бы порыться в архивах мэрии.
скором времени стала опасным конкурентом "Ткацкой фабрики Летурно". Тогда
братья Летурно вдруг прекратили снабжение конкурента сырьем и заключили
негласное соглашение о том же со всеми прядильными мастерскими, куда
обращались Амабли. Но для полного торжества семейства Летурно понадобилась
эпидемия брюшного тифа, унесшего чуть ли не половину обитателей Клюзо, и в
числе первых своих жертв - самого Пьера Амабля; его сын, молодой Амабль,
сдался на милость победителя, за что и был назначен техническим директором
двух объединившихся ткацких фабрик; умер он в бедности, но увешанный
медалями за многочисленные изобретения. Братья Летурно перенесли в Клюзо
управление объединенными предприятиями и распространили сферу своего
влияния на всю округу.
в 1836 году (в ту пору словом "тиф" именовали все виды горячки, включая
паратиф). Здесь хранились жалобы жителей города Клюзо, которые, не имея
иных источников водоснабжения, вынуждены были пользоваться для питья водой
из Желины, отравленной отходами фабрики Летурно, лежавшей выше города по
течению реки, жалобы муниципалитета, адресованные префектуре,
свидетельства о пригодности питьевой воды, услужливо выданные врачами,
связанными с Летурно, и, наконец, рескрипт Луи-Филиппа, милостиво
разрешающий "указанному выше господину Летурно сохранить на прежнем месте
шелкоткацкую фабрику, коей он владеет на берегу реки Желины". Рескрипт
относится к 1834 году, эпидемия - к 1836 году.
уже контролировал все шелкоткацкие и прядильные фабрики, расположенные по
берегам Желины и в соседних долинах. Семейство Прива-Любас в результате
примерно таких же махинаций прибрало к рукам большинство прядильных и
ткацких фабрик департамента Ардеш. Но в первую четверть двадцатого
столетия две эти фирмы шли различными путями. Франсуа Летурно заботился об
усовершенствовании оборудования своих фабрик и достиг того, что они стали
образцом для всей Европы. А тем временем Иоахим Прива-Любас преобразовал
свои предприятия в акционерное общество под названием "Акционерное
прядильно-ткацкое общество" (АПТО) и основал банк, который контролировал
АПТО и мало-помалу распространил свое влияние на ряд предприятий смежных
отраслей промышленности во Франции и за границей.
Прива-Любас, единственной дочерью старика Иоахима, казалось, предвещал
счастливое объединение двух фирм, слияние промышленности и финансов,
католического капитала и протестантского банковского капитала, основание
всеевропейской шелковой династии. Появление на свет маленького Филиппа
было встречено как рождение наследного принца. Отец его Жорж, хилый
отпрыск болезненной эльзаски, которая никак не могла прижиться в горном
ущелье, умер в 1927 году. Его жене Эмили в то время было тридцать лет. Она
отличалась железным здоровьем, и единственным ее интересом были дела.
с материнской стороны Иоахимом Прива-Любасом, относящуюся к периоду
большой забастовки 1924 года и к более позднему времени. Ясно было, что
Филипп не мог обнаружить этой переписки в архивах АПТО, однако не счел
нужным объяснить, где и как нашел или стащил эти письма. С каждым письмом
все ярче обрисовывался облик Эмили, которая с неутомимым упорством, пустив
в ход целый арсенал хитростей, старалась ожесточить своего свекра против
бастующих рабочих, а также убедить его взять ссуду, предложенную банком
Прива-Любас. Прива-Любасы не имели обыкновения держать данное ими слово,
если таковое не было своевременно зафиксировано на бумаге. И через
несколько месяцев после окончания забастовки АПТО поглотило предприятия
Летурно.
невестку-предательницу. Ровно через три месяца после смерти мужа она
сочеталась браком с Валерио Эмполи, крупным лионским банкиром,
происходившим из знаменитого рода еврейских финансистов, обосновавшихся во
Флоренции. Отголоски мирового экономического кризиса, начавшегося в
Америке, помогли Эмили повернуть против своего собственного отца то самое
оружие, которое она с успехом применила против свекра, и в 1932 году АПТО
уже окончательно попало под контроль банка Эмполи.
знаете, что в основе нашего благосостояния лежит воровство, эксплуатация
детей, нам на руку все, даже тиф. Мы беспощадно уничтожаем любого
конкурента и склонны к предательству в собственной семье... И поверьте,
моя мать самая отъявленная злодейка среди всей нашей родни...
маленькими, как наперсток, рюмками. Алкоголь не усилил блеска ее
пронзительных глаз. Бернарда выпила несколько больших рюмок виски, и по ее
лицу и рукам пошли красные пятна. Было уже за полночь.
всем корпусом к Филиппу.
сказала она.
Миньо. Слова "Дюран де Шамбор" она насмешливо протянула.
фамилию...
злейших врагов.
восемнадцатом веке в Америку, - выпалила Бернарда. - А сейчас американский
трест: химическая продукция, атомная промышленность и, что важнее всего
для нас, искусственный шелк...
как-то в прессе встречал эту фамилию, вот почему она и показалась ему
такой знакомой.
на улице, и твоему будущему американскому братцу достанется все, что... -
она замялась, подыскивая нужное слово, - ...все, что успели награбить обе
наши семейки, - заключила она со смехом.
Бернарда.
удивлением заметил, что ее серые глаза вдруг загорелись ненавистью.
концов они всегда выигрывают.
изумлен внезапным вмешательством вечной молчальницы Бернарды.
бедный мой Филипп. Побит, как Летурно, побит, как Прива-Любас, сражен по
всем пунктам. Да ты взгляни на себя в зеркало - у тебя уже и сейчас
физиономия человека побежденного, даже походка и та, как у побежденного...
заигрываешь с красными. Блеешь вместе со всем стадом.
духом выпил ее. Он стоял, прислонившись к стене, напротив Бернарды. Теперь
сидел один только Миньо, немножко в стороне от спорящих. Впрочем, хозяева
забыли о нем.
произнесла Бернарда.
никогда не стану унижаться, не стану подлаживаться к коммунистам и
выбалтывать им свои семейные истории.
Натали и выманивать у нее деньги!
ее отбрил.
мире, с которым мне весело.
мне все рассказывает. Она вспоминает, как умер...
брат...