компанию мужчин и женщин. Оттуда летели визги. Савинков видел: - путь в
Петропавловку. "Ничего не нашли, неужели провокация?" - думал он. Извозчик
поехал по крепостному мосту.
подумал Савинков. Вырастали бездвижные силуэты часовых. Они слезли с
пролетки. Шли по двору крепости. Желтый свет фонарей освещал лишь короткое
пространство.
1
губерния была розового цвета. На уроках отечественной географии не нравилось
Борису Савинкову слово "Во-лог-да". Было в нем что-то холодное, розовое,
похожее на тундру и клюкву.
деревянный тротуар. На Галкинско-Дворянской, где живет он в доме костела,
даже тротуара нет. Можно утонуть в пушистых сугробах. Краснорожие
мальчишки-вологжане, похожие на анисовые яблоки, возятся день-деньской с
салазками против дома.
конечно, рассуждать об обычаях Вологды. Чай тут пьют с блюдечка, при этом
свистят губами, словно дуют в дудку. Город хлебный, рыбный, лесной.
интеллигенты. Тут тишь да гладь. Северный, суровый край Вологда.
шлют сюда поднадзорных. Сколько нужно полицейских чинов, чтобы только по
утрам поверять: - все ли целы.
каждоутренне говорит: - Здравствуйте, господин Савинков.
добродушен, это видно по усам.
и бежать чего, живете дай Бог всякому. Прощайте, господин Савинков.
вернулся голос, после девяти месяцев крепости ставший от молчания похожим на
голос кастрата. Теперь всякий шум не казался громовым, как в звенящей тишине
тюрьмы. Но все скучней и скучней становилось ему в вологодских снегах.
бежать. Думал в Вологде о многом. Но больше всего об одном выстреле. И
чувствовал необыкновенное, захватывающее волненье.
вошел высокий министр Сипягин в теплой шубе с воротником. За ним следом в
адъютантской форме с пакетом - красивый юноша-офицер. Передавая пакет
Сипягину от великого князя, офицер выпустил пять пуль в министра. Тучный
министр Ванновский обегая на помощь Сипягину по лестнице, кричал: - Негодяй!
Раздеть! Это не офицер, это ряженый!
Огни вогнаны в натопленные спальни, в опочивальни, в гостиные с плюшевыми
креслами в пуговичках, с граммофонами, качалками, с чаем с малиновым
вареньем, с шафраном, шалфеем, с хлебным квасом.
революции Катерина Брешковская. В Уфе видалась она с Егором Сазоновым. В
Полтаве с Алексеем Покотиловым. В Саратове, Киеве, Курске, Полтаве,
Каменец-Подольске, Царицыне, Варшаве - везде побывала властная, старая
каторжанка, вербуя партии новые силы.
Савинкова. Брешковская была на пути в Вологду, где становилось Савинкову
невыносимо жить.
и слава.
голове бродят стихи. Но он не ждал ее.
табаком вагона с розлитыми по полу чаем и детской мочей. Но не потому, что
пищали кривоногие дети, топочась по полу мчащегося вагона, и надоели
священник с попадьей пившие девятый чайник. Вера выходила, мысли не
укладывались в хрупкой голове, поднимали со скамьи.
волнением за дочь. Но от чувства к Борису в углу груди билось крылом,
учащалось сердце. И Вера всматривалась в окно: неслись темные ели, на порубе
широкой плешью пролетел лесопильный завод с ходящими там людьми, которых
Вера никогда не увидит.
Вспоминала монгольские, скошенные глаза. "Ах, Борис, Борис".
закрытыми глазами можно было узнать, что поезд мчится сквозь строения. На
красном казенном здании: "Товарная станция Вологда". Летят мимо люди, ели,
дрова, шпалы, розовые штабели кирпичей. Поезд заревел. И Вера увидела
совершенно такую платформу, как себе представляла.
похожая на воробья, - вы к ссыльному Савинкову? вы его жена?
краснея, воробей - ссыльным запрещено у нас встречать на вокзале. Давайте
чемодан.
рада, что носильщик веселый. Что буланая вятка веселая. И девушка веселая. А
главное солнце весело разлилось пятном огненного масла в голубоватой
прозрачности.
выехать Вера. Он думал, что в сущности Вера, конечно, хороший человек. На
Галкинскую-Дворянскую вынырнула буланая голова вятки. Он сказал: - Вера.
Действительно в санях была Вера.
дверь и бросилась к Борису.
всего дисциплина, умывайся вот тут, а потом - Анисья! - крикнул он -
давайте-ка самовар!
ступая пятками, деревянно пронесла к столу самовар.
уж легли от домов тени.
сумеречный вечер тих. Снег потерял белизну, став синим. Над ним плывет
благовест сорока церквей. И в зимнем воздухе неуловимо чувствуется весенняя
талость.
наполнилась. А без тебя все казалось, что я пустая, кривобокая какая-то -
смеется Вера. - А сейчас все так хорошо.
синих сумерках.
Какая это радость. Я теперь, знаешь, на нерожавших женщин смотрю с жалостью.
Они все кажутся мне несчастными и даже те, которые работают с вами, такие
как Фигнер, Перовская.
что сердце не выдержит... Савинков смотрел в тающую даль улицы.
женскую фигуру, сказала: