это не считается слишком странным или необычным. Это просто никак невозможно
предвидеть. Этот древний металл в основании древних двигателей к
сегодняшнему дню весь уже закристаллизовался, и вот однажды "ХЛОП", -- и ты
уже, кувыркаясь, падаешь с небес на землю. А дерево в этих самолетах!
Берегись этого древнего дерева. Более чем вероятно, что оно насквозь
прогнившее. Стоит наткнуться в воздухе на маленькую яму, на небольшой порыв
ветра, и вот уже одно из твоих крыльев порхает от тебя прочь или, что еще
хуже, накрывает твою кабину, так что тебе даже не удается выпрыгнуть с
парашютом. Но хуже всего -- это посадки. Шасси у бипланов узкое и ход руля
направления весьма ограничен. Ты даже опомниться не успеешь, как он вырвется
из-под твоего контроля, и ты покатишься по полосе в огромном клубке щепок,
тросов и изодранной старой обшивки. Они просто злобные, и это единственное
подходящее для них слово: злобные.
изо всех сил старается произвести на мир хорошее впечатление. Прислушайся к
урчанию двигателя. Он работает ровно, словно настроенный гоночный мотор, ни
один цилиндр не выбивается из общего хора. "Надежный", тоже мне.
управления свободно двигаются и правильно работают, давление и температура
масла --такие, какими они должны быть. Топливный вентиль открыт, топливная
смесь насыщена, все рукоятки -- в тех положениях, в которых им следует быть.
Даже рычажок опережения зажигания и выключатель дополнительной катушки
магнето. Уже тридцать лет, как их не делают в самолетах.
подаю вперед ручку газа, слегка прижимаю левую педаль, чтобы развернуться
носом против ветра, и оказываюсь лицом к лицу с широко раскинувшимся морем
высокой влажной травы. Должно быть, эти россказни кто-то выдумал
давным-давно.
глаза.
меня закрученным в вихрь мощным ревом и попавшими в поток выхлопными газами.
Да, очень тихими эти двигатели не назовешь.
Бипланы, они строились в расчете на небольшие площадки, поросшие травой. В
1929 году аэродромов было раз, два --и обчелся. По этой же причине у них
большие колеса. Им нипочем выбоины на пастбищах, для них пойдет и беговая
дорожка ипподрома, и проселочная дорога. Строились они в расчете на короткий
взлет с маленьких площадок, потому что именно там можно было найти
пассажиров, именно на небольших площадках приходилось зарабатывать деньги.
опирается на свои колеса.
двигатель грохочет на дне своей пустой бочки, большие колеса, все еще
вращаясь, повисают в воздухе. Ты только прислушайся! Ветер поет в расчалках!
И вот оно все тут, вокруг меня. Оно совсем не пропало, не затерялось в
пожелтевших пыльных альбомах с потемневшими от времени пыльными
фотографиями. Этот дух, он здесь, прямо сейчас. Этот свист в ушах, этот
развевающийся шарф -- это ветер! Вот он тут и дует на меня так же, как дул в
свое время на первых летчиков, тот самый ветер, что разносил их громкие
голоса над пастбищами в Иллинойсе, над лугами в Айове, над полянками для
пикника в Пенсильвании и над берегами Флориды:
облаками, пять минут в стране ангелов. Посмотрите на свой город с воздуха.
Вот вы, сэр, как насчет того, чтобы доставить маленькой леди незабываемое
удовольствие? Абсолютно безопасно, совершенно безвредно. Подышите свежим
ветром, который дует лишь там, где летают птицы и самолеты.
расчалках, бьется об те же цилиндры, его режет все тот же острый сверкающий
пропеллер, и все та же машина, пролетая, перемешивает и закручивает его, как
закручивала много лет назад.
мы держим у себя в голове и который написан на наших календарях, ничего не
значит. Вот ферма внизу. Как я могу отличить, что это ферма сегодняшнего
дня, а не ферма 1931 года?
определить, что прошло время. Не производители календарей дают нам ощущение
"нашего времени", сегодняшнего дня, --это делают дизайнеры автомобилей,
посуды, телевизоров, законодатели моды. Без нового же автомобиля время стоит
на месте. Разыщи древний самолет, сделай пару прокачек, крутни сверкающий
пропеллер -- и можешь двигать окружающее тебя время куда пожелаешь, можешь
отлить его в более изящную форму, придать его очертаниям более
привлекательное выражение. Эта машина для тех, кто хочет вырваться на
свободу. Поднимись в кабину, пощелкай переключателями, покрути клапаны,
запусти двигатель, поднимись с земли в огромный, вечно неизменный океан
воздуха, и ты -- хозяин собственного времени.
Триммер рулей высоты нужно опустить почти до отказа, чтобы, когда я убираю
руку с рукоятки управления, самолет не задирал свой нос. Элероны дают
значительные усилия, рули поворота и высоты -- незначительные. На подъеме
можно выжать газ до отказа и не получить более 1750 оборотов пропеллера. В
горизонтальном полете линия горизонта проходит как раз по верхушкам второго
и пятого цилиндров. Подъемную силу самолет теряет мягко, и прежде чем это
произойдет, в ручке управления чувствуется подергивание -- предупреждение,
что нос вот-вот начнет заваливаться вниз, даже если вытянуть ручку на себя.
Нет в этом самолете ничего злобного. Ветра, конечно, хватает, если
высунешься из-за ветрового стекла, и тихим его не назовешь, по сравнению с
современными самолетами. Ветер затихает, когда самолет летит на грани того,
чтобы потерять подъемную силу, он предупреждающе визжит на чересчур большой
скорости. Замечательно, когда самолет почти целиком летит впереди своего
пилота, Стекло передней кабины через час полета становится матовым от
капелек масла и летящей с шатунов густой смазки. Если на некоторое время
сбросить газ, то, когда снова подаешь рукоятку газа вперед, двигатель чихает
и пропускает выхлопы. Совершенно не сложно на этом самолете летать. И он
совершенно не злобный.
бегущими по траве. Говорят, что самое трудное --это посадка. Я должен
внимательно осмотреть поле, должен убедиться, что место для посадки
свободно. Когда я уже буду готов коснуться земли, этот огромный нос закроет
мне весь передний обзор, и до тех пор, пока я не замедлюсь и не начну
выделывать зигзаги, мне остается только надеяться, что на моем пути не
окажется ничего лишнего. Вон там на поле я и приземлюсь, на траве, рядом с
посадочной полосой. Слева вдалеке -- бензоколонка и кучка людей, наблюдающих
за нами.
тополей, охраняющих проход к взлетной полосе. Биплан летит так медленно, что
успеваешь даже понаблюдать за тополями, поглядеть, как трепещут на ветру их
серебристые листья. Затем под нами оказывается полоса, и я поглядываю в
сторону -- поглядываю, чтобы оценить высоту, прикидываю расстояние от колес
до травы, затем самолет, подрагивая, ныряет вниз и приземляется, теперь
педали: левая педаль, правая педаль, держи его рядом с полосой, не дай ему
вырваться из твоих рук, еще правая педаль, еще чуть-чуть выжать правую
педаль. Вот и все. Нет ничего проще.
знанию. Я подруливаю к ангару. Как-то не верится, что так просто оказалось
развеять слухи и мрачные предупреждения.
доносится шорох, он выдает спрятавшиеся там опасения.
выпуска.
Мы узнали, как жужжат в полете приборы, и что бывает, когда они отказываются
жужжать. Мы путешествовали, оседлав невидимый радиолуч, над Пенсильванией,
Иллинойсом, Небраской, Ютой и Калифорнией. Мы приземлялись и в международных
аэропортах, когда на пятки наступают авиалайнеры, и на побережье, где
поторопить нас может лишь чайка или кулик. Но теперь снова настало время
учиться, и учиться другому.
старую. В переднюю кабину Паркса ложатся спальный мешок, сэндвичи, фляга с
водой, канистры с маслом номер шестьдесят, чехлы для обеих кабин, свечи
С-26, инструменты, лента и моток мягкой проволоки.
Ивендером Бриттом обмениваемся рукопожатием. Те, кто стоят рядом с нами и
знают о моих планах, бросают несколько обычных напутственных фраз:
старше своего пилота.
непривычные лямки парашюта, затягиваю ремень безопасности и по траве,
подпрыгивая и обдувая ее ветром, выруливаю на исходную позицию.
важный момент, что он надолго запомнится. В это мгновение древняя рукоятка
газа под моей перчаткой уходит вперед, и начинается первая секунда
путешествия. Вот и технические подробности толпой собрались вокруг: 1750
оборотов двигателя в минуту, давление масла -- 70 фунтов на квадратный дюйм,
его температура --100 градусов по Фаренгейту. К ним спешат присоединиться
прочие детали, и я снова готов учиться: когда этот самолет на земле, я
Афанасьев Роман
Сапковский Анджей
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Березин Федор
Посняков Андрей