Дмитрий ВЕРЕСОВ

БЛИЖНИЙ БЕРЕГ НИЛА, ИЛИ ВОСПИТАНИЕ ЧУВСТВ

Знаешь ли, милая,

Жизнь неизбежна.

Хватит мечтать,

Знаешь, хватит мечтать...

Павел Кашин

Пролог

Москва, 1982

В спальных вагонах "Красной стрелы" народ ездит непростой - иностранцы,
артисты, большое и малое начальство, - и обхождение с ними требуется
нестандартное, галантерейное. Памятуя об этом, Настя поостереглась дать волю
праведному гневу, а осторожно переступила через спущенные в проход ноги в
импортных джинсах и самым деликатным образом потеребила храпящего пассажира
за рукав, при этом автоматически отметив мягкую добротность кожаной выделки.

- Гражданин, а гражданин, вы бы поднимались. Прибыли уже.

- М-м-м...

Упитанный брюнет характерного московско-грузино-еврейского обличия
зачмокал пухлыми губами, но глаз так и не раскрыл.

- Нажрался, паразит! - Настя вложила в свой свистящий шепот всю
рабоче-крестьянскую ненависть.

И впрямь, гражданин, похоже, провел веселенькую ночку. Откидной столик
был завален элитарными ошметками - шкурками сырокопченой колбасы,
апельсиновой и банановой кожурой, обертками шоколадных трюфелей, тут же
банка из-под камчатских крабов, пустая сигаретная пачка с иностранными
буквами, опорожненная бутылка дорогого коньяку. На одеяле бесстыдно валялась
упаковка известного резинового изделия. Дух стоял соответствующий - окна в
поезде не открывались, а кондиционер был уже отключен.

- Гражданин, я вам русским языком говорю! Настя дернула за рукав куда
решительней. Толстая волосатая пятерня плавно приподнялась, пошарила в
воздухе и замерла на груди проводницы. Этого Настя не выдержала, с маху
шлепнула по руке и заорала благим матом:

- Глаза разуй, кобелина!

Брюнет затряс головой, разлепил наконец мутные очи и с тупым недоумением
уставился на Настю.

- Эт-то... приехали уже?

- Приехали! - со злорадной усмешкой заявила проводница. - Вы бы еще
дольше дрыхли, гражданин, так и обратно бы в Питер уехали. Давайте-ка
выметайтесь по-быстрому!

Заспавшийся пассажир сладко зевнул, тут же сморщился и поднес ладонь к
виску.

- Болит? - с иронией осведомилась Настя. - Неудивительно. Вон как
гульнули.

- Она показала на захламленный стол. - Совсем наглость потеряли. То-то
попутчица ваша сбежала.

- Попутчица? - он усиленно заморгал. - Какая попутчица?

- Ну, девушка, рыженькая такая. Вы ж с ней вместе сели. Так она в Болотом
вышла и очень просила вас не будить.

- Рыженькая? - с натугой проговорил брюнет. - Ох, не помню, голова
раскалывается... Слушай, хозяюшка, у тебя в заначке граммулек сто не
найдется? Я заплачу.

- Я тебе что, корчма?

Оно, конечно, приятно дать отлуп такому холеному деляге, но, с другой
стороны, страдает же человек, бодун его бодает нешуточный, видать, не
слабей, чем любого пролетария. Проводница сжалилась:

- Ладно; на Ярославском в буфете тетю Асю найдешь, скажешь, от Насти со
"Стрелы", она тебя остаканит.

- Вот спасибо! - Брюнет достал из кармана кожанки желтый пакетик жвачки и
дрожащей рукою протянул ей. - В знак благодарности.

Когда проводница вышла, брюнет, постанывая, залез с ногами на полку,
просунул руку в багажный отсек, расположенный над дверью, пошарил там и
извлек серый пластмассовый портфель-дипломат с номерным замком. С ним он и
сошел с поезда, но направился не на Ярославский вокзал, а к
телефонам-автоматам.

- Вадим Ахметович? Доброе утро, это Яков Даниилович. Я только что из
Питера и имею для вас небольшой презент.

- Очень тронут, Яков Даниилович. Вас не затруднит подъехать ко мне на
службу часикам, скажем, к пяти?

- Нисколько, Вадим Ахметович. Буду ровно к пяти.

- Адрес знаете?

Ленинград, 1982

- Ну-ну, успокойтесь, Мария Кирилловна, вот, хлебните водички и давайте
продолжим. Итак, вы говорите, что мужчина садился в поезд один?

Пожилая проводница всхлипнула и протерла глаза рукавом. Капитан Самойлов
одновременно смахнул со лба обильный пот - и тоже рукавом.

- Один, один, - закивала проводница. - Веселый такой, обходительный.
Когда я зашла к нему, он на оба места билеты предъявил, попросил никого не
подсаживать, сказал, что в Бологом друг присоединится... Чаю заказал, с
сухариками...

Мария Кирилловна вновь опустила голову и шмыгнула носом.

- Понятно. И багажа, значит, при нем, кроме ременной сумочки-визитки, не
было?

Проводница кивнула, подтверждая - не было, мол.

- И в дороге, говорите, никто к нему не подсаживался?

- Не видела. В Бологом, правда, меня бригадир к себе в третий вагон
вызывал, так что, может быть...

Дверь служебного купе приотворилась, в щели показались стриженая голова и
лацкан милицейского мундира.

- Разрешите, товарищ капитан.

- Что там? - недовольно спросил Самойлов.

- Да вот, пассажиры... по домам просятся.

- Фамилии, адреса, телефоны у всех записал?

- Так точно!

- Предупредил, что вызовем в ближайшее время?

- Так точно!

- Иди... Ну все, Мария Кирилловна, спасибо вам.

- Не на чем. - Проводница отвернулась.

- Да, и вот еще что - вы точно ничего там не трогали, не убирали? Ну,
когда...

- Да что вы! Только вошла сказать, что подниматься пора, приезжаем
скоро...

Подошла, за ручку тронула...

Проводница прикрыла глаза рукой и заплакала. Капитан Самойлов встал и
вышел в коридор, тихо прикрыв за собой дверь. Там было уже пусто, только у
ближнего тамбура дежурил милиционер, да возле прикрытой двери седьмого купе
нервно курил высокий мужчина в штатском. Капитан подошел к нему.

- Ну что, Феденька, отдыхаем?

- Да, там теперь эксперты колдуют.

- А ты уже отстрелялся?

- Отстрелялся... Похоже, Коля, в этом деле все мы уже отстрелялись.

- То есть? - нахмурился Самойлов.

- Судя по всему, не наша тут епархия. Во всяком случае, без смежников не
обойтись.

- Вещички?

- Они. Интересные такие вещички, я бы даже сказал - типа будьте-нате!

- Ну уж! - Капитан хмыкнул. - Что-нибудь по части ОБХСС?

- Бери выше.

- Неужели Конторы? Секретные документы, что ли?

- Зайдем, сам увидишь. Не сюда, в соседнее. Там и без нас тесно. - Поймав
на себе неодобрительный взгляд капитана, Федор добавил:

- Ладно, порядки знаем.

Все запротоколировано и сфотографировано.

На откидном столике аккуратным рядком стояли многочисленные предметы, в
их числе на треть опорожненная граненая бутылка виски с золотисто-бордовой
этикеткой, длинная сигаретная пачка тех же тонов с латинскими буковками
"Santos-Dumont", курительная трубка с чуть изогнутым черным мундштуком, два
пустых стакана, два коричневых сигаретных окурка с чуть заметными пятнами
розовой помады, обручальное кольцо, финка с пластмассовой наборной ручкой,
полпалки твердо-копченой колбасы. Каждая вещь была упакована в
полиэтиленовый пакет и снабжена биркой.

- И что? - поморщившись, спросил капитан. - Видал я все это хозяйство при
первичном осмотре. Что ли, прикажешь из-за буржуйского виски Большой дом
теребить? Бдительность демонстрировать? Они тебе быстро песню про коричневую
пуговку напомнят. Сейчас, дорогой, не сталинское время, сейчас каждый, кто с
понятием, подобное пойло хлебает невозбранно...

- Так ведь я, собственно, не это хочу показать. На полке поверх
застеленного одеяла стояла продолговатая дорожная сумка ярко-красного цвета.

Федор наклонился над нею, двумя пальцами извлек еще один полиэтиленовый
пакет с биркой и показал капитану. Самойлов присвистнул.

- Погоди свистеть, это, как говорили в старину, лишь первая перемена.

- Красавец! Такой и в руке подержать приятно, - Самойлов потянулся к
пакету.

- Потом, капитан... Револьвер системы "наган", шестизарядный, калибр семь