Чтение 58–й страницы книги ~Похитители бриллиантов~

Он бросает мрачный и подозрительный взгляд на новоприбывших, которые
стоят под деревом, затем с решительным видом выходит, держа наготове свое
длинное голландское ружье.

- Это вы, Корнелис? Это вы, Питер? - ворчит он. - Что вам надо?

- Брат мой Клаас, - насмешливым тоном отвечает Питер, человек с рубцом
через всю голову, - вы не очень любезны.

- И у вас короткая память, - со своей стороны прибавляет одноглазый
Корнелис.

- Пусть меня унесут черти и пусть они свернут вам шеи! У меня нет
времени любезничать, в особенности с вами.

- Конечно... Вы приберегаете всю вашу любезность для этих двух
голубиц...

- Молчать!.. Что тебе нужно?

- Очень просто. Вы разработали довольно хитрый план и сообщили его нам,
если мне не изменяет намять, в шалаше его преподобия, в окрестностях
Нельсонс-Фонтейна.

- Дальше.

- Вы говорили, что мы можем легко овладеть кладом и будем богаты не
менее, чем королева Англии. С тех пор у нас текут слюни. А теперь, когда
мы у самой цели, в вас заговорила совесть и к тому же голосом, который
напоминает голос измены!

- Дальше! - снова буркнул Клаас, которому уже стала ударять кровь в
голову.

Взял слово Питер:

- Вы говорили, что мы все разбогатеем, а себе вы вдобавок возьмете жену
нашего врага. Нас это устраивало вдвойне, потому что месть - штука
приятная... Но сокровища кафрских королей!.. - На лице бандита отразилась
жадность.

- Однако, - перебил Корнелис, - вам не кажется ли, Клаас, что это не
слишком уважительно с вашей стороны разговаривать с нами здесь, даже не
приглашая войти? Ведь мы, черт возьми, родные братья, а не враги... По
крайней мере, до сих пор между вами вражды не было!

- И так хороши будете! - оборвал Клаас. - Я никому верить не могу. И
вам меньше, чем кому бы то ни было.

Корнелис и Питер грубо расхохотались. В их хохоте были и насмешка и
угроза. Корнелис заявил вызывающим тоном:

- Ладно, Клаас, мы знаем, что нам остается делать. Вы хотите забрать
себе и клад и бабенку. Это уж чересчур, дружище! Вы слишком жадны! Как бы
не пришлось пожалеть!.. Во всяком случае, мы-то пришли к вам со словами
мира. Обдумайте их до завтра. Когда солнце пройдет треть своего пути,
будет поздно.

- Чего же вы, собственно, хотите? - воскликнул Клаас, которого все-таки
встревожила угроза милых братцев.

- Сейчас скажу. Мы знаем, что клад закопан где-то здесь, поблизости. Но
не мы одни это знаем. По-видимому, тайну плохо берегли, потому что ее
знает масса народу на прииске Виктория. Люди покинули свои участки,
организовались и против нашей воли поставили нас во главе всего дела.
Теперь они хотят взяться за поиски вместе с нами. К тому же они, бедняжки,
торопятся. А вы сами знаете, что жадность - плохой советчик. Если вы
запретесь у себя в фургоне, то можно биться об заклад, что на вас нападут
и обе ваши птички достанутся нашим ребятам...

- Пусть тронут хоть один волос с их головы! Убью!

- Возможно. Одного, двух, десять, если хотите. Но какой бы вы ни были
герой, не надеетесь же вы все-таки удержать целую ораву людей, которые не
боятся ни бога, ни черта и только хотят дорваться до клада?

- Клад - другое дело. А женщины при чем?

- Братец Клаас, вы удивительно непонятливы! До сих пор я считал вас
самым умным в семье, но я вижу, что ошибался... Что же, выходит - жена
этого проклятого француза не знает, где закопаны алмазы?

- Знает! Но она не скажет...

- Вы не умеете ее заставить. Вы не умеете разговаривать с женщинами...
Неужели вы здесь не хозяин? Не полный хозяин, перед которым все трепещет и
которому все повинуется?

- Вам какое дело?

- А такое дело, что если вы не знаете, как взяться, то я вас научу...
Способов много! Например, не давать им ни есть, ни пить. Не давать
спать... Подпалить пальчики... Мало ли что можно попробовать...

- Нет! - решительно возразил Клаас.

- Как хотите. Я вижу, она вас околдовала. Ваше дело!.. Мне остается
только предупредить вас, что двух дней не пройдет, а красотка будет в
наших руках и тогда уж она заговорит... А теперь прощайте или, верней, -
до свидания!..

Клаас пожал плечами, молча поигрывая ружьем, повернулся к братьям
спиной и, как собака, забрался под фургон.

Бандиты удалились. Они пошли к своим дружкам сообщить о неудаче. Те
встретили их отчаянной бранью. Потребовался весь авторитет обоих буров,
чтобы отговорить банду от немедленного нападения на фургон.

- Ладно, - ворчал Клаас, - орите сколько угодно! У меня еще целая ночь
впереди. За двенадцать часов, да еще в темноте, такой человек, как я,
может многое успеть...

Тут он заметил, что к фургону приближается несколько человек. Они
потрясали оружием и громко кричали.

- Вот как? - сказал он. - Уж не собираются ли они нарушить перемирие,
объявленное Корнелисом и Питером? Это бы меня удивило. Мои братцы
отъявленные мерзавцы, но они люди слова. Эй, там! Стой, буду стрелять!..

Но те продолжали приближаться, и Клаас выстрелил. Один упал, остальные
застыли на мосте, хотя кричать не перестали.

- Клад!.. Сокровища!.. Мы хотим сокровища кафрских королей! - орали они
в ярости.

- Сокровища? Ладно. Подождите до завтра. Будут вам сокровища... Вы
таких и но ждали!

В то время как свидание трех братьев заканчивалось этими кровавыми
событиями, госпожа де Вильрож и Эстер, которые слышали до последнего слова
всю их циничную беседу, бледные, но полные решимости, находились на той
половине фургона, которая была им отведена для жилья. С тех пор как они
узнали, что Альбер находится где-то неподалеку, их воля еще более окрепла.
Уверенные в том, что скоро придет помощь, если только смерть но избавит их
от долгого заточения, они сохраняли ясное спокойствие духа, какое не
всякий закаленный мужчина смог бы сохранить при подобных обстоятельствах.

Их непреклонная твердость торжествовала над всеми поползновениями
Клааса, который боялся потерять одновременно и женщину и клад и потому
держался скорей как преданный слуга, чем как неумолимый тюремщик. Правда,
он знал, что госпожа де Вильрож способна привести в исполнение свою
страшную угрозу и взорвать фургон. Это сознание сильно сдерживало его с
того самого дня, когда появился Сэм Смит.

- Вы не боитесь, Эстер, не правда ли? - сказала Анна своей подруге,
которую выстрел заставил вздрогнуть.

- Нет, сестра. Я ничего не боюсь, и я надеюсь.

- О, я тоже! Я горячо верю, что скоро придет Альбер, и моя уверенность
дает мне сверхчеловеческие силы. Он придет, я это чувствую, и наши
страдания кончатся. Вы увидите, Эстер, как эти свирепые бандиты
разбегутся, едва он появится. Он храбр и силен, как лов, и никто из них не
выдержит его страшного взгляда. Если бы вы только знали, как эти буры
боятся его!..

- Повторяю вам: я надеюсь. Хотя нам остается так мало времени. Нужно
чудо...

- Альбер его совершит.

- Если бы эти негодяи искали только клад! Но увы! Вот уже неделя, как
наш тюремщик держит нас взаперти, но они знают, что мы находимся здесь. Вы
видели, как они настойчиво рассматривали наш фургон, когда упустили из рук
того человека, из-за которого я осталась сиротой? Я долго жила среди
золотоискателей. Я знаю, на что способны эти люди. Их ведь ничто не
удержит...

- Ну что ж, мы умрем, но позора не примем.

Тем временем друзья Корнелиса и Питера, видимо, несколько успокоились и
в надежде на скорое разрешение всего дела стали петь песни. Несколько
человек подняли труд того, которого подстрелил Клаас, и стащили в речку.
Другие сопровождали эту мрачную похоронную процессию, выплясывая бешеную
фарандолу и крича:

- Сокровища кафрских королей!

Этот крик, повторенный тысячу раз, прокатывался по лесу до самых
берегов Замбези.

Клаас обдумал план обороны. - Заросли эвфорбий. - Приготовления к
ночной экспедиции. - Мнение бура о револьверах. - Клаас узнает, как попала
в руки его преподобия карта, украденная у Жозефа. - Братья-враги. -
Отравление реки. - Страшные последствия купанья. - Ужасные свойства
эвфорбий. - Не на чем ехать. - Гроза. - Наводнение.

В ожидании, когда наступит ночь, под прикрытием которой он надеялся
избавиться от своих врагов, Клаас сидел, уставившись взглядом в ту
сторону, откуда доносилось пение, и мучительно думал. Отбросив несколько
планов, как неосуществимые, он с настойчивостью дикаря перебирал все новые
и новые, один смелей другого, но пришлось отказаться и от них: они были не
под силу одному человеку, да и времени было мало. Солнце уходило на запад
очень быстро, и Клаас стал считать минуты с чувством человека,