поднял ее белую ручку к губам и поцеловал костяшки пальцев, недовольно
стиснутые в кулак.
Бразилии немного политических лидеров. Португальцы, в отличие от испанцев,
не принесли в Новый Свет дисциплину и порядок. Если мы не столь жестоки,
как они, а просто грубы, то это потому, что нам лень обзавестись
идеологией. Церковь слишком терпима. Даже женские монастыри стали
борделями.
комкает, ибо время поджимает. Сезар много и успешно занимался
самообразованием: он поставил за правило читать не менее одной книги в
неделю и научился испанскому, французскому и английскому. Немецкий
оказался слишком труден для него, по крайней мере сейчас. Когда его
карьера убийцы и вымогателя подойдет к концу: "Это игры для молодых людей,
госпожа, когда стареешь, становишься слишком мягкосердечным", - он
надеется купить собственный лимузин и стать гидом. Причем, имейте в виду,
он будет водить экскурсии не только по большим городам, где
командированному бизнесмену ничего не надо, кроме сексуальной мулатки, он
повезет людей в глубинку, где богатые вдовушки и школьные учителя из
Канады обязательно захотят посетить живописные городки вроде Ору-Прету и
Олинде, полные реалий колониальной истории и церквей XVIII века с резьбой
по камню, выполненной Алейжадиньу: "Он был карликом и калекой, госпожа, а
мать у него была черной рабыней; кто посмеет сказать, что в Бразилии
добрый человек не пробьется в люди?" - и, разумеется, он не забудет
легендарную Амазонку, знаменитый на весь мир оперный театр в Манаусе и
бескрайние просторы страны, которые сами по себе станут привлекать
туристов со всего света, поскольку свободного места на земле остается все
меньше. Только Сибирь и Сахара могут соперничать с бразильскими
просторами, но климат там отвратительный. Вот почему правительство в
мудрости своей разместило столицу в центре страны и прокладывает дороги
сквозь девственные леса. "Дороги - это прогресс, и человек, который
проедет по ним, будет человеком будущего".
оправившейся после полета, когда она пошла спать в свою комнату в конце
длинного, слегка изогнутого коридора. Эта комната, вся обстановка которой
состояла из узкой кровати и письменного стола, "принадлежала" ей, хотя за
восемнадцать лет своей жизни она провела там не более ста ночей. Отец,
лишь сегодня прилетевший из Дублина, разумеется, уже спал. Она представила
его себе - неподвижный, как кукла, с черной маской на глазах. Годы
путешествий на самолетах научили его спать в нужное ему время. Он с
нетерпением ждет разговора с дочерью утром за завтраком, в 9:30, объяснил
ей высокий слуга, парду [мулат], чья кожа имела мрачный зеленоватый
оттенок. Пухленькая маленькая женщина, наверное, жена слуги, в
накрахмаленном синем платье, спросила, не хочет ли сеньора чего-нибудь -
лимонада, снотворного, еще одно одеяло? Эта парочка - худой мужчина и
толстая женщина, оба внимательные и раболепные - напомнила Изабель о
предательстве Шикиниу и Полидоры, и она устало отмахнулась, желая остаться
наедине со своей печалью, чтобы вкусить ее горечь и осознать ее пределы.
по-новому, с вниманием и уважением, относиться к ее особе. Так мирские
власти выдают свою слабость и трусость, подумала она, залезая обнаженной в
убогую девичью постель. Она слишком устала, чтобы искать ночную рубашку в
своих чемоданах. Своей наготой Изабель как бы бросала вызов окружавшему ее
прямоугольному городу - темнице, в которой томилось сердце Бразилии, - и
соединяла ее тело с чернотой Тристана. Она захотела помолиться за него,
но, вспомнив о Боге, тут же вспомнила самого Тристана, его черные,
тоскующие и властные глаза, впервые разглядевшие ее на сверкающем пляже.
сильнее дяди Донашиану, но меньше ростом. Его выпуклый лоб, переходящий в
лысину, беспокойно нависал над лицом, будто оплыл под солнцем. Перед
завтраком он надел брюки в серую полоску, черные носки в рубчик и тапочки,
а сверху накинул темно-бордовый шелковый халат. Очень скоро его черные
носки окажутся в узких лакированных туфлях дипломата и политика. Изабель
заметила, что разговор с дочерью был для него такой же намеченной на
сегодня встречей, как и многие другие, которые последуют за ней. Он уже
успел погрузиться в чтение газет на разных языках, стопкой лежащих у его
тарелки, и встал с таким видом, будто его прервали.
тему встречи. Он запечатлел на обеих щеках и на губах Изабель поцелуй,
который с самого детства напоминал ей о багаже, только что вынутом из
неотапливаемого багажного отделения самолета, где царит неземной холод
стратосферы. В ее воспоминаниях он всегда приезжал к ней с другого конца
планеты; его квартира, занимавшая целую сторону здания, была настолько
просторной (в отличие от квартиры дяди Донашиану), что в ней никогда не
становилось тесно от тех вещей, которые отец привозил из разных стран, где
он работал или просто бывал по делам, и теперь тибетское танка с
двухметровым квадратным изображением космического древа сверкало золотой
паутиной на фоне багровой и зеленой вселенной до ее сотворения позади
туалетного столика в стиле Людовика XV, на котором соседствовали вазы
черного фарфора эпохи династии Чин и древняя деревянная статуэтка из Мали.
На стенах квартиры дяди Донашиану висели большие и яркие абстрактные
картины, отец же предпочитал небольшие гравюры с изображением исторических
сцен и строений или двухцветные японские гравюры, где формальная строгость
композиции сводила на нет грубость содержания.
шахматную доску.
вниманием, какого заслуживает коллега-дипломат. Тем не менее глаза его то
и дело нервно пробегали по верхней газете из стопки, высившейся рядом с
его тарелкой, чьи заголовки говорили о беспорядках, локальных боях и
грозных признаках скорой мировой революции.
навязанного мне твоим подручным. Но я проснулась в четыре утра, не
понимая, где нахожусь, и с ужасом поняла, что я в плену и мне отсюда не
выбраться. Я чуть не закричала от страха. Я хотела было выпрыгнуть в окно,
но эти модернистские рамы не открываются.
этим съесть булочку с маслом и три поджаристых кусочка ветчины. У нее
больше не было разборчивости девственницы.
на газету. - Мы быстро приспосабливаемся к обстоятельствам - настолько
быстро, что наш дух начинает считать тело предателем.
где мне и следует находиться.
невообразимым счетам и совращать коридорного. Ты устроила себе
затянувшиеся каникулы, милая Изабель, и я был вынужден вернуть тебя к
реальной жизни.
осторожно и неуверенно, и глаза его то и дело перескакивали с одного
газетного заголовка на другой, а губы чуть кривились в конце каждой фразы,
обнажая маленькие и округлые, как у ребенка, но пожелтевшие от времени
зубы. Ее отец, как она впервые в жизни осмелилась себе признаться, был
маленьким и чувствительным мальчиком, которого легко запугать, но который
будет педантично строить планы отмщения. Земная власть была его местью
окружающему миру, и вот теперь эта власть оказывалась беспомощной.
едва ли был мне настоящим отцом. Ты всегда оставался для меня туманной,
недоступной звездой, какой, возможно, и должен оставаться отец, однако
теперь ты должен позволить мне отдать свои чувства другому мужчине,
который ослепил меня, как полуденное солнце.
прозрачной синей коже под глазом и во впадине на виске. Его взгляд, когда
он оторвался от газеты, стал почти столь же тяжелым, как и бледный,
выпуклый лоб. По сравнению с Тристаном отец казался бесформенным: кожа его
была тонкой и бесцветной, как бы недоразвитой, серо-голубые глаза -
бледными и водянистыми, череп его, вместо непроницаемой шапки упругих
блестящих колечек, покрывали длинные редкие пряди, сквозь которые
просвечивала детская кожа, а его квадратное, лишенное шеи туловище
годилось только для того, чтобы размещаться в кресле. Однако говорил он с
устрашающей четкостью и силой, словно все его мужество ушло в голос.
которая нас сопровождала?
возмущало. Она была неискренна.
наш роман. Женщине можно простить все, кроме неловкости, - она остается в
памяти навсегда.
лексиконом Тристана или дяди Донашиану. Отец владел столькими наречиями,
что мозг его, казалось, постоянно переводил с одного языка на другой, - у
его собственного языка не было родины.
прошло после смерти твоей дорогой матери; за исключением периодических
визитов в публичные дома - только ради потребностей физиологии, - я
Беляев Александр
Афанасьев Роман
Прозоров Александр
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Лондон Джек