Чтение 80–й страницы книги ~Призвание варяга~

необычайно ободрившись, подал мне руку в перчатке для поцелуя со словами:

- "Я доберусь до тебя - жиденок!" - этим он хотел обратить внимание на
мою Кровь. Хотел, но не подумал о том, что сам он воспитывался в среде
польских шляхтичей, да украинских панов, на дух не любящих моего народа.
("Евреи Темные", или "польские" - нищие, неграмотные и агрессивные дали к
тому достаточно оснований.)

Русская же Москва привыкла к "Евреям Светлым", или -- "немецким",
выписанным нарочно в Россию декретами аж Петра Первого! Русские привыкли
видеть в "евреях" специалистов редких профессий, которых практически некем и
заменить! И если в Варшаве и Киеве "еврей" -- оскорбление, в Москве, или
Нижнем сие -- констатация факта с граном уважения и похвалы. (Вы возразите,
вспомнив дело с Ефремкой, но это -- иное. Ефрем сам "выявил свою лакейскую
сущность". А "лакей" понятие -- интернациональное.)

"Выстрел" Константина ушел в белый свет, как в копеечку, пришло время
вернуть должок:

- "Увы, у меня -- иные любовные предпочтения..." - при сих словах
московские барышни разразились настоящей овацией. Многие из них были
шлюхами, но им импонировало то, что я (в отличие от моего визави) был явным
мужчиной.

Наследник, услыхав столь обидные для себя слова и столь бурную реакцию
московского общества, побагровел, его бородавки налились кровью и пышно
заколосились по всей его морде. Я только ждал этого!

В следующий миг я притянул коротышку в свои объятия и тут... Все
увидали, что я, стоя на одном колене, одного роста с Наследником!

Больше Константин не повторял сей ошибки. Да он и сам знал, сколь
нелестно для него это сравнение, но желанье унизить меня столь заняло
коротышку, что он, забыв обо всем, допустил меня до руки.

Я унаследовал матушкины черты лица, - так что меня частенько изображают
в пасквилях жеребцом, иль - стервятником. Да и губы мои, пожалуй, - бледны,
да чуток - тонковаты.

Матушка, скрывая сей фамильный дефект, подкрашивала их особой помадой,
дабы выглядеть более дружелюбной, чем было на самом деле. Мне же, как
мужчине и офицеру, такой способ заказан, но на мой взгляд и лошадиная
челюсть, и хищный профиль в глазах любой дамы во сто крат привлекательнее
курносого, а вернее, - безносого профиля Константина и его безвольного
подбородка.

Опять же, в глаза присутствующим бросился мой лютеранский ежик рядом с
золотистым паричком моего визави, да воротник мундира, затянутый на все
крючки, рядом с просвечивающей сквозь кисею сиськой Наследника. Когда же я
медленно, но верно поднялся во весь мой гренадерский рост, дамы стали
восторженно ахать, шушукаясь, а их кавалеры - хмыкать в сторону.

Я понимаю, что для политических деятелей внешность дело десятое, но
если с той поры Константина в Москве звали не иначе как "бритым
орангутаном", да "бородавчатой свинкой", моя попытка увенчалась успехом.
Прямо на том вечере ко мне стали подходить русские и польские лидеры,
которые с содроганием шептали мне, что если вчера они еще знать не желали
моей партии, то сегодня... Тугой армейский воротничок им оказался ближе
напомаженной сиськи, а короткая стрижка - золоченых кудрей.

Константиновские же либеральные бредни и сюсюкание о какой-то там
Конституции теперь стойко сплелись в сознаньи Москвы с Сиськой Наследника и
его - Ягодицами. С того дня и до сей поры Москва ни разу не подвела нашу
партию, став самым верным и надежным оплотом Державы.

Я еще подлил масла в огонь. Прямо на том вечере я написал комические
куплеты в количестве двадцати штук, в коих подробнейшим образом описывались
стати и наряды Наследника. И вытекающие из того -- бредни его политические.

Стоило мне сесть за рояль и пропеть первые строки, вокруг меня
образовалась огромная толпа, которая тут же стала комментировать мои вирши и
менять их для большего благозвучия (я все же -- немец, а у поляков язык
ближе к русскому). То, что вышло, свойства - совсем непечатного и мне до сих
пор стыдно, когда меня называют автором этих великолепных, хоть и необычайно
злых и неприличных стишат.

Куплеты сии под общим названием "Гав-Гав" - скорее плод коллективного
творчества. Среди них есть куплеты целиком сочиненные бойкими москвичами,
так что в "каноническом" варианте их - сорок пять.

Стихи сии разошлись по Империи и вскоре во всех приличных домах слово
"Конституция" рифмовалось лишь с "Проституцией", а произведенное мною от
слова "Сейм" понятье "сеймиты", я лично зарифмовал со словом "антисемиты",
но местная публика не знала таких и вместо "антисемитов" хором скандировала
-- "содомиты" под улюлюканье офицеров и истерический смех дам!

С той поры и вплоть до их массового повешения в ходе подавления
Польского Восстания, членов польского Парламента - Сейма в Империи называли
не иначе как - "содомитами" и искренне верили, что содомия - отличительная
черта всех либералов. Вот сила и убедительность доходчивой рифмы!

На другое утро мы "утекли" из Москвы. Ушли затемно, - пока
"константиновцы" не продрали глаза. В районе Люберец нас ждали фабричные
мужики с гжельского завода на лошадях. Они тут же развернулись и широкой,
бестолковой гурьбой вернулись домой - в Гжель. Мы же, выстроившись цепочкой
по одному, ушли на Владимирку и только по ней понеслись в Нижний.

Предосторожности наши оказались совсем не напрасны. Враги учинили за
нами погоню и перевернули вверх дном в наших поисках всю Гжель и добрую
половину Рязани. Только через пару недель до них дошел слух, что мы славно
"гудим" в Нижнем Новгороде...

В Нижний мы прибыли не просто так. Ныне это забылось, но на рубеже
веков в политике бытовала такая реальность, как "татарская партия". У этого
-- ряд забавных причин.

Россия -- огромна и отстала в плане промышленности. Для каждой губернии
структуры почв, увлажнения и оптимальной погоды настолько различны, что
урожай в Твери почти всегда означает недород в Курске, иль -- Белгороде. И
-- наоборот.

Из этого Россия стала столь "своеобычной" страной, что только в ней
возникло такое понятье, как "местничество". Раз благоденствие
землевладельцев связано только с местностью, интерес "земляков", да
"соседей" на Руси всегда ставился выше -- родственных интересов.

Неустойчивость же урожаев вызывало "неустойчивость" политическую. Чисто
русские партии в этой стране всегда отличались аморфностью взглядов и целей,
а стало быть -- рыхлостью в плане организации. А рыхлость в организации
влечет слабость силовых структур данной партии. А отсутствие реальной силы
-- политическую слабость русских вождей.

Не так с "иноземцами". Наши партии с первого дня шли от производства. А
производство не терпит аморфности. Жесткая производственная структура,
заданная самою природою машинного производства, породила силовые структуры,
жесткие "партийные" связи и политическую конструкцию двух наших партий.
Сегодня что в "поляках", что в "немцах" уже больше русских с украинцами, да
белорусами, но структуры и политические ярлыки сохранились и порождают миф о
неспособности русских управлять самими собой.

Миф сей бытовал и в годы правления Павла. Его мечтания о "Русской
Империи" привели к необходимости борьбы с "инородцами". Методом сей борьбы
наш лунатик избрал... разрушение "партийных структур", не осознавая того,
что в реальности сие -- борьба с производственными связями и без того
отсталой Империи.

Вот тогда-то (к изумлению всех) и появились "татары". В их землях нет
производства и потому -- не было партийных структур. Зато у них сохранился
родо-племенной строй, позволяющий действовать их вождям сообща.

Татары меж собой делятся на волжских и крымских. Благоденствие волжских
тесно связано с успехами Москвы, России и Риги, крымские связаны с Киевом,
Варшавой и Турцией. Из этого -- поддержка Империи татарами волжскими и
ненависть к ней со стороны крымчаков. Но...

Так уж повелось исторически, что "волжане" давно потеряли "природных
вождей". Те из татарских вельмож, что пошли в услужение к русским, получали
удел в сердце России -- вдали от волжских степей. И русская природа вкупе с
"местничеством" быстро превращали таких в "русских магометанцев". Таким
путем изменились Шереметьевы, Гагарины, или -- Бутурлины. (Имена ж
непокорных уже неизвестны...)

Крым же присоединился у нас на глазах. При том надобно помнить, что в
самом Ханстве, кроме "бешеных", всегда была сильна партия, имевшая интересы
в России. (Самые заметные среди них -- Кутузовы, да Юсуповы.)

К середине прошлого века подобные "умеренные" крымчаки были принуждены
"бешеными" переехать в Россию. По Вере своей они не могли, да и не хотели
"мешаться с неверными" и быстро переженились на "волжской" знати, дав
"молодую" татарскую партию.

При массовом изгнаньи "поляков", да "немцев" и неспособности русских к
осмысленным действиям, "татарская партия" выдвинула "из себя" -- Кутайсова,
Аракчеева, Кутузова и князя Юсупова. К тому ж у татар весьма развито
"кровное чувство", так что во Власть вслед за "молодой" (крымскою)
генерацией татарских политиков, вернулись и "старые" -- волжские:
Шереметьевы, Гагарины и Бутурлины. "Победа" была оглушительной -- вплоть до
"воцарения" фрейлины Гагариной в монаршей постели.

Самые дальновидные из "татар" сразу же осознали свою главную слабость:
татарская партия существовала лишь на одних "родственных чувствах" без
реальной экономической базы для этого. И гибель суворовской армии в Альпах
привела "татар" к катастрофе. Ради спасения сына (Наследника Константина)
Павел пошел на сепаратный мир с якобинцами и уплату чудовищной контрибуции.
Мало того, - французы принудили Павла "прогнать со двора всех, кто
подстрекал к войне с Францией".

Вообразите картину: все "немцы" в Риге, "поляки" озлоблены на монарха
за запрет на кредиты, русским всегда было плевать -- кто ими правит, а тут