приму Вас, но на первых порах - в рядовые. Мы создадим пару рот и Вы сами
выберите своих главных, а после обеда начнем учиться строю и стрельбе из
нарезного оружия.
остальных - прошу обождать".
моем кабинете осталось лишь двое, - мой давешний собеседник, с холеными
руками и пенсне на ленте, за стеклами коего горели умные, пронзительные
глаза, и типичный замоскворецкий купчина - квинтэссенция охотнорядца, -
этакий Полтора Ивана с пузом и рожей красной до изумления. Оба
представились:
философические статьи под именем... моей замученной жены - Герцен. Был
свидетелем неслыханных зверств... и чту своим долгом принять участие в
отстреле сих нелюдей".
изделиями и прочей мануфактурой. Торговали-с... Так что и у нас - счетец
имеется. Трое - нас братьев-то. Я - старшой!" - вот такие выдались у меня
адъютанты. Один отвечал за моральную подготовку людей, второй, разумеется, -
интендант.
мистических и иногда спрашивал, - почему он пошел со мной, да еще и
прихватил с собой всех своих друзей и сотрудников - того же Петра Чаадаева?
Он никогда не мог ответить мне на этот вопрос, переводя разговор на иные
темы, обычно об исторической роли России.
плачущим перед иконой Божьей матери:
Присутствие. И чтоб быть ближе к Господу, я готов идти за Вами -- хоть на
край света!"
Тереховым. Я уступил им добрую часть моей гжельской глины и их торговое дело
сейчас разбухает, как на дрожжах. Не надо и говорить, что меня тут
встречают, как своего, и уж наливают так, что держись -- "Кто первым под
стол упадет, тому - за водку платить!"
(Герцен свои награды прячет и очень стесняется, а вот у Тереховых все
ордена, да медали начищены так, что глазам больно, - они выставлены на общий
показ - над конторкой главы заведения. Интересно, что полковник Кузьма Лукич
отказался от дворянства, вытекающего из сего чина, предпочтя ему - счастье
купеческое.)
Кузьмы: "Купчина, за каким хреном ты-то на Войну побежал? У тебя -- лавка, а
на Войне-то постреливали!"
Однажды он сказал мне, что его поставщик свинины и всяких машинок похвалялся
родством с Бенкендорфами, а Лукич ему люто завидовал. Когда того растерзали
поляки, Лукич совсем разорился и уж думал руки на себя наложить, ибо думал,
что это его "Господь наказал за грешные помышления". (Русское купечество --
неоднозначно, - днем он купец, а ночью с кистенем-то за пазухой -- вроде и
нет! Так вот Лукич и надумывал порою не раз "прищучить" моего родственника
-- своего собственного поставщика. И надо же так тому выйти, что всякий раз
-- дело откладывалось. А потом Война, казнь немца поставщика, разорение
Лукича и тяжкие думы о Божьей Каре...)
православный манер, тут ему в голову и вошло:
удастся в Европах вернуть свое -- кровное!".
да так истово, что я сразу смекнул - ты злей меня! Под твоим-то началом я за
все убытки с гадами посчитаюсь!"
порою -- "Россией") объединяющее Герцена и Лукича, для меня - темный лес.
в Останкине. Место тихое, благостное. И вот повадились туда лягушатники
спектакли смотреть, да актерок щупать. Ну, и актеров из тех, что поглаже, да
- помоложе.
Измены. Якобинцы такие же мужики, как и наши, а те, что на сцене -- те ж
проститутки, - какой с них спрос? Закавыка в том, что стояли в Останкине не
просто якобинцы, но -- как бы сказать... Каратели. Те самые, что
расстреливали наших под кремлевской стеной.
давай - с актерами забавляться. Сперва просто забавились, а потом - в
благодарность стали они сих шлюх обоего пола на расстрелы возить. А эти...
представляли комические сценки с несчастными.
датского". А якобинцы им за это деньги целыми кошельками. Иль того хлеще, -
намажутся дегтем и давай приговоренную девчонку голыми руками душить.
Задушит, а Шереметьев ему - вольную, как "участнику борьбы с партизанами".
Вот и возникли у меня вопросы к "театралу", актерам его и просто тем, кто
смотрел, да хлопал...
более восьми тысяч казней, из них - до трех тысяч в отношении женщин.
представлялось немыслимым. На Вешняковских прудах, где - выходы известняка,
были выдолблены этакие желоба, ведущие к прорубям. Обреченных подводили к
верхнему концу желоба и приводили приговор к исполнению, а тело само собой
скатывалось вниз и своим весом продавливало тела казненных ранее, что весьма
облегчало работу. Даже если кто и выживал после рокового удара, - он, или
она падали обнаженными в кровавую ледяную кашу при тридцати градусах ниже
нуля.
настывало столько мозгов, что топор приходилось менять. Но самым страшным
бичом были не стылые мозги, но - волосы, особливо женские. Они так опутывали
лезвие, что ни о какой продуктивной работе не могло быть и речи.
штатные палачи наотрез отказались исполнять казни поленом!
если все пройдет без сучка и задоринки, их помилуют.
барышни) после врачебного осмотра могли собственным телом заплатить за то,
что их отправление в Вешняки задержалось.
Европу на положении полу-пленниц с обязательным исполнением ночного долга.
пленниц. Как следует из хроник, традиция сия была весьма характерна для
Древней Руси и изжила себя потому, что новые пленницы по своим культурным,
языковым и национальным корням стали слишком отличны от русских воинов.
триста девиц польской крови, замаранных Изменой и преступлениями. Они пошли
по рукам почти двух тысяч москвичей сильно злых на поляков и польское. Все
думали, что полячки не переживут той зимы...
удивительное -- вышли замуж за своих сторожей. Таких же как и они --
москвичей. И я был счастлив. Я, в отличие от Антихриста, взял Москву под
свою руку надолго и по сей день числю ее моей вотчиной.
принадлежат все трактиры, харчевни и львиная доля ямских. Неужто мне
оставить Мой Город без этого?!
выказал звериную суть -- нам не след брать сие за пример.
полный дом деток, чтоб не тронули их ни опаленные той войной мои немцы, ни
столь же опаленные нами поляки. Дай им, Господи! Мне нужно по-новой Москву
заселить...
отошедшей к России по Первому Разделу Речи. Когда выявился "польский след" в
пугачевщине, бабушка отдала приказ выселить всех поляков из Могилева и
Витебска.
местных дворян и помещиков.)
расселение проводилось по центральным губерниям. Так дед юного Грибовского
стал помещиком Московской губернии. Впрочем, хозяйство у него было малым и
по завещанию все отошло старшему сыну. Младшему ж пришлось открыть ателье и
он переехал в Москву со своими домашними.
перейдя на якобинскую сторону. Дядя Грибовского предоставил оккупантам свое
имение, провиант и фураж, отец вошел в оккупационную администрацию.
невеста -- немкой и сердце юноши разрывалось на части. Потом были расстрелы
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Русанов Владислав
Шилова Юлия
Круз Андрей