орденами и прочими знаками отличия, я с улыбкой разрешил им оставить эти
игрушки себе. Вот парашютные ножи я у них зря не отобрал. Впоследствии
ребята пользовались этими лезвиями, потому что они очень удобно лежали в
руке и просто упрашивали, чтоб их пустили в ход.
наличность в две тысячи че- тыреста двадцать рейхсмарок. А когда в середине
января сорок четвертого года Конев и Жуков совершили прорыв на Висле, нам
пришлось сдать всю эту наличность. Путя сделал добровольное признание, и на
стол Верховного суда в пачках и кучках легло тридцать шесть тысяч
рейхсмарок.
на заднем плане. Днем по большей части один, а если и не один, то лишь в
сопровождении Штертебекера я подыскивал достойные цели для-ночных свершений,
затем передоверял Штер-тебекеру и Мооркене организационную сторону дела,
после чего, не покидая квартиру мамаши Тручински, поздней порой из окна
спальни с расстояния, еще более отдаленного, чем когда бы то ни было, резал
своим голосом -- вот я и назвал его, наше чудесное оружие -- окна нижних
этажей, где располагались многочисленные отделения партии, выходящее во двор
окно типографии, где печатались продуктовые карточки, а один раз, с большой
неохотой идя навстречу просьбам, кухонные окна в квартире некоего
штудиенрата, которому ребята хотели отомстить.
Англию, а я послал свой голос поверх всего Лангфура, вдоль деревьев
Гинденбургал-лее, через вокзал, Старый город и Правый город, на
Фляйшергассе, отыскал там музей, велел ребятам залезть туда и отыскать
Ниобею, деревянную галионную фигуру.
Тручински, голова у нее тряслась, и все же мы с ней занимались практически
одним делом, ибо, покуда Оскар посылал на расстояние свой голос, она
посылала на расстояние свои мысли, отыскивала в небе своего сына Герберта,
на участке группы Центр -- своего сына Фрица. Да и старшую дочь, Густу,
которая к началу сорок четвертого вышла замуж в Рейнланде, ее тоже
приходилось отыскивать на расстоянии, в Дюссельдорфе, потому что именно там
про- живал обер-кельнер Кестер, хотя в настоящее время он находился в
Курляндии, так что Густа могла держать его при себе и познавать всего лишь
две недели отпуска.
Тручински, немножко импровизировал на своем барабане, вынимал из духовки в
изразцовой печке яблоко, скрывался с морщинистым плодом, предназначенным для
старух и детей, в темной спальне, поднимал затемняющую бумагу, чуть
приоткрывал окно, впускал малую толику ночи и мороза, после чего
целенаправленно посылал свой голос дальнего действия, но посылал не к
дрожащей звезде, да и Млечный Путь нисколько его не привлекал, а на
Винтерфельд-плац, не к радиостанции, а через дорогу, к той коробке, где
сплошняком один за другим шли кабинеты Управления.
временем успевало слегка остыть на подоконнике. Жуя, возвращался я к мамаше
Тручински и к своему барабану, а вскоре ложился спать и мог не сомневаться,
что, покуда Оскар спит, чистильщики именем Христовым грабят партийные сейфы,
похищают отпечатанные продовольственные карточки и -- что того важней --
служебные печати, заполненные формуляры или поименный список патрулей
гит-лерюгенда.
что им заблагорассудится, с поддельными документами. Врагом номер один был
для банды патруль. Так пусть они отлавливают своих противников сколько
пожелают, пусть очищают их от пыли, пусть, как выражался -- и как поступал
-- Углекрад, полируют им яйца.
моих истинных планов, я держался в стороне и потому не могу утверждать,
чистильщики это были или нет, кто в сентябре сорок четвертого изловил двух
высоких чинов патруля, в том числе -- внушавшего страх Хельмута Нойтберга,
связал их и утопил в Моттлау повыше Коровьего моста.
Кельна-на-Рейне существовали тесные связи, что польские партизаны с
Тухольской пустоши влияли, и не только влияли, но даже направляли наши
действия, я, возглавлявший банду в двойном качестве -- и как Оскар, и как
Иисус, -- решительно отвергаю и должен отнести это в область преданий.
двадцатого июля, потому лишь, что Путин отец, Август фон Путкаммер, был
очень близок фельдмаршалу Роммелю и кончил жизнь самоубийством.
всякий раз с новыми знаками различия, узнал лишь во время процесса об этой,
по сути глубоко нам безразличной, офицерской истории и расплакался так
жалобно и так неприлично, что Углекраду, сидевшему возле него, пришлось на
глазах у всех судей хорошенько его почистить.
попытались установить с нами контакт. Рабочие с верфи -- коммунисты, как я
сразу же заподозрил, -- надумали утвердить свое влияние через наших учеников
с Шихауской верфи и превратить нас в движение красных подпольщиков. Причем
уче ники даже и не особенно возражали, но гимназисты самым решительным
образом отвергли какую бы то ни было политическую окраску. Мистер, он же
вспомогательный номер зенитной батареи, циник и теоретик чистильщиков, так
сформулировал свои взгляды на одном из собраний банды:
наших родителей и прочих взрослых, независимо от того, за кого эти взрослые
или против кого.
поддержали, после чего в банде произошел раскол. Ученики с Шихауской верфи
-- и я очень об этом сожалел, потому что ребята они были толковые, --
основали собственный союз, но, несмотря на возражения со стороны
Штертебекера и Мооркене, продолжали именовать себя бандой чистильщиков. В
ходе процесса -- потому что погорели они на пару с нами -- их обвинили в
поджоге базового корабля подводных лодок на территории верфи. Более ста
человек команды и фенрихов морской службы, которые проходили курс
подготовки, погибли тогда в огне ужасной смертью. Огонь вспыхнул на палубе и
преградил спящим под палубой членам команды дорогу, а когда едва достигшие
восемнадцати лет фенрихи попытались через иллюминаторы выпрыгнуть в
спасительную воду гавани, они все как один застряли в бедрах, бушующее пламя
охватило их сзади, и пришлось их пристреливать с моторных баркасов -- уж
слишком отчаянно звучал их непрекращающийся крик.
может, люди из объединения "Вестерланд". Чистильщики не были поджигателями,
хотя я, их духовный наставник, вполне мог унаследовать от своего деда
Коляйчека страсть к поджигательству.
Киле к нам на Шихаускую. Незадолго до раскола банды он побывал у нас. Эрих и
Хорст Питцгеры, сыновья одного докера, привели его к нам в подвал
путкаммерской виллы. Он внимательно изучил наш арсенал, посетовал на
отсутствие пригодного оружия, не сразу, но все же вымолвил слово одобрения,
после чего спросил, кто командует бандой, и, когда Штертебекер без раздумий,
а Мооркене нерешительно указали на меня, разразился таким продолжительным и
таким заносчивым хохотом, что еще бы немного, и по приказу Оскара его
передали в руки чистильщиков.
через плечо. Но прежде, чем смущенно улыбающийся Мооркене собрался ответить,
прозвучал пугающе четкий ответ Штертебекера:
себе разгневаться -- в нашем-то подвале.
служки и готовитесь к церковному представлению?
из рукава лезвие парашютного ножа и сказал, адресуясь скорей к банде, чем к
монтеру:
вывели прочь из виллы. А вскоре мы остались одни, потому что ученики с
Шихауской верфи от нас откололись, под руководством монтера основали свою
собственную банду, и я твердо убежден, что именно они подожгли базовое судно
под водного флота.
занимались политикой, а после того, как запуганные нами патрули гитлерюгенда
почти не осмеливались более покидать служебные помещения, ну разве что
проверяли на Главном вокзале документы у мелкотравчатых девиц легкого
поведения, мы решили переместить поле своей деятельности в церковь, дабы,
пользуясь выражением леворадикального монтера, го товиться к рождественским
праздникам.
верфи, которых от нас сманили. В конце октября Штертебекер привел к присяге
двух служек из церкви Сердца Христова, а именно братьев Феликса и Пауля
Реннванд. Штертебекер вышел на братьев через их сестру Люцию. Несмотря на
мои возражения, эта еще не достигшая семнадцати лет девица присутствовала на
церемонии присяги. Братьям велели возложить левую руку на барабан, в котором
оба с присущей мальчишкам игрой воображения видели некий символ, и
произнести формулу чистильщиков: текст до того нелепый и полный всяких
вывертов, что я при всем желании не могу его сейчас воспроизвести.
плечи, в левой руке держала подрагивающий бутерброд с колбасой, кусала
нижнюю губу, выставляла свою треугольную и неподвижную лисью мордочку,