масло, если не найдет здесь. Руки-ноги подчинялись неплохо, но скорее по
закону, нежели по благодати.
тушенки. Засыпал рис в кастрюлю.
легче.
соседи наверху до утра плясали. Я подумал, что сейчас -- это какая-то шутка,
соль которой понятна в неизвестном мне контексте. Андрюха, однако,
потребовал включить радио, поскольку вторую намеревался выпить непременно
под куранты. И на мое недоумение: с какой стати? -- терпеливо разъяснил:
сегодня -- тринадцатое. Тринадцатое января. Новый год. Старый.
нашей дружбы нам не раз случалось совершать синхронно и независимо
одинаковые оплошности: скажем, сидя за одним столом, опрокидывать на себя
стаканы с вином или чашки с чаем. Он отличался пристрастием к костюмам и
галстукам, опрятной формой бороды и наличием на носу несильных очков в
элегантной оправе. Еще рядом счастливых качеств. Он любил вещи, и вещи
отвечали ему взаимностью: хорошо служили и попадали в руки всегда к месту.
Когда я отваживался дарить женщинам не конвертик с деньгами, а что-нибудь по
своему выбору, то сначала обыкновенно вдвое переплачивал, а потом выслушивал
едва замаскированные упреки в невнимании к их стилю и чуть ли не купеческом
чванстве: они предпочли бы подарок пусть не столь дорогой, но в пандан не
моим, а собственным представлениям о себе. А он уже утром носил в кармане
именно такое колечко, какое любимая девушка вечером опишет как предмет своей
мечты. Со временем это накрепко приросло к его образу, и специально
обыгрывать подходящие ситуации, что прежде доставляло ему великое
удовольствие, он все чаще попросту забывал.
увесистый приемник. Я повертел его в руках. Приемник назывался "Родина" и
был куда совершеннее устаревшего моего: имел короткие волны, выдвижную
антенну и ручку точной настройки.
-- Отдашь мне летом, перед полем. Собрал вот свое добро на работе, а домой
никак не доеду. В конторе жаль оставлять, сопрут.
по-настоящему хотелось видеть.
миновала.
усугубить. Я признался, что советских денег у меня нет совсем. Он порылся в
портмоне, глянцевая поверхность которого, отражая лампу под потолком,
пускала в тень зайчика, но не набрал и половины ночного тарифа. И тут я
вспомнил, что в хозяйственном шкафчике над ванной натыкался на плоскую
коньячную бутылку с жидкостью желтого цвета, в которой по запаху определил
что-то спиртовое -- может быть, политуру.
принюхался к бутылке, как заправский химик, ладонью нагоняя на себя пары.
использовали?
распространившийся уже по всему храму дух, но аромат чуть горьковатый,
смешанный с запахом раскаленного угля -- в первое мгновение, как бросишь
зерна в кадило.
чего-нибудь. Давай марганцовку. Есть марганцовка?
трещина: содержимое наволгло и склеилось комком. Андрюха вытряс его на
газетный обрывок, достал из кармана красный швейцарский нож и маленьким
лезвием отделял кристаллики, которые с кончика ножа опускал по одному в
бутылочное горлышко, наблюдая падение на просвет. Жидкость в бутылке заметно
порозовела.
как Штирлиц". Он встретил в гостях мужа моей подруги (наш с нею роман
начинался задолго до Андрюхиного отъезда, но видел он ее всего однажды; а с
мужем мы когда-то оба были знакомы -- правда шапочно) и нашел предлог
обменяться телефонами. Тут же, из соседней комнаты, по добытому номеру
позвонил его жене. Она дала мой новый адрес. Телефон продиктовала тоже, но
Андрюха записал наспех, коряво и впоследствии не мог разобраться, где у него
единицы, а где семерки.
розовой, в осадок выпали даже не хлопья, а редкие темные крупицы.
Отфильтровали через бинт прямо в чашки. Думаю, во всем этом не было никакого
смысла. Тараканы один за другим стали срываться с потолка и понемногу -- со
стен. Сразу два попали в открытую сахарницу. Я выудил их пинцетом.
растопленный жир от тушенки. Я медлил.
нет ничего нового...
одеколона из бригады по укладке телефонного кабеля, с которой подрабатывал в
студенчестве: сначала положить на язык ложку сахарного песку и уже на сахар
накатывать дозу; если нет пива или хотя бы какой-нибудь пепси-колы, водой
лучше не запивать; закусывать -- бесполезно. Выпить я постарался как можно
быстрее, а после замер и ждал отторжения. Вкуса, каким бы он ни был, я не
различил.
ничего не будет. -- Действие в дурдоме... Тоже пьют не знают что. А двое
знают -- но молчат. Все равно пьют.
широкий двуспальный матрас. Андрюха снял брюки и очки, но галстук поверх
рубашки только слегка ослабил. Через пять минут он заявил, что тахта моя
слишком мягка для его разыгравшегося сегодня страннического люмбаго, и
предложил поменяться местами. Но меня уже разморило, лень было снова
вставать -- и я подвинулся, пустил его под бок.
зарекайся, всякое бывает. Но редко.
думал сказать о Савле и Павле. И даже припомнил несколько цитат -- из тех,
что любил приводить дьякон, -- дабы своей осведомленностью убить Андрюху
наповал. Но покуда, прежде чем начать речи, я нащупывал, вытянув руку, на
столе папиросную пачку, он вдруг повернулся ко мне спиной и засопел,
причмокивая. Цитаты остались невостребованны. Только самую популярную:
"Держи свой ум во аде и не отчаивайся" -- мне представился повод самому себе
пробормотать, когда я вскинулся утром на звонок в передней. Дверь явно
входила во вкус, пугать меня ей пришлось, похоже, по нраву. С улицы
пробивался бледный свет, вовсю шумели машины, а лифт в подъезде натруженно
гудел -- было, наверное, около восьми. Об окружающей действительности я знаю
не так уж много, зато твердо. Если ты не наделал каких-нибудь особенных
глупостей, перечень возможных в такую пору посетителей крайне невелик:
посланец военкомата, участковый милиционер, в лучшем случае -- разносчик
телеграмм. Но вряд ли хозяина, лейтенанта запаса, станут отлавливать на
дому. И откуда быть телеграмме, если его родителям гостивший у меня
родственник при мне сообщил по телефону, куда и на какой срок их сын уехал
-- с Южного полюса? Так что участковый -- по наводке соседей, с вопросами о
моем статусе и прописке, -- получался всего вероятнее. Сейчас я мог бы
затаиться, но если власть ищет с тобой встречи, рано или поздно ее все равно
не избежать. А откровенные кошки-мышки только обеспечат заранее дурную
репутацию и мне самому, и квартире, за которую я в ответе.
улыбался. Что бы мы ни пили этой ночью, никаких признаков отравления я у
себя не замечал. Едва я решил открыть, если позвонят еще раз, -- позвонили
еще раз: коротко, ненастойчиво. Штаны мои куда-то запропастились. Я
попробовал натянуть Андрюхины брюки -- они застряли у меня на ляжках, --
Акунин Борис
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Володихин Дмитрий