серии шуток про "сладкую соль". И мы добились достигнутого -- французское
шампанское было на все время Войн вытеснено с английских и прусских рынков!
(За счет более низкой цены "шампанского" наших фабрик.)
обвинить во всем сего гешефтмахера и уничтожили "шампанское -- бочковое".
Зато матушка смогла сменить марку и теперь уже наше вино поступало на рынок
под маркой "игристого крымского" и в этом качестве смогло победить
французские вина. (По окончании Войн, когда цены на все французское резко
упали, "шампань" "отыграла" назад свой "сегмент рынка", но и мы закрепились
на рынке дешевых вин.)
не могут запретить своим подданным пользование товаром из Франции! На Руси в
таких случаях все -- много проще. Но до тех пор, пока наше правительство в
борьбе с невыгодным импортом будет пользоваться лишь запретительством -- мы
не можем считаться культурной страной.
время переходящей в блокаду, - если мы хотим продвинуть наши товары на
рынке, мы не должны запрещать вторжение иностранных товаров в Россию! А
иначе -- никто сюда не приедет и не захочет здесь торговать. Всякий раз,
когда я говорю это в Сенате, находится человек, кричащий мне с места:
-- политика жидовского заговора!"
вычетом лютеранских губерний, не составляет и трети от торгового оборота
разрушенной Пруссии! Франция, раздавленная на корню, уже имеет двукратное
превосходство в торговле. Бюджет же крохотной Англии превосходит наш -- в
двадцать раз! А вы все..."
дверью с такой силой, что осыпалась штукатурка. И сразу же нашлись этакие,
кто сказал -- "Правда жиду -- глаза колет!"
-- они потянутся к топору! Это же -- очевидно...
"семьдесят-Десять" и "двадцать", но "десять-Десять" и "восемьдесят". А сверх
того Воронцов подарил матушке свой лучший крымский дворец, переименованный
им по сему случаю -- "Ливонской Аркадией". Или сокращенно -- "Ливадией".
нее:
Крыму он же -- Царь и Бог и я не проживу и минуты под сим жарким солнышком.
Он прикажет зажарить меня на шашлык и самолично обсосет каждую косточку! Он
же нарочно подарил мне Ливадию, чтоб я ее посетила! А посетив, дала б шанс
его Мести!
гадючье гнездо и тебе с Дашкою не советую. Будем-ка мы дружить с Воронцовыми
на расстояньи оптического прицела!"
незлобивым существом. И она всегда думала, что ее окружают столь же милые и
хорошие... гешефтмахеры.
дня наши фирмы стали продавать не "шампанское", но "игристое крымское"... В
рижских бутылках.
уже не вставала с постели. У нее разыгралась ужасная водянка и она
превратилась в одну огромную гору тухнущего рыхлого мяса. Честно говоря, я
очень переживал оттого, что не могу навестить ее. Но теперь ее окружали
выдвиженцы этого злобного коротышки и все столичные евреи спешили
перебраться в нашу Ригу. Речи не было о том, чтобы мне с(r)ездить в столицу -
навестить бабушку.
рядом с бабушкой -- ее личной фрейлиной. С нею приехали и Эйлеры, и прочие
жиды и матушкин двор сразу стал одним из самых блестящих дворов всей Европы.
В Санкт-Петербурге же времена становились угрюмее день ото дня.
столичной Немецкой Церкви (сперва был православный поп, но бабушка прогнала
его), который подошел к Карлу Эйлеру и просил его пройти к Государыне.
побелелым и обметавшимся губам, а затем заплакал и, утирая слезы, сказал
присутствующим:
оставили несчастного медика и, если бы его не подхватили под руки, мой дед
упал бы рядом с телом его единственной пациентки.
Величества и сел в карету. Дядя Шимон приказал кучеру:
столичными евреями полетела к Нарве - в матушкину Прибалтику. Вслед за
каретой вскачь понеслись две сотни бабушкиных гвардейцев - каждый третий из
ее личных охранников. Никто из них не был жидом, но раскол в столичном
обществе был настолько велик, что они не желали присягать Павлу, но решились
держаться моей матушки.
Ригу и учили в казармах Рижского конно-егерского полка. У нас шли занятия,
когда в Цитадели вдруг тяжко грохнула пушка. Мы все вскочили со своих мест,
хоть шел урок картографии и нельзя даже тронуть кальки карт во время
копирования.
словами:
был уже повязан черный муаровый бант, и мы сразу поняли, о чем речь.
головами. На улице моросил мелкий дождик и дул сильный ветер с моря, который
резал капельками дождя наши лица, но мы не чувствовали боли. Все шли молча,
но на уме у нас был один лишь вопрос, - будет ли война с Россией?
народом. Все были в трауре и почти все женщины плакали. Плакала моя матушка,
покрыв волосы черной шалью, плакали прочие еврейки, а офицеры латвийской
армии глухо переговаривались, передавая друг другу известия о том, как
проходит мобилизация наших частей. Латвия вставала под ружье, готовясь к
страшной войне с великим восточным соседом.
памяти, - я стою под проливным дождем (моросящий дождик сменился ужасным
ливнем - недаром так тянуло с моря!) и утешаю Дашку. Ей было всего
одиннадцать лет и она последние годы провела у юбки нашей с ней бабушки.
Теперь у нее сделалась настоящая истерика. Мне самому дико хотелось
разрыдаться, но обязанности старшего брата не позволяли мне это сделать и я
только сжимал Дашку в об(r)ятиях, успокаивая ее.
сдохнет, папка подарит мне настоящую лошадь, а тебя с Сашкой - лишит
наследства!" Как же я его ненавижу!" - а невольные свидетели этих горьких
слез, догадывались, что речь идет о нашем брате и, содрогаясь от бездны,
разверзшейся внутри нашей семьи, - спешили отойти дальше. Кому охота влезать
в это страшное и уже - недетское горе?!
Павла об "об(r)явлении всех жидов вне закона", "о губернском устройстве
Прибалтики" - по которому Латвия делилась на четыре куска - Эстляндию,
Лифляндию и Курляндию, а "даугавские земли" отходили к губернии Витебской.
семья лишалась всяких прав на русский престол и даже - назначение Кристофера
Бенкендорфа рижским генерал-губернатором! Много было всякой ереси и прочих
павловских благоглупостей, которые кончились пшиком,- ибо их можно было
привести в жизнь только силой оружия.
наш коротышка совсем уж надумал воевать и даже назначил командующим самого
Суворова. Да вот только тот, будучи во сто крат умнее нашего недоросля,
немедля отказался от такой чести, заявив: "Стар я воевать против штуцеров на
мушкетах...". За что и попал в опалу. Правда, от войны Павел почему-то вдруг
отказался. Он у нас был весьма переменчивый.
да построение полевых карт заботили меня больше, чем интриги политические. К
тому же я, по матушкиным стопам, увлекся химией, и мне было во сто крат
интереснее собирать перегонные кубы, да выдувать стеклянные дефлегматоры,
нежели вникать в очередные затеи несчастного сифилитика.
Должность правителя -- докучная штука. Хорошо, коль ваш друг -- настоящий
министр. Но годы берут свое...
Прозоров Александр
Акунин Борис
Бажанов Олег
Орлов Алекс
Роллинс Джеймс
Свержин Владимир