допотопных машинах вниз по склону к Порт-о-Пренсу, как заправские гонщики.
Мы слышали, как они остановились у заставы, а потом снова тронулись и
растаяли в тишине.
схватил мальчика за руку, но мальчик упирался.
шоколадным кремом (фр.)].
между кустами бугенвилеи - два пожилых близнеца в цилиндрах и между ними
ребенок. "Трианон", правда, не был посольством, но братья Дюпон явно
считали, что раз он принадлежит иностранцу, то он лишь немногим хуже.
Шофер катафалка, о котором мы все забыли, быстро слез со своего сиденья и
побежал вдогонку. Мадам Филипо, Смиты и я остались наедине с гробом, мы
тихо вслушивались в ту, другую тишину на дороге.
что-то вылезет из шкафа. Никому из нас не хотелось смотреть другому в
глава, чтобы не увидеть там отражение этого кошмара, поэтому все мы
глядели сквозь стеклянную стенку катафалка на новенький сияющий гроб с
медными ручками - причину всех наших бед. Далеко-далеко, в той стороне,
где лаяла собака, какая-то машина, тяжело пыхтя, брала подъем высокого
холма.
карабкалась все ближе и ближе.
уйти.
работать, - потом она медленно, на первой скорости двинулась дальше, и
теперь ее стало видно: огромный "кадиллак", уцелевший со времен
американской помощи неимущим Гаити. Машина остановилась около нас, и из
нее вышли четверо. На них были мягкие шляпы и темные очки; сбоку у каждого
висел револьвер, но только один не поленился вытащить оружие, да и то
направил его не на нас. Он подошел к катафалку и начал методически
разбивать рукояткой стекло. Мадам Филипо не двинулась с места и не
произнесла ни слова, да и я ничем не мог тут помочь. Против четырех
револьверов не пойдешь. Мы были свидетелями, но какой суд захочет
выслушать наши показания? Стеклянная стенка катафалка была разбита, но
тонтон продолжал отбивать револьвером неровные края. Спешить ему было
некуда, и он не хотел, чтобы его люди поцарапали себе руки.
повернулся, и я его узнал: это был тот человек, с которым мистер Смит в
полиции играл в гляделки. Он стряхнул с себя миссис Смит и спокойным и
неторопливым движением затянутой в перчатку руки ткнул ее прямо в лицо.
Она опрокинулась в кусты бугенвилеи. Мне пришлось силой удержать мистера
Смита, чтобы он не кинулся на тонтон-макута.
плечо.
человек вдруг так переменился. - Свинья! - вопил он.
понимал по-английски. Мистер Смит чуть было не вывернулся у меня из рук.
Он был сильный старик.
втолкнули гроб в багажник, но он высовывался из него чуть не наполовину,
поэтому они накрепко, не торопясь, привязали гроб веревкой. Спешить им
было некуда, им ничего не грозило, власть тут была их. Мадам Филипо
подошла к катафалку и так униженно, что нам было стыдно, стала умолять,
чтобы они взяли и ее. Впрочем, у нас не было выбора между унижением и
борьбой, и только миссис Смит на что-то решилась. Говорила мадам Филипо
слишком тихо, чтобы расслышать слова, но я понял, о чем она просит, по ее
жестам. Быть может, она предлагала им деньги за своего покойника; при
диктатуре у человека можно отнять все, даже мертвого мужа. Они хлопнули у
нее перед носом дверцами и двинулись вверх по шоссе; гроб торчал из
багажника, словно ящик с фруктами, который везут на базар. Наконец они
нашли удобное место, где можно было развернуться, и поехали обратно.
Миссис Смит уже поднялась, и мы стояли кучкой, с виноватым видом. Невинная
жертва почти всегда выглядит виноватой, как козел отпущения в пустыне.
Машину остановили, и офицер - я думаю, что это был офицер, хотя форма у
них у всех одинаковая: черные очки, мягкие шляпы и револьверы, - распахнул
дверцу и поманил меня к себе. Я не герой. Я покорно пошел к нему через
дорогу.
когда на меня глазеют. Кто этот старик?
он и сказал, зачем приехал. Он собирается посетить президента.
четыре года выборы.
выполняю.
но им нельзя показывать страх, не то конец террору. Остальные
тонтон-макуты смотрели на меня из машины непроницаемо, как лупоглазые
пугала.
Нюрнберге, - объяснил я.
Так дело не пойдет. Вашего слугу зовут Жозеф, да?
получше усвоил этот факт. - Это ваша гостиница. Она вас кормит.
забудет.
мы видели торчащий кусок гроба, пока они не скрылись за поворотом. Снова
наступила тишина; мы услышали, как машина затормозила у заставы, потом
прибавила скорость и на всех парах понеслась к Порт-о-Пренсу. Куда они
спешили? Кому нужен был труп бывшего министра? Ведь труп нельзя даже
мучить, он не чувствует боли. Но бессмыслица порой устрашает сильнее, чем
осмысленное зверство.
позвоню президенту. Я этого так не оставлю...
просто толкнул. Вспомни, что было в Нашвилле. В Нашвилле было хуже.
слезы. Он любил цветных за цвет их кожи, а его предали более жестоко, чем
предают тех, кто ненавидит. Он добавил: - Прости, детка, что я позволил
себе такие грубые выражения... - Он взял ее под руку, и мы с мадам Филипо
пошли за ними домой. Дюпоны и мальчик сидели на веранде, ели мороженое с
шоколадным кремом. Цилиндры стояли рядом, как дорогие пепельницы.
жестом погладил его по плечу. Мадам Филипо вела себя уже совсем спокойно и
даже не плакала. Она села рядом с сынишкой и стала кормить его мороженым.
Прошлое отошло в прошлое, а рядом с ней было будущее. Но я понял, что,
когда настанет время - сколько бы лет до тех пор ни прошло, - мальчику
ничего не позволят забыть. Она произнесла только одну фразу, прежде чем
уехать на такси, которое привел Жозеф:
с Жозефом одни. Мистер Смит повел миссис Смит в номер люкс "Джон Барримор"
прилечь. Он суетился возле нее, и она ему не препятствовала. Я спросил
Жозефа: