сбитые ноги и католический крест девочки и спросила:
крепостить шляхту, почему мои приказы не исполняются?!"
шляхетского рода, но ее отец был управляющим в одном крупном имении. Когда
пришли солдаты, ее отпустили было вместе с прочими свободнорожденными
девушками, но тут (в этом месте Ялька на минуту запнулась) один латышский
унтер "нечаянно нащупал" на ее груди католический крест и попытался его
снять. Прочие девушки быстро расстались со своими крестиками и им ничего не
сделали, а Ялька, по ее словам, "по собственной глупости -- стала мешкать" и
унтер решил, что она - явная католичка и "пытался сделать то, что ваши
солдаты делают с упорными католичками".
происходит и выстрелил из своего мушкета. Пуля попала в голову унтера -
зачинщика всего этого дела и убила его наповал. А первый из солдат, который
дотянулся, бросив Яльку, до своего штуцера - убил ее отца. Литовцы, надо
сказать, всегда умели умереть с Честью...
Ялька теперь осталась совсем одна - мать ее умерла Ялькиными родами и Ялькин
отец растил ее бобылем. После этого возникла проблема: с одной стороны
погибший унтер несомненно превысил свои полномочия, но сам он погиб и
спросить с него не было никакой возможности. Ялькин же отец, в свою очередь,
тоже был виновен в убийстве солдата, а этот проступок карался смертью, что и
произошло. Но что теперь было делать Яльке? В разграбленном дочиста имении
хлеба могло не хватить даже детям хозяина, чего уж там говорить про
несчастную сироту.
торги в матушкино поместье, дабы там она досталась кому-то из офицеров и
таким образом - обеспечила свою будущность.
глазах, а потом, вне себя от гнева, прямо-таки прохрипела:
наших врагов на глазах... Не хватало еще, чтоб литовцы ополчились на нас.
Меллера и Бен Леви - ко мне! Из под земли достать!"
врач моей матушки перевязал Ялькины изувеченные ножки и... Я приказал
постелить моей гостье на моей собственной кровати (я боялся, что наши
лютеранские слуги могут надругаться над католичкою), а сам лег с ребятами на
клеверном сеновале. (Там не было ромашки с полынью, вызывающих мою сенную
болезнь.)
стащил меня со стога за ухо и повел домой. В моей комнате была расстелена
вторая постель на узенькой оттоманке возле самой двери. На ней-то мне и
приказали ночевать, если я не желаю спать с моей пленницей. (В Риге ходили
страшные сплетни насчет содомских оргий Наследника Константина, и мои
родители были рады появлению Яльки. По их мнению, мне уже было пора
"показать себя мужиком". Мне было - двенадцать.)
делать мальчики в таких ситуациях. Мои друзья советовали мне... сами знаете
что, но я по сей день - мучаюсь из-за этого. Я знаю людей, которые делают
это совсем не заботясь о последствиях, но матушка приучила меня к тому, что
для женщины, а особенно - девушки, это все очень важно. Одного неверного
раза довольно, чтобы поломать чью-то судьбу и по сей день я испытываю
известное беспокойство по сему поводу.
убивать, а в такой ерунде всегда проявляю избыточную щепетильность и "лишаю
маневра" моих сотрудников. Мое мнение на этот счет таково, - Смерть легка, и
убить легко, но поломать Жизнь - это иное. Если мой человек совратил
невинную девушку -- будь сие в стране трижды наших врагов, он обязан
жениться, или как-то обеспечить ее Честь и безбедную будущность. Или --
лучше ему не показываться мне на глаза. Смерть -- одно, Бесчестье -- иное.
прелести, - здесь нет вопросов. Но если она готова на это по Любви, или ради
спасения близких, - мой человек обязан жениться, или... "Многие знания таят
много печалей". Ведь у меня не уволишься и не выйдешь в отставку. Специфика
ремесла.
всю ночь смотрела на меня. Под утро она тихонько позвала меня и сказала, что
мне неудобно на узкой лежанке, а моя кровать достаточно широка для нас. Я
очень смутился, но мне так хотелось оказаться поближе к этой красивой
девочке, что я без дальнейших слов нырнул к ней под одеяло, а она вытянулась
рядом со мной и застыла, как изваяние. Я, конечно же, не удержался от того,
чтобы осторожненько не потрогать ее крохотные и твердые, как камешки, груди,
но она так сжалась и с(r)ежилась, что я невольно отдернул руку, усовестился
своего поступка, пожелал гостье "покойной ночи" и от пережитых волнений тут
же уснул, как убитый.
хозяйством". Бедная девочка снова расплакалась, обняла меня и на ломаном
латышском спросила, как я это себе представляю. Она не уточняла деталей, но
я и сам догадался, что юной девице с католическим крестиком дойти от нас до
Литвы вещь - немыслимая. Участь полковой шлюхи в итоге такой прогулки станет
лучшей судьбой.
только моя собственная спина, - так что я с чистым сердцем предложил девочке
жить у меня на правах "сестры". А Ялька страшно обрадовалась и зацеловала
меня.
послали в баню и ребята, сразу заподозрив истинное значение этого события,
тут же стали меня подзуживать. В спальне же я встретил совершенно
заплаканную Яльку, которая после недолгой словесной обработки, которой меня
уже обучили в Колледже, постепенно призналась в том, что утром к ней
приходила моя матушка и у них вышла жестокая ссора. Я до сих пор не уверен в
том, что именно было сказано - обе рассказывали о сем совершенно противное.
меня на груди. В тот вечер я так разозлился на матушку, что моча мне ударила
в голову, и я понесся к ней, как раз(r)яренный бычок.
кем спать. Вы можете меня насильно кормить, умывать, учить уму-разуму, но вы
не в силах принудить меня изнасиловать несчастную сироту!"
раскладывать карты, тихо ответила:
непосредственного начальства. Кругом!"
сделаю "кругом", и ты меня больше здесь не увидишь! Я уеду к бабушке и
предложу ей мои руку и шпагу! Не будь я - фон Шеллинг!"
пятна, а губы на глазах стали закаменевать. Она резким движением смешала
карты на столе, оттолкнула их, откинулась в кресле и уставилась на меня в
упор. Господи, какой же у нее был тяжелый, свинцовый взгляд...
было не опустил взора и не вышел, побитой собачонкой из этого, - вдруг
охолодавшего, как могильный склеп, кабинета. Потом, Карл Эйлер по секрету
сказал мне, что у матушки необычайно развиты гипнотические способности. Это
- в роду фон Шеллингов.
пыльная дорога и на ней - крохотная хромая девочка с огромными зелеными
глазами. И в этих глазах - ненависть. Я не подчинился матушкиной воле лишь
потому, что мне страшнее было смотреть в эти зеленые глаза, полные презренья
и ненависти, нежели в матушкины серые, пусть и полные упрека и ярости.
Вечность.
надломилось, щеки ее потихоньку затряслись, а рот медленно искривился... А
потом она закрыла свои воспаленные глаза ладонями и зарыдала в голос:
Ведьма! Она околдовала тебя... Все ложь! Не верь ей..."
шевеля во рту сухим, огромным и необычайно шершавым языком, слабо
пролепетал:
глаза..."
закрыться от моего взгляда. Тут на шум прибежал мой отец, который грубо и
непечатно наорал на меня, отвесил мне истинно "бенкендорфовскую" затрещину,
от которой я пришел в себя, еле встав с пола, а после этого отец приказал
мне выметаться, чтобы ноги моей больше здесь не было.
"Озоли" и я уеду туда с литвинкой. Завтра - Лиго. Оно празднуется как
латышами, так и литовцами. В этот праздник я обручусь с моей невестой по
народным обычаям. Вы не смеете пойти против Лиго. Это языческий обряд и ни
вы, ни Церковь не имеете надо мной Власти. Пусть Лиго нас рассудит".
убить меня, но я стоял у дверей, лучи яркого заходящего солнца образовали
как бы нимб вокруг моей головы, а открытая дверь в коридор дала вдруг