Чернов, погасала постепенно. Ехал черный велосипедист. Доезжая до фонаря,
поднимал шест. Квартал улицы погружался в мрак. Черный человек катился
дальше. Чернова с Азефом он проехал, не обратив вниманья. Они шли в полной
темноте.
Азеф. - С террором надо покончить, это верно, только вот одно еще осталось.
Это имело бы смысл, логически завершая борьбу и политически не помешало бы.
возразить? Охранка живой символ всего низкого, подлого в самодержавии. И
пойми - просто сделать. Под видом кареты с арестованными во внутренний двор
ввезти пять пудов динамита. Рррррраз! Никаких следов от клоаки! Все к
чортовой матери со всеми генералами!
тоже, пожалуй, романтика больше, а? - он взял Азефа под руку, они шли
медленно. В дверях магазина в странном костюме, похожем на чуйку, сидел
сторож, сидя спал.
тумане. Туман шел к небу. Оголились здания. Появлялись спешащие люди.
подумай.
волновавшуюся Россию. Ехали с волнением, надеждами. Ехал Азеф, ехал
Савинков. В отеле "Мажестик" чемоданы Азефа были уже увязаны. Он перечитывал
письмо певицы "Шато де Флер" - Хеди де Херо. Конечно, Хеди была не де Херо.
А просто Хедвиг Мюллер из саксонской деревеньки Фридрихсдорф. Но среди
кокоток петербургских шантанов Хедвиг гремела, как "La bella Hedy de Hero"
и, став подругой вел. кн. Кирилла Владимировича, ездила с ним даже на войну
с Японией.
тому что еще очен рано. После чая гуляет в красивый парк. Я опросила тебе
как здоровье? Думаю хорошо, здоровье лучше (besser) чем последний время в
Петербурге. Ну теперь я встаю... Время после обеда. Я ложусь на столе
балкона, видаю легкие тучки, видаю Eisenbahn. Печалю оттого, что не могу
придти к тебе. Но я знаю увидимся и это мне очень радоваться. Вспоминаю что
ты не любит шоколад, но я знаю что тебе нравится горячий чай и буду вариться
его тебе. Я очень обрадована получить твой письмо, что ты хорошо поправил
свой здоровье. Я хочу подарить тебе чудный Kissen. Я знаю что полежать этот
Kissen очень надо для тебя. Пожалуйста писай мне по-немецки. Хеди".
декольтированной "роскошной брюнетки". В волосах эспри. Зубы обнажены в
запрокинутой улыбке. Хеди очень полных, но красивых форм.
растяжка приятных воспоминаний. Он знал запрокинутую шею, руки, ноги, губы.
Они встретились с Хеди в "Аквариуме", перед убийством Плеве. Они ели ананас.
мной твоя открытка, которую целую. Ах как я бы хотел, чтобы ты была со мной,
как бы мы мило провели время. С деньгами у меня не важно, но все же я
присмотрел тебе красивую шубку из норки, какую ты хотела иметь. Мейне зюссе
Пипель! ты должна обставить нашу квартирку уютно, как я и ты любим. Я вышлю
тебе деньги, деньги у меня будут. Перед приездом я тогда тебе пошлю
телеграмму. Выкупи обстановку, которую сдали на хранение Подъячеву на
Зверинской, как получишь деньги. Мы славно проведем время в Петербурге. Я
отдохну с тобой, мы не будем расставаться. Как я мечтаю с тобой снова
проводить те ночки, как раньше, представляю тебя, целую мысленно тебя часто,
часто. А ты? Как ты ведешь себя? Смотри, я не люблю твоих старых знакомых. И
прошу не встречайся с ними. Пора уже быть "solide" и "anstaendig". Мне тут
раз не повезло. Хотел выиграть для тебя в казино, играл на твое счастье,
чтобы нам в Петербурге было еще веселее. Удивительно, всем счастье, а
папочке никогда. На втором кругу сорвали. Понимаешь как я был зол. Ну буду
писать тебе скоро, помни и думай о твоем Муши-Пуши.
закатив глаза.
или нет? Нет, конечно, ты мне дорога, а потому и дорогая. Иногда я думаю,
что теперь, когда встретимся, ты не поймешь меня. Не найдешь, кого знала и
любила. Нового, может быть, разлюбишь. Жизнь делает людей. Иногда я не знаю:
- живешь ли ты? Вот сейчас вижу: - в Петербурге осенняя грязь, хмурится
утро, волны на Неве свинец, за Невой туманная тень, острый шпиль - крепость.
Я знаю: в этом городе живешь ты. Порой ничего не вижу. Люди, для которых
жизнь стекло, - тяжелы.
ползли на берег, мыли песок. Был туман. В белесой траурной мгле таяли грани.
Волны сливались с небом, песок сливался с водой. Влажное и водное обнимало
меня. Я не знал, где конец, начало, море, земля. Ни звезды, ни просвета.
Мгла. Это наша жизнь. Вера. Я не знаю в чем закон этой мглы? Говорят, нужно
любить человека? Ну а если нет любви? Без любви ведь нельзя любить. Говорят
о грехе. Я не знаю, что такое грех?
многом писать. Последние дни стало тяжелей. Помню, я был на севере, тогда, в
Норвегии, когда бежал из Вологды. Помню пришел в первый норвежский рыбачий
поселок. Ни дерева, ни куста, ни травы. Голые скалы, серое небо, серый
сумрачный океан. Рыбаки в кожаном тянут мокрые сети. Пахнет рыбой и
ворванью. И все кругом - рыбаки, рыба, океан - мне чужие. Но тогда не было
страшно, у меня было мое, где то. Теперь я знаю: - моего в жизни нет.
Кажется даже, что жизни нет, хотя я вижу детей, вижу любовь. Кажется есть
только - смерть и время. Не знаю, что бы я мог делать в мирной жизни? Мне не
нужна мирная жизнь. Мне нужна, если нужна, то не мирная, я не хочу мирной ни
для себя, ни для кого. Часто думаю о Янеке. Завидую вере. Он свят в своей
смерти, по-детски, он верил. В его муках поэтому была правда. А во мне этого
нет. Мне кажется, как он я не умру. Люди разны. Святость недоступна. Я умру
быть может на том же посту, но - темною смертью. Ибо в горьких водах -
полынь. Есть корабли с надломленной кормой и без конечной цели. Ни в рай на
земле, ни в рай на небе не верую. Но я хочу борьбы. Мне нужна борьба. И вот
я борюсь ни во имя чего. За себя борюсь. Во имя того, что я хочу борьбы. Но
мне скучно от одиночества, от стеклянных стен.
Люблю ли? Я не знаю, что такое любовь. Мне кажется, любви нет. Но хочу,
чтобы ты была возле меня. Мне будет спокойней. Может быть это и есть любовь?
1
меблирашках "Дагмара", в просторечии называвшихся пипишкиными номерами. С
утра уходил на Среднюю Подъяческую в редакцию "Сын отечества". Там архиереи
партии в табачном дыму решали, как отдать землю крестьянам с выкупом иль без
выкупа. Кричали о Витте, революции, манифесте 17-го октября. В боковушке
собирались боевики. На массивном диване обычно Азеф, в кадильном куреве
папирос. Казалось бы бить Тутушкиных? Но Савинковым владела тоска. Ходил по
Петербургу, не оглядываясь на филеров, пил, было мало денег, много грусти.
Планы Азефа: - взрыв Охранного, арест Витте, взрывы телефонных,
осветительных проводов - слушал безучастно.
динамитные пояса, то слова не выжмешь.
сейчас надо? - идя с заседания, говорил Савинков.
промозглого петербургского ветра, налетавшего с Невы, Азеф бормотал
неразборчиво:
мельницу. - Азеф закашлялся, в кашле выпуская на тротуар слюну.
Откашлявшись, догнал Савинкова.
уютен "Кармен" в эту петербургскую ветреность. Азеф вошел в ресторан,
заполняя собой дверь, задевая за косяки. Савинков шел за ним.
челюстью о том, что бараньих больше нет, а свиных тоже нет.