Чтение 105–й страницы книги ~Призвание варяга~

что латышей не поднять, ибо каждый из них - сам по себе. Хуторянская
психология. Глупо давить ежа, но где вы видали ежа сильно хищного?"

Отчаянный корсиканец отрицательно мотнул головой:

- "Мне нужна победа, а не отступление. Ежели мы уступим..."

- "Таксусы не полезут из своих нор, но медведи, что сейчас зализывают
бока за их спинами, - бросятся за нами в погоню".

Бонапарт, по рассказам, чуть не подпрыгнул от этих слов:

- "Они способны атаковать?! Без огня егерей?!"

- "Мон Сир, - Беннигсен увольнял Барклая из армии по... личным мотивам.
Они не помогут друг другу даже если - небо обрушится на землю.

Буксгевден же - католик. Если б нас тут не было, - неизвестно - не
бросилась ли бы вся лютеранская свора на подранков - католиков..."

Великий корсиканец со значением потер руки:

- "Господа, а ведь все -- не так скверно! Спасибо, Ланн, Вы еще
расскажете о повадках этих коротконожек, а сегодня...

Эй, там - играйте общий отход! Гвардии сосредоточиться вот здесь и
здесь... С рогатинами. На медведей..."

Лично мое участие в деле было совсем номинальным. Мы лишь взглядом и
сочувственным вздохом проводили русских, которые браво умаршировали от наших
траншей в пелену белого снега, который вдруг стал сыпать посреди дня. Я уже
знал якобинскую силу и не сомневался, что их поспешное бегство - не более
чем ответный сюрприз.

Тут из снежной пелены загрохотали пушки и через пару минут показались
русские пехотинцы, кои со всех ног бежали к нашим траншеям от невидимого за
снегом противника. Потом выяснилось, что сей снег спутал все карты.

Французы побоялись подпустить русских чересчур близко (в рукопашном бою
русский медведь просто -- страшен), мы их вовремя заметили и если медведи и
вляпались в чужие капканы, то оставили там - клочок шерсти, да кончик
хвоста. Ну, может - что-то из мягкого места. За науку сию.

Тем и кончилось дело при Прейсиш-Эйлау. Якобинцы выяснили, что русских
теперь не выманить из-за наших спин калачами, да и прислали парламентеров.
Мол, ввиду чисто позиционного характера войны, не разойтись ли нам всем - по
домам. К пиву, вину, да сладким бабам? А наш спор мы продолжим, как сойдет
снег.

Впервые Бонапарт получил достойный отпор. Конечно, - Прейсиш-Эйлау не
был победой, но Барклай не понес потерь и со всех краев к нам пошли
делегации - изучать опыт. Французов били и до того, но впервые удалось
остановить - Самого!

Матушка сразу увидела в сем прекрасные шансы и... объявила о
празднованиях пятилетней годовщины открытия Дерптского Университета.

На первый взгляд, это - странно. Моя "Альма Матер" появилась при
шведах! Я зову сие "случаем Пятигорска".

Пятигорск основан неутомимым Государем Императором. Чтоб не забыть о
сем подвиге, он воздвиг памятный камень: "Заложен Николаем Романовым в 1830
году". Рядом стоят знаменитые ванны (конечно же -- "Николаевские"!), к коим
по его же приказу привинтили табличку: "Устроены Николаем Романовым в 1826
году". Без комментариев.

(Надеюсь, все помнят тот год: Декабрьское Восстание, следствие, на коем
Государь был главным следователем, Война с Турцией и сразу -- Персией, кои
Государь не решился почтить участием -- против нас были сильные чувства на
Дону и Кубани...

Казаки отрезали армию от всякой подпитки и мы на Кавказе чудом не
захлебнулись собственной Кровью... Спаси Господи -- там был Ермолов! Первые
признаки Волнения в Польше.

Оказывается, - посреди всего этого нашлось время на заложение ванн! При
том, что до действующей Государь -- не доехал... Вот за это его и не любят в
войсках...)

Вообразите себе, - едет Государь по Кавказу. Глядь, - а посреди дороги
ванны стоят. Его имени. Дай-ка думаю, заложу я тут город. И заложил.

Главное -- придумалось доброе имя: "Пятигорск". Правда, вот незадача, -
пришлось изъять старинные труды всяких там персов, да турок. Они имели
наглость ссылаться на какого-то Авиценну, коий аж в XI веке сильно советовал
съездить на воды в Бештау. "Полежать в тамошних ваннах..." Но это, конечно
же - не о том...

Книжки сии вредоносные, по цареву Указу, сожгли. Зачем держать в
библиотеках всякую хрянь? "У нас на дворе Просвещение, - XIX век. Посему --
старинные глупости нам не надобны..." И еще: "По причине стеснений
рекомендуется сжечь устарелости, не имеющие научного смысла..."

В принципе, - правильно. На деле -- посреди Золотого Века Русской
Культуры в костер полетели труды Авиценны, Улугбека и Руставели. В Баку
сожгли полное собрание рукописей из библиотеки бакинского хана: Авиценна,
Бахманьяр, Низами...

Время было такое. То ли Нессельрод, то ли Адлерберг убедили Величество,
что "мы должны приять Бремя Белого Человека и Нести Факел Цивилизации
отсталому варварству"... Вот этим вот самым Факелом и...

"В чем держится Душа моя живая?

Меня Судьба по Свету гонит -- Ведьма злая.

И Пища, что она готовит мне, -

То - недосолена... То - Соль сплошная..."

Мне сообщил о сожжениях Котляревский. Он писал: "Я знаю, что ты
владеешь сим языком и -- знаток персидской поэзии. Может быть я смогу
сохранить что-нибудь для тебя? Ведь жгут все подряд, - получен Приказ, что
все тут -- совершенные варвары и мы обязаны их всему научить. Я сберег пару
книжиц с картинками -- сие большая редкость для магометанского общества и
заинтересует многих твоих друзей из Германии. К сожалению, я не могу оценить
многих текстов -- я не настолько владею персидским, как ты. Напиши мне хотя
бы имена авторов, коих нужно спасать, я прикажу людям..."

Я написал. Список занял пару листов и через год в Вассерфаллен прибыли
телеги с мокрыми, полуобгорелыми, потекшими книгами. Я их восстановил, как
мог -- по моему разумению, а потом...

Мои доченьки не знают персидского. По-моему, во всей Риге не найдется и
десятка людей, кои знают персидский. Поэтому после первого моего инфаркта я
подарил книги сии Гельсингфорскому Университету. Согласно обычаю, мне
наследует сын Констанина Бенкендорфа -- Виночерпий Его Величества.

Я уважаю Главного Виночерпия, кем бы он ни был, но... Я не слишком
уверен, что персидские книги -- старые, грязные, непонятные нужны студентам,
но я не оставлю их - Виночерпиям. Хотя бы из Уважения к Персам, - они же -
не пьют!

А до Николая-курортолога, был Александр-просветитель. В Тифлисе основал
гимназию. Ведь со времен Руставели "грузины -- бескультурны, неграмотны и не
ведают языка"! Сие не шутка - это подлинный текст Указа "На основанье
гимназии"...

Осчастливил и Дерпт. (А через немного лет устроил конюшню в Абосском
Университете и мы спасали студентов с профессорами, вывозя их в Ливонию.)

Главное стребовал, чтоб мы привинтили табличку. Что именно он --
"Просветитель" основал Дерптский Университет. Мы привинтили. Для хорошего
человека - ничего не жалко.

Шутки шутками, но празднование пятилетней годовщины "открытия Дерпта"
стало вехой в развитии военной науки. На первом же семинаре Барклай сделал
доклад, из коего следовало, что при повышении скорости стрельбы и увеличении
дальности полета пули - всем каре и колоннам суждено кануть в Лету.

Обстановка на семинаре была весьма вольной. Речь Барклая встретили как
оглушительным свистом с проклятиями, так и - громом оваций. Если такое
творилось на первом семинаре - вообразите, как разошлись участники к концу
работы!

(Впрочем, идеи Барклая -- дело будущих войн. Пока цена штуцера сравнима
с ценой на обычную пушку, а "длинный штуцер" (он же -- "винтовка") не
способен сделать более выстрела в полчаса, - все это теория, не имеющая
прямого отношения к практике. Однако, - отдельные чудовищно богатые страны
(вроде правления матушки) способны вооружить новейшим оружием пару-другую
элитных полков. Но это -- иной разговор.)

На другой день после долгой метели разошлись тучки, на небо выкатилось
милое солнце и везде по-весеннему загремел тающий перезвон. Было раннее утро
и я как раз собирался на учебные стрельбы. В ночь выпал снег, и теперь он
весело поскрипывал под сапогами. Я проверил коня, потрепал его морду и уже
хотел ехать, как сзади меня окликнули:

- "Саша!" - я обернулся. За всеми разговорами, да знакомствами я и не
заметил, как к университетским казармам подъехали санки, из коих вышла
высокая, стройная женщина.

Подходя ко мне, она расстегнула ворот огромной собольей шубы и я чуть
не зажмурил глаза от сияния. Вся шея, уши и грудь красавицы были увешаны
каменьями с ноготь и яркое весеннее солнышко играло в них, как у малышей в
зажигательной линзе.

Я на минуту закрыл глаза, пытаясь вспомнить, как я представлял себе эту
встречу... Не вспомнил.

Когда я уезжал, сестрица уже выросла с истинную валькирию, но... в
чем-то еще была девочкой. Теперь ко мне по рыхлому снегу бежала
прекрасная...

Я поймал ее на руки, закружил на весеннем снегу... Она бессмысленно
улыбалась. Потом мы принялись целоваться...

Я опомнился от тихого покашливания моего верного Петера. Славный