какую-то сусальную мифологию, которой они заменяют историческую
действительность. И в результате ты окажешься в дураках. Впрочем, ты все
равно окажешься в дураках, даже если будешь знать настоящую историю.
вопросов нельзя задавать старшим. Но если ты хочешь знать, то и я сижу в
дураках, хотя предпочел бы быть в другом положении.
что его жена, московская дама, очень красивая, была ему неверна; он был
намного старше ее. Я приезжал в Кисловодск каждое лето и всегда заставал там
Виталия - до тех пор, пока меня не отделили от Кавказа движения различных
большевистских и антибольшевистских войск, происходившие на Дону и на
Кубани. И только за год до моего отъезда из России, во время гражданской
войны, я опять приехал туда и снова увидел на террасе нашей дачи согнувшуюся
в кресле фигуру Виталия. Он состарился за это время, поседел, лицо его стало
еще более мрачным, чем раньше. - Я встретил в парке Александру Павловну (это
была его жена), - сказал я ему, здороваясь. - У нее прекрасный вид. -
Виталий хмуро на меня посмотрел.
в армию?
опустил голову и проговорил:
выиграют войну добровольцы, меня не очень интересовала. Я хотел знать, что
такое война, это было все тем же стремлением к новому и неизвестному. Я
поступал в белую армию потому, что находился на ее территории, потому, что
так было принято; и если бы в те времена Кисловодск был занят красными
войсками, я поступил бы, наверное, в красную армию. Но меня удивило, что
Виталий, старый офицер, относится к этому с таким неодобрением. Я не вполне
понимал тогда, что Виталий был слишком для этого умен и вовсе не придавал
своему офицерскому чину того значения, какое ему обычно придавалось. Но все
же я спросил его, почему он так думает. Равнодушно поглядев на меня, он
сказал, что они, то есть те, в чьих руках находится командование
антиправительственными войсками, не знают законов социальных отношений. -
Там, - сказал он, оживляясь, - там вся северная голодная Россия. Там, брат,
идет мужик. Знаешь ли ты, что Россия крестьянская страна, или тебя не учили
этому в твоей истории? - Знаю, - ответил я. Тогда Виталий продолжал. -
Россия, - говорил он, - вступает в полосу крестьянского этапа истории, сила
в мужике, а мужик служит в красной армии. - У белых, по презрительному
замечанию Виталия, не было даже военного романтизма, который мог бы
показаться привлекательным; белая армия - это армия мещанская и
полуинтеллигентская. - В ней служат кокаинисты, сумасшедшие, кавалерийские
офицеры, жеманные, как кокотки, - резко говорил Виталий, - неудачные
карьеристы и фельдфебели в генеральских чинах.
что это твоя profession de foi .
раздражением сказал Виталий. - Profession de foi. Какая глупость! Двадцать
пять лет, со всех сторон и почти ежедневно, я слышу это бессмысленное
возражение: ты все ругаешь. Да ведь я думаю о чем-нибудь или нет? Я тебе
излагаю причины неизбежности такого исхода войны, а ты мне отвечаешь: ты все
ругаешь. Что ты - мужчина или тетя Женя? Я Александру Павловну упрекнул за
то, что она все какую-то Лаппо-Нагродскую читает, и она мне тоже сказала,
что я все, по обыкновению, ругаю. Нет, не все. Я литературу, слава Богу,
знаю лучше и больше люблю, чем моя жена. Если я что-нибудь браню, значит, у
меня есть для этого причины. Ты пойми, - сказал Виталий, поднимая голову, -
что из всего, что делается в любой области, будь это реформа, реорганизация
армии, или попытка ввести новые методы в образование, или живопись, или
литература, девять десятых никуда не годится. Так бывает всегда; чем же я
виноват, что тетя Женя этого не понимает? - Он помолчал с минуту и потом
отрывисто спросил:
не знал, что ему ответить, замялся и, наконец, неуверенно сказал:
отец был жив, он не обрадовался бы твоим словам.
мягкостью. - Постарайся разобраться. Воюют две стороны: красная и белая.
Белые пытаются вернуть Россию в то историческое состояние, из которого она
только что вышла. Красные ввергают ее в такой хаос, в котором она не была со
времен царя Алексея Михайловича. - Конец Смутного времени, - пробормотал я.
- Да, конец Смутного времени. Вот тебе и пригодилась гимназия. - И Виталий
принялся излагать мне свой взгляд на тогдашние события. Он говорил, что
социальные категории - эти слова показались мне неожиданными, я все не мог
забыть, что Виталий - офицер драгунского полка, - подобны феноменам,
подчиненным законам какой-то нематериальной биологии, и что такое положение
если и не всегда непогрешимо, то часто оказывается приложимым к различным
социальным явлениям. - Они рождаются, растут и умирают, - говорил Виталий, -
и даже не умирают, а отмирают, как отмирают кораллы. Помнишь ли ты, как
образуются коралловые острова?
сейчас вспоминаю их красные изгибы, окруженные белой пеной моря, это очень
красиво; я видел такой рисунок в одной из книг моего отца.
- Одно отмирает, другое зарождается. Так вот, грубо говоря, белые
представляют из себя нечто вроде отмирающих кораллов, на трупах которых
вырастают новые образования. Красные - это те, что растут.
приняли обычное насмешливое выражение, - но не кажется ли тебе, что правда
на стороне белых?
власть?
еще оранжевые и фиолетовые, то и те были бы в равной степени правы.
вся эта резня, ты прочтешь в специальных книгах подробное изложение
героического поражения белых и позорно-случайной победы красных - если книга
будет написана ученым, сочувствующим белым, и героической победы трудовой
армии над наемниками буржуазии - если автор будет на стороне красных.
побеждаемые.
хорошо, я скажу тебе то, что думаю. Не то, что можно вывести из анализа сил,
направляющих нынешние события, а мое собственное убеждение. Не забывай, что
я офицер и консерватор в известном смысле и, помимо всего, человек с почти
феодальными представлениями о чести и праве.
красным аллеям, мимо светлой маленькой речонки, вдоль игрушечных гротов, под
высокими старыми деревьями. Становилось темно, речка всхлипывала и журчала;
и этот тихий шум слит теперь для меня с воспоминанием о медленной ходьбе по
песку, об огоньках ресторана, который был виден издалека, и о том, что,
когда я опускал голову, я замечал свои белые летние брюки и высокие сапоги
Виталия. Виталий был более разговорчив, чем обыкновенно, и в его голосе я не
слышал обычной иронии. Он говорил серьезно и просто.
парк. - Слышишь, как речка шумит? - перебил он себя внезапно. Я прислушался:
сквозь ровный шум, который доносился сначала, слух различал несколько разных
журчаний, одновременных, но не похожих друг на друга.
волнует? И всегда, уже много лет, как только я слышу его, мне все кажется,
что до сих пор я его не слыхал. Но я хотел другое сказать.
Шилова Юлия
Акунин Борис
Дальский Алекс
Орловский Гай Юлий
Афанасьев Роман
Каргалов Вадим