Чтение 10–й страницы книги ~Бомаск~

Бриан медленно пересек зал, расталкивая на пути танцующие пары. Все
остановились, кроме Маргариты и Красавчика. Бриан подошел к ним и положил
руку на плечо Маргариты. Итальянец немного отодвинулся от девушки. Она
побледнела. Зато у Красавчика больше не дрожали ноги. Он весь сжался. "Как
будто перед прыжком в воду", - подумала Маргарита.

- Этакая милочка, - сказал Бриан, нажимая ладонью на плечо Маргариты, -
этакая милочка не для твоего носа, макаронщик!

Маргарита вырвалась от него. В то же мгновенье Красавчик дал ему
оплеуху и ударил под ложечку. Бриан свалился.

- Регбисты, ко мне! Ко мне, регбисты! - заорал он, поднявшись на ноги.

Из носу у него текла кровь, он вытирал ее тыльной стороной руки и
стряхивал с пальцев красные капли. Красавчик ждал, весь подобравшись,
напружинив мускулы. Бриан ринулся на него.

Но уже подоспели распорядители, разняли, растащили противников. Тут
прибежали и другие парни, болтавшие у подъезда или сидевшие в соседнем
кафе, так как на балу им было скучно.

Регбисты стояли в нерешительности. Всыпать макаронщику? Ладно, это еще
куда ни шло. Но вот как пойти против коммунистов? Тут уж другое дело.
Коммунисты ни за что не позволят сорвать их собрание или бал, живо дадут
отпор. В Клюзо это всем было известно. К тому же в команде регбистов,
субсидируемой папашей Брианом, было несколько "сочувствующих", а один даже
получил недавно партийный билет. Они держались немного в стороне от
остальных. Конечно, неловко, особенно после выигранного матча, смотреть
сложа руки, как колошматят капитана твоей команды, но и неохота лезть в
драку со своими же ребятами. И регбисты стояли в полном смятении.

Как раз тут в зал вошел железнодорожник Визиль, бывший командир
партизанского отряда.

Два парня-распорядителя схватили в охапку Бриана, а тот совсем
остервенев, норовил лягнуть их и все пытался расстегнуть пояс, чтобы
пустить его в ход.

Красавчик стоял немного поодаль, не сводя глаз с Бриана.

- Ко мне, регбисты! - вопил Бриан, лягаясь изо всех сил.

- Бей макаронщика! Франция для французов! - заорал о другого конца зала
колбасник Морель, у которого были неприятности в дни Освобождения, потому
что он оказывал "услуги" петэновской милиции. Морель пришел вместе с
командой регбистов, он был одним из ее болельщиков.

- Заткнись, колбасник! - прогудел кто-то над его ухом.

Морель вздрогнул и, повернувшись, очутился лицом к лицу с Визилем.

- Ты что? Хочешь, чтоб я еще разок заглянул в твою лавочку? - спросил
Визиль.

На лбу у колбасника сразу выступил пот.

- Извините, господин майор! - забормотал он. - Извините!..

У него тряслись отвислые пухлые щеки, тряслись толстые ляжки, тряслось
все его жирное тело.

Визиль спокойно прошел через зал. Тот самый Визиль, который освободил
Клюзо за неделю до прибытия американцев. Целую неделю для всего кантона в
его лице воплощалась власть административная и судебная. Визиль - член
коммунистической партии с 1929 года, но с 1946 года он перестал
участвовать в демонстрациях, не бывал на собраниях, даже не ходил на
собрания ячейки и выписывал лионскую газету "Прогресс". Первого января он
платил все членские взносы разом - и партийные, и в профсоюз, - а потом
его больше в глаза не видели, появлялся он только на ежегодном балу
компартии и всякий раз угощал рабочего Кювро бутылкой шампанского. "Когда
я действительно понадоблюсь, - заявлял Визиль, - я опять буду с вами, как
во времена Сопротивления". Служил он обходчиком на железнодорожном
переезде выше Клюзо, жил у самого леса; говорили, что он занимается
браконьерством. В добровольной пожарной дружине он состоял помощником
брандмейстера. Он не принимал участия даже в муниципальных выборах, и это
обстоятельство особенно возмущало Миньо - в комитете секции он не раз
требовал исключить Визиля из партии. Пьеретта Амабль и Кювро возражали
против исключения и склонили на свою сторону большинство; решено было
крепко поговорить с ним, но так и не поговорили. Визиль не спеша прошел
через зал, и, когда его увидели, наступила тишина.

- Это что такое? - спросил он, не повышая голоса. - Что здесь
происходит? Что все это значит?

Регбисты расступились, давая ему дорогу, но неугомонный Бриан рвался из
рук державших его парней. Визиль подошел поближе, остановился, свернул
сигарету, закурил и только тогда окинул взглядом эту живописную группу.
Бриан притих, из носу у пего все еще шла кровь и капала на клетчатую
ковбойку. Визиль сделал знак регбистам.

- Отведите его к фонтану, пусть умоется, а потом доставьте домой к
отцу.

Распорядители, державшие Бриана, передали его регбистам, и те повлекли
капитана к выходу.

- Трусы поганые! - орал Бриан своим регбистам. - Подлецы! Теперь ни
гроша от отца не получите, ни гроша! Слышите? Не будет у вас больше ни
бутсов, ни маек, ничего по будет!

- Стоп! - крикнул Визиль.

Регбисты, волочившие Бриана, остановились.

- Если наткнетесь на жандармов, - приказал Визиль, - скажите, что он
буянил в пьяном виде и вы сами его стукнули, чтобы он утихомирился.

- Будет сделано, господин Визиль, - ответили регбисты.

Регбисты вытащили Бриана на улицу. Визиль похлопал по плечу и назвал
молодцами обоих распорядителей, укротивших команду регбистов.

И тут вдруг Натали Эмполи вскочила, с шумом отодвинула свой стул и,
крикнув: "Браво! Браво! Браво!", изо всей мочи захлопала в ладоши.

Зааплодировала и Бернарда Прива-Любас, но более сдержанно, не
поднимаясь с места. Филипп Летурно тихонько посмеивался. Он уже выпил
несколько рюмок коньяку и раскраснелся, по не казался пьяным.

Все взгляды обратились в их сторону. Визиль спокойно посмотрел на
Натали, вытянул руки и, подмигнув ей, похлопал кончиками пальцев раза три.

- Браво, умница! - крикнул он.

Потом Визиль отправился в буфет и заказал бутылку шампанского, Кювро
присоединился к нему, пригласили и Бомаска.

- Ну что, видишь? - сказал Пьеретте Фредерик Миньо. - Разве я не был
прав? У твоего Визиля все повадки гангстера. Да он еще к тому же и
браконьер. Сущий анархист! Вот посмотришь, у нас еще будут из-за него
неприятности.

Пьеретта ничего не ответила и, улыбаясь, искоса поглядывала на Визиля.
Со времени Освобождения он обрюзг, отрастил себе брюшко. Пьеретта
представила себе, как летним утром, на рассвете, он осматривает свои
силки, пыхтя и обливаясь потом, карабкается в гору, обшаривает кусты.
Миньо, может быть, и прав. Однако воображение так ясно нарисовало ей
картину: хорошо знакомый дуб, под ним, задорно поглядывая вокруг, сидит
Визиль, на его седеющих кудрявых волосах блестят капли росы, а в руках у
него вынутый из силка кролик. Ей захотелось расцеловать старика в обе
щеки.

- Ну, после такой истории, - сказала она, - мне действительно надо
взять слово.

Пьеретта поднялась на сцену. Чтобы привлечь внимание публики, дирижер
трижды ударил палочкой по большому барабану. Сразу наступила тишина. После
драки все ждали еще какого-нибудь происшествия.

Пьеретта начала свою речь. Говорила она, почти не повышая голоса,
останавливалась, подыскивала слова.

- Тут сейчас оскорбили трудящегося человека, - сказала она, - только за
то, что он итальянец.

Она спрашивала, видел ли кто-нибудь из находящихся в этом зале товарные
вагоны - в них раньше возили скот, а теперь живут итальянцы и
североафриканцы, которые работают на прокладке железнодорожной ветки.
Видели? Хорошо. А почему подрядчики не нанимают на эту работу французов?
Потому что французы не согласились бы жить в таких условиях и работать за
такую плату... Хорошо.

Пьеретта говорила не спеша, подыскивая нужные, правильные слова. Видно
было, что она еще не привыкла выступать на больших собраниях. Если слово
не сразу приходило ей на ум, она останавливалась посреди фразы. Тогда все
выжидающе смотрели на ее молодое лицо с большими глазами, устремлявшими
куда-то вдаль серьезный, сосредоточенный взгляд; в зале стало еще тише,
ясно было, что все здесь любят эту черноглазую молодую женщину. Даже
пьянчуги умолкли и сидели не шелохнувшись. Пьеретта сопровождала свои
рассуждения многочисленными вводными словами: "и вот", "хорошо", "значит",
"следовательно", "далее", "спросим себя".

Мысли ее, естественно, обратились к фабрике. Она поставила вопрос: на
каких станках там работают, давно ли они служат? Двадцать пять, а то и
тридцать лет. А как известно, АПТО - международное акционерное общество.
Какими же станками оборудованы его фабрики в Германии и в Америке? Сколько
времени пользуются ими? От двух до пяти лет. И Пьеретта стала сравнивать
производительность станков... "Ну вот... Хорошо..."

- Так почему же тогда АПТО, - сказала она, - все же заставляет нас
работать на этих устаревших станках? Потому, что заработная плата у нас
ниже, чем у немецких и американских рабочих, и потому, что мы соглашаемся
жить в худших условиях, чем они. АПТО платит нам так мало потому, что ему
выгоднее, чтобы мы работали на устаревших, малопроизводительных станках,
чем покупать для фабрики новые машины. Мы с вами для АПТО дешевый вьючный
скот, так же как итальянцы и африканцы!

А в заключение она сказала, что для крупных международных монополий и
французы, и итальянцы, и североафриканцы, и немцы, и даже американцы -
словом, рабочие люди любой национальности - просто дешевый вьючный скот.

- Объединимся же все в борьбе против мировых монополий, против всех и