как идти навстречу своей судьбе. - С другой полки он достал четыре винных
бокала в форме тюльпанов, сдул с них пыль и тщательно расставил квадратом на
кафельной крышке кофейного столика. Посмотрел на плоды своих трудов,
переставил бокалы четырехугольником другой формы, искоса глянул на Джерри -
казалось, он сейчас прыснет со смеху и одновременно ударит его по спине. Он
и прыснул, но беззвучно, рука же замерла в воздухе, так и не дотронувшись до
Джерри, хотя тот весь сжался. Ричард откупорил бутылку, разлил вино по
бокалам, отнес бокал жене, другой - Руфи, протянул бокал Джерри и поднял
свой собственный на уровень глаз - на уровень зрячего глаза. Он внимательно
разглядывал вино, проверяя, нет ли осадка, затем медленно произнес:
моими друзьями, в друзьях у себя остаюсь я один. Итак, предлагаю тост за
меня. За меня. - Он выпил, и остальные, возможно, последовали бы его
примеру, но он опустил бокал прежде, чем они успели поднести свои бокалы к
губам. - Никто не пьет, - сказал он. - До чего же невежливо. До чего
невоспитанно. Можно еще попробовать? Предложу другой тост. Дайте подумать.
За счастье? Не будем дурака валять. За королеву? Это кто такая? Ага. У нас
же есть дети. За наших деток. За этих хитрых маленьких дьяволят, за всех -
сколько их у тебя, Джерри? Я что-то забыл.
Отличный папка. Итак, поехали. За полдюжины маленьких дьяволят, будущее
Америки, да благословит их Господь всех до единого. - Салли покорно
отхлебнула вина; Руфь и Джерри последовали ее примеру. Рецина пахла горелым
лаком и на вкус отдавала лекарством. Они выпили вместе, и это как бы
объединило их в ритуале, связанном с тайной, которую еще предстояло
раскрыть.
***
плетенным из камыша сиденьем, случайно попавший сюда из столовой. Джерри сел
посередине белого дивана с подушками из гусиного пуха, так что обе женщины -
Руфь у двери и Салли в кресле у камина - находились на равном от него
расстоянии. Он скрестил ноги и широко раскинул руки, обхватив спинку дивана.
А Ричард, перетягивая чашу весов в сторону Руфи, тяжело опустился подле нее