ЮРИЙ БОНДАРЕВ
БАТАЛЬОНЫ ПРОСЯТ ОГНЯ
выстраиваясь, с тугим гулом уходили немецкие самолеты. Они шли низко над
лесами на запад, в сторону мутно-красного шара солнца, которое пульсировало
в клубящейся мгле.
пакгаузом старая закопченная водокачка, теперь среди рельсов дымилась гора
обугленных кирпичей; клочья горячего пепла опадали в нагретом воздухе.
шею, потом вылез на край канавы и сипло крикнул:
вышел из пристанционного садика, грызя яблоко. Его мальчишеское наглое лицо
было спокойно, немецкий автомат небрежно перекинут через плечо, из широких
голенищ в разные стороны торчали запасные пенальные магазины.
яблоко, весело улыбнулся пухлыми губами.
Съешьте антоновку, товарищ полковник, не обедали ведь...
обожженной шее и это яблоко в руке Жорки внезапно вызвали в Гуляеве злое
раздражение.
адъютанта и хмуро встал, отряхивая пепел с погон. - А ну разыщи коменданта
станции! Где он, черт бы его!..
станционного забора.
взрывалось и малиновыми молниями вылетало из вагонов, и то, что было покрыто
на платформах тлеющими чехлами, - все это значилось словно бы собственностью
Гуляева, все это прибыло в армию и должно было поступить в дивизию, в его
полк, и поддерживать в готовящемся прорыве. Все гибло, пропадало в огне,
обугливалось, стреляло без цели после более чем получасовой бомбежки.
начальнике тыла дивизии, грузно шагая по битому стеклу к вокзалу. - Под суд
сукиных сынов мало! Обоих!"
лицами, танкисты в запорошенных пылью шлемах, в грязных комбинезонах. Все
подавленно озирали дымный горизонт, и щуплый низенький танкист-лейтенант,
ненужно хватаясь за кобуру, метался меж ними по платформе, орал срывающимся
голосом:
ртом.
чудом уцелевшего вокзала, стояла группа офицеров, доносились приглушенные
голоса. В середине этой толпы на голову выделялся высоким ростом командир
дивизии Иверзев, молодой, румяный полковник, в распахнутом стального цвета
плаще, с новыми полевыми погонами. Одна щека его была краснее другой, синие
глаза источали холодное презрение и злость.
Пон-нимаете?..
ожидании удара, невольно вскинул кверху голову - полковник Гуляев увидел
белое, дрожавшее дряблыми складками лицо пожилого майора, начальника тыла
дивизии, его опухшие от бессонной ночи веки, седые взлохмаченные волосы.
Бросились в глаза неопрятный, мешковатый китель, висевший на округлых
плечах, нечистый подворотничок, грязь, прилипшая к помятому майорскому
погону; запасник, по-видимому работавший до войны хозяйственником, "папаша и
дачник"...
грудь.
будет стрелять по немцам? Почему не разгрузили?..
губ его мелко задергались, в бессилии он плакал; офицеры, стоявшие рядом,
отводили глаза.
фырча, врезался в каменную боковую стену вокзала. Посыпалась штукатурка,
кусками полетела к ногам офицеров. Но никто не двинулся с места, лишь
глядели на Иверзева: плотный румянец залил его другую щеку.
Полковник Гуляев, подойдите ко мне!
командира дивизии, это усталое, измученное лицо начальника тыла сейчас уже
неприятно было видеть ему. Он недовольно нахмурился, косясь на пылающие
вагоны, проговорил глухим голосом:
рассредоточить вагоны. Где же вы были, любезный? - невольно поддаваясь
презрительному тону Иверзева, обратился Гуляев к начальнику тыла дивизии,
оглядывая его с тем болезненно-сострадательным выражением, с каким глядят на
мучимое животное.
топорщились на висках неопрятными косичками.
бешенством. - Марш! Товарищи офицеры, всем за работу! Полковник Гуляев,
разгрузка боеприпасов под вашу ответственность!
едва сдерживая себя, перевел внимание на коменданта станции - сухощавого,
узкоплечего подполковника, замкнуто курившего у ограды вокзала, - и добавил
тише:
сразу!..
офицеры расступились перед ним - и крупными шагами пошел к "виллису" в
сопровождении молоденького, тоже как бы рассерженного адъютанта, щеголевато
затянутого в новые ремни.
неприязнью, потому что по опыту своей долгой службы в армии хорошо знал, что
в любых обстоятельствах высшее начальство вольно возлагать ответственность
на подчиненных офицеров. Он знал это и по самому себе и поэтому не осуждал
Иверзева. Неприязнь же объяснялась главным образом тем, что Иверзев назначил
ответственным именно его, безотказного работягу фронта, как он иногда
называл себя, а не кого другого.
его лица, вздрагивающие худые пальцы, державшие сигарету, позволяли
догадаться, что этот человек сейчас пережил. "Отдадут под суд. И за дело", -
подумал Гуляев и сухо кивнул подполковнику, встретив его ищущий взгляд.
распоряжение офицерам и к горящим составам, зашипев паром, подкатил
маневровый паровозик с перепуганно высунувшимся машинистом, а тяжелые танки
стали, глухо ревя, сползать с тлеющих платформ, к полковнику, кашляя,
задыхаясь, моргая слезящимися глазами, подбежал начальник тыла дивизии,
затряс седой головой.
товарищ полковник!..
служить? Где ж вы фуражку-то потеряли? Майор скорбно улыбнулся.
Комендант сообщил: прибыл эшелон. Из Зайцева. Стоит за семафором. Я сейчас
за паровозом. Разрешите?
козыряйте. Как корягу, руку подносите, черт бы вас драл! И без фуражки!..
плечами, подпрыгивая, наталкиваясь на танкистов; они раздраженно матерились.
Его мешковатый китель, взлохмаченная голова мелькнули в последний раз в
конце перрона, в сизо-оранжевом дыму близ крайних вагонов, где с треском, с
визгом осколков лопались снаряды.
Шилова Юлия
Семенова Мария
Бажанов Олег
Орловский Гай Юлий
Ильин Андрей
Флинт Эрик