Чтение 21–й страницы книги ~Ближний берег Нила, или Воспитание чувств~

- Стой, студень, вшивый! - крикнул тот же голос, но тут же вмешался
второй голос, знакомый и в данную минуту несказанно родной:

- Коль, погоди, не ори, это вроде свой... Баренцев, ты? Подай голос!

- Витя! Витя! Я это, я! - прокричал Нил, сбившись под конец на фальцет.

- Так иди сюда! - отозвался Васютинский. - Не бойся, ребята хорошие,
старые мои кореша.

- Я и не боюсь! - мгновенно осмелев, заявил Нил и двинулся к костру, одна
из фигур поднялась ему навстречу.

- Мужики, рекомендую, Нил Баренцев, главный, можно сказать, друган в
нынешней моей жизни. - Васютинский качнулся к Нилу, неожиданно крепко сжал
его в объятиях, увесисто хлопнул по спине и запечатлел на щеке пьяный мокрый
поцелуй.

- А это вот, знакомься, Женя, Вася, Коля.

Парень с гармошкой на коленях слегка кивнул. Двое других даже не
пошелохнулись.

- Садись, в ногах правды нет, - сказал гармонист, и Нил послушно сел на
край длинного бревна, рядом с Васютинским.

Воцарилось долгое, тягостное молчание.

- А что, малой, винца нашего не хлебнешь? - неожиданно спросил самый
крупный из мужиков.

По грубому голосу Нил узнал того, кто первым окликнул его и так напугал.

- Хлебнет, Коля, обязательно хлебнет, - подхватил Васютинский, не давая
Нилу и рта раскрыть. - Я ж говорю, парень свой в доску. Я ему даже трубочку
свою уступил...

Коля наклонил туловище, и Нил заметил в ногах у него два ведра. Коля
зачерпнул из обеих и с едкой улыбкой протянул Нилу две кружки. Нил взял их,
поднес одну из них ко рту.

- Да не с этой начинай, - сказал Коля. - Это вода, для запивки.

Нил приблизил к себе вторую кружку, нюхнул и страшно скривился.

- Это что? - спросил он, чувствуя, как побелели губы.

- Ты не нюхай, ты пей давай, не в театр пришел! - прикрикнул грубый Коля.
- Аль кишка тонка?

- Диколон это тройной, - подхихикивая, пояснил мужичок, сидящий между
гармонистом и Колей.

- Давай, Баренцев, нос зажмурь и залпани. И сразу водички, - горячо
зашептал Васютинский. - Не посрами честь Альмы, нашей матери.

Нил зажмурился, в два стремительных героических выхлеба осушил кружку и
жадно пригасил водой вспыхнувшее в горле и пищеводе едкое пламя.

- Для городского сойдет, - похвалил Коля, отобрал у Нила кружки и тут же
зачерпнул ими из ведер. - Пока никто не желает? - спросил он и, не
дождавшись ответа, мгновенно влил в себя обе кружки.

- А не в очередь? - встрепенулся мужичок, говоривший про "диколон".

- Кто не в очередь? - грозно надвинулся на него Коля. - Ты на кого тут,
тварь, тявкать удумал?!

- Да ладно вам, - примирительно сказал гармонист. - Добра много, на всех
хватит.

- Именно! - подхватил Васютинский. - Давай-ка, Жека, изобрази нам
что-нибудь этакое. А ты, Коля, черпани и мне, а то в горле пересохло...

Жека приладил на плечо ремень и с громким "Е-ех!" растянул меха:

Ох, изменит мне Матрешка,

Раскрасавица душа!

Только ты, моя гармошка

Нежным звоном хороша!

- Ты прощай, моя родная, - визгливо подхватил мелкий мужичонка, - Уезжаю
в Азию...

Может быть, в последний раз

На тебя залазию!

- Люди пудики срывают,

Нам полпуда бы украсть.

Люди целочки ломают,

Нам в готову бы попасть! - монотонно прохрипел Коля вслед за ним. Настал
черед Васютинского:

- Что за юбочка из ситца,

А под юбочкой - ларек.

Разрешите попроситься

На усиленный паек!

Все это время Нил, понимая, что и здесь придется поддерживать честь
родной "альма-матери", лихорадочно вспоминал хоть одну пикантную частушечку,
но вспоминалась только какая-то детсадовская фигня.

Валентине Терешковой за полет космический... И только когда Васютинский
ткнул его в бок локтем, само собой вспомнилось:

Мы с приятелем вдвоем

Работали на дизеле.

Я ушел, и он ушел,

А ночью дизель с...

Оп-па! Гармонист резко снял пальцы с кнопок. Пронзительно зазвенела
тишина.

- Вы чего? - оторопело спросил Нил. Васютинский кашлянул и поспешно
сказал:

- Ничего, так... Коля, налей-ка ему еще! Вторые полкружки пошли куда
легче.

Нил уже не замечал омерзительного парфюмерного запаха, вместо огня внутри
разлилось приятное тепло, и запивал он неспешно, растягивая удовольствие.

- А можно теперь мне?

Он протянул руки к гармошке, и Жека с готовностью передал ему инструмент.

В пионерлагере у музрука был баян, и Нил, в трехлетнем возрасте усаженный
за рояль, быстро и без особого труда овладел основными навыками игры. Так
что теперь в грязь лицом не ударит. Только вот репертуар...

Ты подошла ко мне похабною походочкой

И тихо на ухо шепнула мне: "Пойдем".

А поздно вечером, споивши меня водочкой,

Ты овладела моим сердцем, как рублем...

Слушали его молча, внимательно, а когда допел, даже мрачный Коля хрюкнул
одобрительно. Ему налили третью порцию, и он радостно выпил. Потом гармошка
уплыла куда-то, а он глухо, словно через стенку, слышал звяканье кружки,
какие-то фразы, в которых улавливал интонации, но не разбирал слов. Потом
фразы сделались тише, сопровождаемые тяжелыми удаляющимися шагами.

- Мужики, вы куда, и я с вами, - забормотал он, но никто его не слышал,
только где-то совсем далеко раздался отчетливый матерный вскрик и звук
удара...

Очнулся он в сером сумраке предрассвета, лежа ничком у остывшего
кострища, стуча зубами от холода. С трудом поднялся на четвереньки -
скованные мышцы ныли, не желали подчиняться. Адски болела голова, во рту
было сухо и жарко, как в Сахаре. Болезненно щурясь, он разглядел у края
сырого черного бревна ведро. Он дополз до ведра, заглянул. На донышке
плескалась вода. Он встал на колени, наклонил ведро, приподнял дрожащими
руками, напился, вылив большую часть на горло и на грудь. Собравшись с
силами, поднялся во весь рост, тут же согнулся и вывернулся наизнанку. Рвало
его долго, основательно, до желчи. Но потом стало полегче, он выпрямился и,
чертыхаясь под нос, побрел от озера. На краю поля лежал гармонист с синим, в
кровь разбитым лицом. Он судорожно водил ребрами и громко стонал. Рядом
валялась разорванная на части гармошка. Нил постоял, посмотрел на него и
пошел дальше. Своих проблем хватало. Пока добрался, еще два раза вырвало...

Проснувшись, как положено, на час раньше всех, Нина нашла своего
помощника на кухне, прямо на полу, возле теплой со вчерашнего дровяной
плиты. Она осторожно ткнула его в бок. Нил застонал и открыл мутные глаза.

- Все ясно, - сказала она добродушно-сварливым тоном ко всему привычной
женки. - Надрался ночью, да?

- О-о! - простонал он в ответ.

- Что пил?

- О-о, "тройной"...

- Блевал после этого?

- Да-а-а!

- Это хорошо... На-ка, выпей. Она поднесла к его губам кружку холодного
молока. Он жадно выпил все до капельки.

- А теперь подъем и за работу! - скомандовала Нина.

Нил снова застонал.

- Нечего тут! - прикрикнула она. - Топориком помашешь, водички потаскаешь
- глядишь, и похмела сгонишь, и разогреешься! Батька мой с утреца этим
только и спасался.

И впрямь. Первые мгновения были буквально адовы, зато потом легчало с
каждой минутой, и, когда он принес и вылил в огромную, блестящую пищевую
флягу последнее ведро воды, захотелось есть. Нина выдала ему большой ломоть
хлеба с маслом и толстым куском докторской колбасы.

- Сейчас иди, спрячься где-нибудь в кустиках. А то народ вот-вот
просыпаться начнет, неохота мне, чтоб тебя Игорь Донатович в таком виде
заметил.

Если про тебя спросит, я скажу, что в деревню услала, укропа к обеду
выпросить.

А ты примечай - как все в поле двинут, тогда и приходи. Горячего я тебе