Генрих Белль
Бильярд в половине десятого
1
позвонил около половины двенадцатого, и уже самый голос его предвещал
беду; к таким интонациям она не привыкла, и именно потому, что слова были,
как всегда, корректны, ее испугал тон: вся вежливость Фемеля свелась к
голой формуле, словно он предлагал ей Н2О вместо воды.
карточку, которую я дал вам четыре года назад.
сторону плитку шоколада, шерстяную тряпку, жидкость для чистки меди и
вытащила красную карточку.
больше я никого не принимаю".
телефон отеля "Принц Генрих"?
если они даны четыре года назад... пожалуйста.
бормотание, потом чей-то голос прокричал "такси, такси", раздались гудки;
повесив трубку и подвинув красную карточку на середину стола, она
почувствовала облегчение: эта его грубость, первая за четыре года,
показалась ей чуть ли не лаской.
мелочей упорядоченная работа, она выходила на улицу почистить медную
дощечку на двери: "Д-р Роберт Фемель, контора по статическим расчетам.
После обеда закрыто".
давали ей повод достать из ящика шерстяную тряпку и жидкость для чистки
меди; ей нравилось коротать время за этим занятием, растягивая
удовольствие на четверть, а то и на полчаса. Напротив, в доме 8 по
Модестгассе, за пыльными стеклами окон были видны типографские машины,
которые неутомимо печатали что-то назидательное на белых листах бумаги;
она ощущала вибрацию машин, и ей казалось, будто ее перенесли на плывущий
или отчаливающий корабль. Грузовики, подмастерья, монахини... на улице
кипела жизнь; перед овощной лавкой громоздились ящики с апельсинами,
помидорами, капустой. А в соседнем доме, перед мясной Греца, два
подмастерья вывешивали тушу кабана - темная кабанья кровь капала на
асфальт. Она любила уличный шум и уличную грязь. При виде улицы в ней
поднималось чувство протеста, и она подумывала, не заявить ли Фемелю об
уходе, не поступить ли в какую-нибудь паршивую лавчонку на заднем дворе,
где продают электрокабель, пряности или лук; где хозяин в засаленных
брюках с болтающимися подтяжками, расстроенный своими просроченными
векселями, того и гляди станет к тебе приставать, но его по крайней мере
можно будет осадить; где надо бороться, чтобы тебе позволили просидеть
часок в приемной у зубного врача; где по случаю помолвки сослуживцы
собирают деньги на коврик с благочестивым изречением или на
душещипательный роман; где непристойные шуточки товарок напоминают тебе,
что сама ты осталась чиста. То была жизнь, а не безукоризненный порядок,
раз навсегда заведенный безукоризненно одетым и безукоризненно вежливым
хозяином, вселявшим в нее ужас; за его вежливостью чувствовалось
презрение, презрение, выпадавшее на долю всех тех, с кем он имел дело.
Впрочем, с кем, кроме нее, он имел дело? На ее памяти он не говорил ни с
одним человеком, не считая отца, сына и дочери. Матери его она никогда не
видела: госпожа Фемель находилась в клинике для душевнобольных, а этот
господин Шрелла, чье имя тоже значилось на красной карточке, ни разу не
вызывал его. У Фемеля не было приемных часов, и, когда клиенты звонили по
телефону, она предлагала им обратиться к хозяину письменно.
жестом и словами:
ошибки, которые допускала. И, уж конечно, Фемель никогда не забывал
сказать "пожалуйста". Стоило ей попросить, и он отпускал ее на несколько
часов, а то и на несколько дней; когда умерла ее мать, он сказал:
и трех, даже три дня в опустевшей квартире показались ей чересчур долгим
сроком. На заупокойную мессу и на похороны он явился, разумеется, во всем
черном. Пришли его отец, сын и дочь, все с огромными венками, которые они
собственноручно возложили на могилу; Фемели прослушали литургию, и старик
отец, самый из них симпатичный, прошептал ей:
что ей становилось все труднее обращаться к нему за каким-нибудь
одолжением; ее рабочий день все больше сокращался, и если в первый год она
еще отсиживала с восьми до четырех, то вот уже два года, как работа
настолько упорядочилась, что ее с успехом можно было выполнить с восьми до
часу, да еще оставалось время поскучать и повозиться полчаса с дверной
дощечкой. Теперь на медной дощечке не было ни пятнышка. Она со вздохом
закупорила бутылку с жидкостью для чистки, спрятала тряпку; типографские
машины по-прежнему стучали, печатая что-то неумолимо назидательное на
белых листах бумаги; с кабаньей туши по-прежнему капала кровь.
Подмастерья, грузовые машины, монахини... на улице кипела жизнь.
архитекторским почерком: "...но больше я никого не принимаю". И этот номер
телефона, в часы скуки она с большим трудом установила, чей он, краснея за
свое любопытство. Отель "Принц Генрих". Это название дало ее любопытству
новую пищу: что он делает по утрам с половины десятого до одиннадцати в
отеле "Принц Генрих"? Его ледяной голос в трубке: "Просто безобразие..."
Неужели он так и не сказал "пожалуйста"? Внезапная перемена в тоне Фемеля
вселила в нее надежду, примирила с работой, которую мог бы выполнять и
автомат.
претерпевшим за четыре года ни малейших изменений. Копии этих образцов она
нашла уже в папках своей предшественницы; одно письмо предназначалось для
клиентов, присылавших им заказы: "Благодарим Вас за оказанное доверие,
постараемся оправдать его быстрым и точным исполнением Вашего заказа. С
совершенным почтением..."; второе письмо, сопроводительное, отсылалось
заказчикам вместе со статическими расчетами: "При сем прилагаем
необходимые данные к проекту X. Гонорар в размере Y просим перевести на
наш текущий счет. С совершенным почтением..." Ей оставалось только выбрать
нужный вариант: так, вместо "X" она писала "вилла для издателя на опушке
леса", или "жилой дом для учителя на берегу реки", или же "виадук на
Холлебенштрассе". А вместо "Y" - сумму вознаграждения, которую она сама
должна была высчитать, пользуясь нехитрым ключом.
Кандерсом, Шритом и Хохбретом. Она распределяла между ними полученные
заказы в порядке их поступления, чтобы, как говорил Фемель,
"справедливость соблюдалась совершенно автоматически и все имели равные
шансы на заработок". Когда готовые материалы поступали в контору, она
посылала вычисления Кандерса на проверку Шриту, вычисления Хохбрета -
Кандерсу, вычисления Шрита - Хохбрету. Ей приходилось вести картотеку,
записывать накладные расходы, снимать с чертежей копии, изготовлять для
личного архива Фемеля по одной копии каждого проекта размером в две
почтовые открытки; но большую часть времени отнимала у нее наклейка
почтовых марок: раз за разом проводила она оборотной стороной зеленого,
красного или синего Хейса [Хейс, Теодор (1884-1963) - первый президент ФРГ
(1949-1959)] по маленькой губке, а потом аккуратно наклеивала марку на
правый верхний угол желтого конверта; когда же Хейс оказывался, скажем,
коричневым, лиловым или желтым, она воспринимала это как приятное
разнообразие в своей работе.
день: он ставил свою подпись после слов "С совершенным почтением" и
подписывал денежные переводы. Когда заказов поступало столько, что с ними
нельзя было управиться за час, он их не принимал. Для таких случаев
существовал бланк, отпечатанный на ротаторе: "Мы весьма польщены Вашим
Каменистый Артем
Шилова Юлия
Корнев Павел
Контровский Владимир
Нортон Андрэ
Каргалов Вадим