наберется тысячи три, то, может быть, ты познаешь маленькую частичку
истины.
стране всего двадцать четыре часа, из них двадцать три - за решеткой.
решеткой; ведь чаще всего в ваши тюрьмы попадают за обман; самообман, к
сожалению, уголовно не наказуем; может, тебе еще не известно, что из
последних двадцати двух лет я четыре года просидел в тюрьме.
скопившихся у светофора.
сражался вовсе не с ветряными мельницами, а с реально существующими
явлениями.
ты воспринял бы как своего рода комплимент. Я угрожал одному голландскому
политику, который заявил, что надо уничтожить всех немцев, это был очень
популярный политик; когда немцы оккупировали Голландию, они выпустили меня
из тюрьмы - я показался им чем-то вроде мученика за Германию, но потом они
обнаружили мою фамилию в списке преследуемых лиц, тогда я удрал от их
любви в Англию и там угрожал английскому политику, который также заявил,
что всех немцев надо уничтожить, сохранив лишь созданные ими произведения
искусства; это был очень популярный политик; впрочем, скоро они меня
амнистировали, они считали, что обязаны уважать чувства, которых я вовсе
не испытывал, когда угрожал их политику; так людей сперва по ошибке сажают
в тюрьму, а потом по ошибке выпускают.
еще одну. Как ты отнесешься к такой вот картине... Два школьных
товарища... политическая вражда не на жизнь, а на смерть, преследования,
допрос, бегство, ненависть до гроба... но вот прошло двадцать два года, и
не кто иной, как прежний преследователь, этот злодей, освобождает беглеца,
вернувшегося на родину. Разве эта картина не достойна того, чтобы попасть
в твою коллекцию?
что она к тому же еще и правдивая... Но если я переведу эту историю в
образно-абстрактный план и соответственно истолкую, ты услышишь мало
лестного для себя.
сигару, - что я ищу у тебя понимания, но поверь, когда я увидел твою
фамилию в списке преследуемых лиц, когда я проверил сообщение и узнал, что
они действительно арестовали тебя на границе, я, ни секунды не колеблясь,
пустил в ход все, чтобы освободить тебя.
искренности твоих побуждений и чувств. Даже в твоем раскаянии я и то не
сомневаюсь. Но в каждой картине - а ты просил рассматривать эту историю
как картину для моей коллекции, - в каждой картине есть некая отвлеченная
идея, и в данном случае она заключается в той роли, которую ты играл тогда
и играешь теперь в моей жизни, эта роль - извини меня - одна и та же, ведь
в те времена меня следовало засадить в тюрьму, чтобы обезвредить, а теперь
наоборот - выпустить на свободу с той же целью; боюсь, что Роберт, у
которого гораздо более отвлеченное мышление, чем у меня, как раз по этой
причине и не желает с тобой встречаться. Надеюсь, ты поверишь, что и в те
времена я не сомневался в искренности твоих побуждений и чувств; ты меня
не понимаешь, да и не старайся понять, ты играл свои роли, не отдавая себе
в них отчета, иначе ты был бы циником или преступником, а ты не стал ни
тем, ни другим.
совсем иным.
каждый раз вычеркивал.
злодеяний.
которых человек раскаивается.
божественное милосердие.
сигарету, сунул ее в рот и снова испугался, когда Неттлингер неожиданно
щелкнул зажигалкой у самого его носа; чистое светло-синее пламя чуть было
не опалило ему ресницы. А твоя теперешняя вежливость, подумал он, еще
хуже, чем тогдашняя невежливость. С тем же рвением, с каким ты бросал мне
прежде в лицо мяч, ты теперь назойливо пристаешь ко мне со своей
зажигалкой.
уехал на воскресенье; его отец и дочь уехали с ним, может быть, сегодня
вечером ты застанешь его дома или же завтра в половине десятого в отеле
"Принц Генрих", там он каждый день играет в бильярд от половины десятого
до одиннадцати. Надеюсь, в тюрьме было сносно?
очень-то разгуляешься.
попытался было открыть окно, но не сумел справиться с ручкой; перегнувшись
через него, Неттлингер опустил стекло.
дышим в машине.
переложил сигарету из левой руки в правую, а потом из правой руки в левую.
- Послушай, - сказал он, - тот мяч, который тогда забил Роберт... что с
ним, собственно говоря, случилось? Он нашелся?.. Помнишь?
столько толков, они так и не нашли его; в тот день они искали мяч до
поздней ночи и назавтра тоже, хотя было воскресенье; они никак не могли
успокоиться; позже некоторые утверждали, что Роберт схитрил, он будто бы
вовсе не ударил по мячу, а только воспроизвел звук удара и спрятал мяч.
упал на повозку, которая стояла во дворе пивоварни; ты, может быть,
помнишь, что со двора выехала повозка.
сказал Шрелла.
следил за всем; повозка уехала раньше, чем Роберт забил мяч.
нашелся. Вот и вокзал... Ты в самом деле не хочешь, чтобы я тебе помог?
карманы, он поджидал Неттлингера, который взял с сиденья свою папку,
застегнул пальто и сказал шоферу:
Генрих".
на его губах блуждала все та же странная улыбка, светлые волосы были, как
встарь, зачесаны назад - они не поредели от времени, а всего лишь слегка
посеребрились; знакомым движением он отер лоб и засунул носовой платок
обратно; казалось, Шрелла совсем не изменился, просто он стал старше на
несколько лет.
всегда смотрел; в правой руке он держал сигарету, в левой - шляпу; он
долго не спускал глаз с Неттлингера. Шрелла ждал, тщетно ждал того, к чему
стремился уже больше двадцати лет, - ждал ненависти; он всегда мечтал о
самой обыкновенной драке, о том, чтобы ударить врага в лицо или дать ему
пинка в зад, крикнув: "Свинья, подлая свинья!" Шрелла завидовал людям,
способным на простые чувства, но сам он не в силах был ударить в это
круглое, смущенно улыбающееся лицо, сам он не в силах был дать Неттлингеру
пинка в зад; на школьной лестнице ему подставляли ножку, он летел вниз, и
дужка его очков вонзалась в мочку уха; когда он шел домой, его поджидали,
затаскивали в парадные и били, его избивали бичом из колючей проволоки,
его и Роберта; они допрашивали его; на них лежала вина в смерти Ферди, но
они пощадили Эдит и дали бежать Роберту.
людьми; светило солнце, была субботняя толчея, такси подъезжали и
отъезжали, продавцы мороженого выкрикивали свой товар, мальчики из отеля в
лиловых ливреях тащили чемоданы вслед за постояльцами; Шрелла увидел серый
величественный фасад Святого Северина, отель "Принц Генрих", кафе "Кронер"
и вздрогнул - Неттлингер кинулся в толпу, размахивая руками и восклицая:
Буджолд Лоис
Суворов Виктор
Андреев Николай
Афанасьев Роман
Лукин Евгений
Круз Андрей