невесту по дорогим ресторанам. Он лучился довольством и выглядел
успокоившимся, удовлетворенным -- как человек, полностью осуществивший свои
мечты. Я подружился с невестой. Я был совершенно уверен, что вот наконец-то
все у него складывается как надо.
изобретательные бандиты однажды приколотят его за уши к рекламному щиту -- в
назидание современникам и потомкам...
детали проблемы, но и сам факт ее существования. Однако с некоторых пор под
разными предлогами он совсем перестал появляться в киоске и даже в его
окрестностях, а всеми текущими делами предоставил заниматься невесте. К ней
и пожаловали бандиты, чтобы не тратить время на его розыски -- для начала
просто напомнить о себе. Так открылось, что суженый ее основательно влип.
Речь велась не о каких-либо поборах, которыми они вздумали Андрюху обложить.
Без поборов, конечно, тоже не обходилось -- но в разумных, твердо
установленных пределах, и это заранее учитывалось наряду с другими
расходами. Бандиты уже разобрались, что окучивать ларьки и магазины на своей
территории из месяца в месяц много выгоднее, нежели тупо перекрывать
владельцам всякий кислород. Нет, Андрюха сам наладил с ними контакт, вышел
на каких-то больших уголовных генералов, попросил кредит -- и те выдали,
поскольку впечатление он производил солидное, а планы разворачивал
убедительные. И включили, как полагается, счетчик. Невеста кинулась к его
родителям. На семейном совете у Андрюхи попробовали добиться, где же, в
конце концов, растворилась такая денежная масса, а он невнятно бормотал, что
все пустил в оборот и прогорел, но где, на чем -- отказывался отвечать,
молчал и смотрел в пол, как нашкодивший первоклассник.
состояние, бродил по коридорам с безумными глазами, забывал элементарные
вещи и объяснял медсестрам, что существовать вообще не достоин. В силу чего
и был вскоре перевезен в психушку санаторного типа -- с бассейном,
мормонскими проповедниками и гимнастикой у-шу по утрам. Врач вызывал мать на
беседы, и она рассказывала ему, что раньше, как только Андрюша куда-нибудь
уезжал, начинались звонки незнакомых людей с вопросами, где его найти и кто
будет платить его долги. А он вернется и на все попытки с ним поговорить
только отмахивается: мол, ерунда, не волнуйся. Как будто не понимал, в какое
положение ставит своих домашних. А еще раньше, были случаи, платили они с
отцом -- иначе на Андрюшу грозились заявить в милицию. Но потом это
кончилось. Она-то радовалась, надеялась -- он повзрослел, поумнел...
однокомнатную квартиру на ВДНХ. Невеста снесла ювелиру что-то фамильное. Но
не составилось и половины нужной суммы, с каждым днем к тому же
наворачивающей на себя новый процент. ("За такие деньги, -- прокомментировал
сторонний рэкетир, заходивший в киоск не по работе, а так, выпить пивка и
поболтать от нечего делать, -- можно Красную площадь трупами замостить".) И
бандиты взялись за невесту всерьез. Совесть и сердце не позволили ей бросить
на произвол судьбы Андрюху, ларек и вовремя исчезнуть. А там стало поздно --
уже знали адрес, уже намекнули насчет младшей сестры...
обычно в парки -- Измайлово или Сокольники. Впоследствии она признавалась
мне, что всякий раз, усаживаясь в машину под конвоем четырех стриженых
дуболомов в спортивных штанах, мысленно со всем и всеми прощалась и пеклась
уже не о том, будет ли жива, но -- как до конца сохранить достоинство.
"Тогда, -- говорила, -- уже не страшно. Даже как-то интересно..." Как пепел
перегоревшего страха поселилось в ней с тех пор и навсегда эдакое веселое,
безоглядное хамство. На первой же стрелке она заявила двум ворам в законе,
что волапюк их не понимает и учить не намерена -- если им что-то от нее
надо, пускай дадут себе труд изъясняться по-человечески. Паханы опешили, но
держаться стали уважительнее. Притворяться, будто ей неизвестно, где
находится Андрюха, не было смысла. В больнице он и рассекреченный оставался
для них не очень-то досягаем. Он не казал носа из-за железной двери
отделения -- не посещал бассейн в пристройке, не гулял во дворе, не
спускался в вестибюль, и, чтобы вытащить его оттуда, требовалось совершить
форменный налет. Не скажи она -- заявились бы к нему на дом. А переехавшим с
ВДНХ старикам такого не вынести.
грехи. Но они не верили, что сотня кусков зеленых попросту утекла у Андрюхи
между пальцев. Пытались нащупать след пропавших денег и полагали, что она
может быть в курсе. Она же из ночи в ночь старалась убедить их в обратном.
Искала сама. Выбравшись на рассвете из парка, отправлялась прямиком в
больницу (врач, имевший представление, что к чему, распорядился пропускать
ее в любое время), ждала, пока контингент отделения закончит в холле
ушуистские пассы, и подступала к Андрюхе с одним и тем же: если вложился --
то куда, если растратил -- на что? Андрюха отмалчивался как партизан и
утверждал теперь, что в голове у него мухи кипят и туманная пелена -- ничего
не помнит. Обошла его знакомых в надежде, что кому-то он хотя бы
проговорился. Но никто ничего не слышал. Выяснилось только, что Андрюха
появлялся в гостях с немыслимыми бутылками и тортами. И при всякой
возможности занимал, занимал, занимал: по три тысячи долларов, по пять тысяч
-- под двадцать процентов. В неделю!
истерику. Кричала, захлебываясь слезами, что больше не может, что они вольны
поступить с ней как угодно, но денег она в глаза не видела, и обнаружить их
не способна, и взять с нее -- ибо даже квартира у них с матерью и сестрой от
завода, продаже не подлежит -- при всем желании нечего. (Возражение,
напрашивающееся здесь само собой, к ее же собственному удивлению, не
возникало. Вот на березе удавить -- обещали, пожалуйста. А в отношении чего
другого -- ни-ни. К чести бандитов, она не заметила в них стремления
поиздеваться. Все было вполне функционально. Как будто имелся некий
регламент, по которому полагалась ей именно береза. Ее, в сущности, и не
запугивали. Просто ставили перед фактом.)
Усадили опять в машину и повезли назад в киоск изучать гроссбухи. Из них
было видно, что прибыль полностью сожрут проценты -- то есть у Андрюхи нет
шансов расплатиться этим путем.
человечка. Считай, теперь он тут главный. Бумажки ему передашь.
никто и переоформить ларек с ней не получится...
тебя подставил. Бабу, свою же, -- и подставил. Последнее дело.
там, не залеживается. А то насчет ее можно и передумать...
чувства более теплые, чем к Андрюхе. Понимала: вот, сама не решалась, а они
назвали вещи своими, правильными, именами, -- но была так измотана, что даже
горечи в ней не осталось. Утром равнодушно, слово в слово передала Андрюхе
ночной разговор. Он пустился каяться -- она уснула в кресле. Из больницы он
ушел раньше, чем медсестра набрела на нее и с трудом растормошила.
приятелей, чьи тысячи, данные в рост, канули вместе с бандитскими. Кто-то
убедится, что ничего уже не добьешься, и махнет рукой. Кто-то начнет
выставлять претензии невесте. Кто-то даже мне -- из туманных соображений. И
с кем бы я ни говорил, от меня не то что прямо требовали, но ощутимо,
настойчиво ждали какого-то Андрюхе суда. Я не считал своей задачей
отстаивать его честь. Я кивал и, случалось, поддакивал, выслушивая обвинения
в его адрес. Хотя их денежные беды мало меня трогали. Единственное, в чем я
не мог его оправдать, -- это хождения по мукам, доставшиеся невесте на долю.
другого. Или годами выполнять за так черную работу, жить в настоящем
рабстве. В таком духе. И судя по тому, что Андрюху долго еще держали
неизвестно где, словно про запас, подобная участь и была ему изначально
уготовлена. А потом что-то изменилось: может -- расклады, может --
настроение. Бандиты, кто их разберет...
несколько раз -- но разговора не получилось. Мне неприятно вспоминать его
таким. И я берегу фотографию, сделанную давным-давно, на квартире одного
моего друга, у которого я жил тогда, в Филях. Однажды, в половине осени,
Андрюха известил нас: свеженький, при деньгах, только из поля. Угощал вином
и жестким вяленым мясом, по его словам -- сайгачатиной. И много рассказывал
о скорпионах: в каком случае они нападают, где прячутся и как брачуются. Он
утверждал, что все это -- вплоть до пожирания самкой партнера и самоубийства
скорпиона в кольце огня -- ему в избытке довелось наблюдать минувшим летом.
Сказал, что наловил для интереса некоторое количество и привез с собой в
Москву. Я тут же попросил пару, поскольку на подоконнике простаивал
небольшой, узкий и высокий аквариум (некогда в нем обитала рыба-телескоп,
пострадавшая от чрезмерного любопытства: она заглянула в шланг очищавшего
воду компрессора -- и ей высосало глаз). Думал, прилажу им сильную лампу,
насыплю песка с галькой... Андрюха пообещал. Потом беседа свернула на
другое, и я начисто забыл о своей просьбе. Но на следующий вечер, вернувшись
из города, обнаружил на столе (дубликат ключа от входной двери всегда лежал
в почтовом ящике, и посвященным было известно, как открывать ящик пальцами)
пустую майонезную банку с комочками земли и сухими травинками на дне, а
рядом подробную записку о скорпионьем рационе и признаках, по которым можно
отличить самца. Внизу подчеркнуто: если выпускать погулять -- тараканов не
будет. На обороте советы, как унимать боль от укуса. Поверх банки
Шилова Юлия
Андреев Николай
Посняков Андрей
Муркок Майкл
Свержин Владимир
Мацумото Сэйте