пальто и встали; вслушиваясь в гул голосов вокруг, Джерри понял, что
самолет, весь выложенный пластиком, такой весь голубой и американский на
аэродроме Айдлуайлд, теперь аннексирован французами. Все говорили
по-французски, а он этого языка не знал. ?Au revoir? ,
- сказала стюардесса, и они стали спускаться по металлическим ступеням.
Воздух был мягкий, чистый и как бы состоявший из отдельных частиц -
изрезанный и иссеченный, точно на картинах кубистов, косыми лучами чуть
теплого солнца. Им открывались целые миры для обозрения, но глаза Джерри
были мертвы: утрата притупила их остроту; дети и жена нетвердой походкой
пронесли его чувства по закодированной ленте бетона, через обрывки
впечатлений. В толчее у паспортного контроля он услышал - потому что это
было повторено несколько раз, - как чиновник в синей форме с раздражающим
удивлением произнес: ?Trois enfants? . Джерри услышал,
что его жена разговаривает с этим человеком по-французски, и удивился: что
за странная женщина стоит рядом с ним, как она могла держать в себе на
запоре целый язык. А в аэровокзале, наполненном, будто во сне, шарканьем
чужих ног, стояла Марлен Дитрих в замшевых брюках и сапожках на высоком
каблуке и курила сигарету, держа длинный перламутровый мундштук. Его дети, в
упоении от чувства безопасности и свободы, промчались под ее взглядом, и эта
женщина, сочетание света и тени, призраком возникшая из времен его детства,
посмотрела на них с откровенным, неожиданным для призрака интересом и
благожелательностью.
увидел в ней доказательство той истины, что путешествия отодвигают смерть -
это способ купить жизнь за мили. Он же путешествует, потому что адвокат
Ричарда посоветовал ему уехать на время. Он взял отпуск в своем агентстве и
собирался заняться живописью. Они с Руфью снова будут сидеть рядом и
рисовать. Он прошел сквозь стекло на улицу, где ждала череда такси, на
которых, вопреки ожиданию, значилось: ТАКСИ.
Джерри видел только на картинах.
сказала Руфь и, краснея, назвала отель, словно агент из бюро путешествий мог
их подвести. - Votre voiture, est-ce que c?est assez grand pour trios
enfants?
что его совсем задавили.
стеснение в легких, которое патологически возникало при малейшем нервном
напряжении.
дороги, дальше от моря, на недавно разбитых участках произрастала древняя
культура; крутые зеленые склоны, которые по сравнению со стертыми холмами
Коннектикута, казалось, только-только обрели форму, были со скаредным
тщанием разбиты на поля и террасы; по этим склонам средневековой
перспективой громоздились городки. Европа была четкой по цвету и
загроможденной по рисунку. Сероватая зелень на ближних холмах, тускло
поблескивавшая, как волосы женщины, когда она их расчесывает, - это, должно
быть, оливы. А по другую сторону - извилистая полоса желтовато-грязного
песка чуть шире шоссе, окаймленная водорослями и усеянная бетонными
волнорезами, отнюдь не напоминала то, что Джерри привык называть пляжем, -
тут требуется другое слово. Оно и значилось на зеленом указателе: PLAGE.
величественно-безразличным тоном:
чувство, будто она обращается не столько к своим родителям, сколько к
идеальным родителям из школьных хрестоматий, лишенным национальной
принадлежности, счастливым и автоматически восхищающимся всеми чудесами
жизни.
путешествуешь, всюду видишь опознавательные знаки, указатели, инструкции.
Только дома их нет.
волосами. На ней были белые брюки в стиле ?Сен-Тропез? и полосатая вязаная
кофточка, - Джерри вжал ногу в пол: прибавить скорость, нагнать ее,
заглянуть ей в лицо. Сердце у него учащенно забилось, но такси ехало с
прежней скоростью. Руфь повернулась, вглядываясь в его лицо, и то, что она
на нем обнаружила, передалось ей, потом снова передалось ему, словно
отразившись в двух зеркалах, и маленькое пространство машины наполнилось
душераздирающей тоской и напряжением. Он промямлил в качестве объяснения:
настроение у нее упало, а у него соответственно поднялось. Он посадил на
колени Джоффри, прижал его к себе и спросил:
личико его сияло лукавством - и сказал:
напором воздуха, который он набрал в легкие, готовясь зареветь. Джерри
быстро произнес:
заливало солнце, так что от карнизов и тентов над окнами падали под углом в
сорок пять градусов синие тени. Под пальмами, за круглыми стеклянными
столиками, сидели дамы и господа в пальто. По Английскому променаду
прогуливались люди, четко разделенные на свет и тень, как луна в срединной
фазе. Джерри заметил одного типа в самом настоящем монокле. Он увидел
женщину в жакете из шиншиллы, которая покупала букетик горных фиалок,
завернутый в газету, в то время как пара серых пуделей симметрично обвивала
ее ноги своими поводками. За зелеными перилами, ограждающими променад,
убегал вдаль, извиваясь, пляж - туда, где над блестящей сталью моря нависает
что-то вроде нежно-розового форта; пляж - каменистый, весь в подвижных,
намытых водою камешках, в крошечных впадинах и щелях, между которыми, словно
в трубах органа, мелодично вздыхал океан. Берег полнился этой музыкой, а
вокруг - солнце, сверканье, яркие краски, разноцветные зонты. Джерри сказал
Руфи, просто чтобы что-то сказать:
как эстетическую оценку и, проверяя ее, посмотрела в окно.
улочке, мимо заржавевшего остова цветочного рынка и магазина с украшенными
железной филигранью решетками.
объявил шофер и обернулся, охватив всех широкой улыбкой, обнажившей желтые
от табака зубы. - Ми приехаль! - добавил он на ломаном английском,
накинувшиеся на них, ибо в это время года постояльцы редки. Было ведь начало
ноября. Предводительствуемые Руфью, они последовали за багажом и долго
карабкались по прохладным ступеням зеленовато-серого мрамора к фасаду,
похожему на свадебный торт.
распылителя, дохнувший ему в лицо на заре в Сан-Хуане, здесь был суше.
Джерри чувствовал необычайную легкость во всем теле, на душе у него было
хорошо: он спал всего два часа во время ночного полета из Айдлуайлда, где,
стремясь избавиться от стеснения в груди, вдруг взял и сел в самолет. И
тяжесть из легких ушла. Аэровокзал был новый, без дверей, так что лишь тень
лежала границей между внутри и снаружи. В помещение залетал бриз, принося
дыхание земли и цветов. За кромкой тени, сквозь дымку равномерно
вращающегося распылителя и сетку аэродромной ограды, видно было, как потоки
воздуха, взвихренные пропеллерами самолета ?Кериб Эйр?, На котором он
прилетел, взметнули столбы пыли, и черные носильщики, вдруг обезножев,
словно повисли в воздухе. На низком зеленом холме, таком тусклом, точно вся
краска впиталась в незагрунтованное полотно, высилась конусообразная громада
- должно быть, остатки сахарного завода, подумал Джерри. Земля казалась
одновременно истощенной и девственной. Похоже, самое подходящее для него
место.
ехать - в ?Кристианстед? или в ?Фредерикстед?. Джерри не ожидал, что здесь
будет выбор.
направлении, - вон там.
дышалось ему легко, он чувствовал, что начинает любить эту черту обитателей
Флинт Эрик
Флинт Эрик
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Сапковский Анджей