меня за пол-литра в контору перевел, графики чертить. На ставку! И из
отрядных мне Абзалилов равную долю отсчитал.
для факультета полезная оказалась. Благодарность в приказе получила.
ж одиннадцать дней честно отработал.
десятки, трешку и рубль и растроганно прижал к груди ее руку.
стаканом. Второй стакан был занят - в нем лирически увядала одинокая чайная
роза на коротком стебле. Линда решительно взяла стакан, подошла к
расположенной в углу раковине, розу выкинула в стоящую под раковиной
корзину, а стакан тщательно сполоснула.
Никулина, достала из стоящей там клетчатой сумки длинную темную бутылку с
надписью "Портвейн Лучший", зубами вытащила пробку, принялась разливать. Он
смотрел на нее, вылупив глаза.
бутылку я штопором заранее откупорила.
категорически, она печень затрагивает. У нас тут один выпил - сразу откинул
копыта.
ему стакан. Он отпрянул. - Да сок здесь. Виноградный сок для детского
питания. Он в трехлитровых банках продавался, так пришлось в бутылку отлить.
жизни он не пробовал такого вкусного сока.
синие буквы.
деликатный дежурный врач все не показывался. Наконец Линда посмотрела на
часы.
корпуса и смотрел ей вслед, пока ее хрупкая фигурка не растворилась во тьме.
диеты и прочего. Распишитесь.
нельзя.
неодобрительно.
другой больной выпишется - и первым делом в винный магазин. Откачают его в
реанимации, а он с заявлением - врачи, дескать, не предупредили... Полгода
будете наблюдаться, как миленький. Амбулаторно не устраивает - могу вернуть
в стационар.
кабинета.
утро он рванул в университет.
что никак не мог сориентироваться в хитрой нумерации аудиторий, когда,
например, они идут подряд с двадцать девятой по сороковую, после сороковой
оказывается семьдесят первая, перед двадцать девятой - шестьдесят шестая, а
с восемьдесят пятой по сто тридцатую надо идти через двор и спускаться в
подвал.
протолковывались вещи, давно и хорошо ему известные, на третьих было просто
интересно. Но даже и на этих последних Нила хватало от силы минут на
пятьдесят.
совершенно терял нить изложения.
из личностей ярких, значительных, наблюдаемых с опаской и издалека. На этом
фоне сокурсники смотрелись удручающе безликой, серой массой с отчетливо
выраженным гегемонско-дембельским окрасом и с редкими вкраплениями чего-то
неординарного.
удивительной способностью творить вокруг себя собственный мир, и миры эти
были сугубо параллельны и взаимно непроницаемы. Танин мир Нил воспринимал
как сверкающий, безупречно прекрасный и ледяной. Он восхищался Таней, его
неудержимо влекло к ней, но, оказавшись рядом, он ощущал себя нелепым,
инфантильным, неуклюжим, чувствовал, как потеют и дрожат руки, заплетается
язык, краснеют уши... В любой, самой обыкновенной фразе, которую он обращал
к ней, ему слышались несусветная глупость и пошлость. При этом он вполне
отдавал себе отчет, что едва ли сама Таня воспринимает его столь же строго и
критично - иначе не стала бы заговаривать с ним, угощать сигаретами, поить
кофейком в буфете. Она не творила свой особый мир, достаточный и
совершенный, он сам создавался вокруг нее, замыкая хрустальным коконом.
публику то стрижкой "под бокс" - почти наголо, с микроскопическим намеком на
челочку, - то широченной цыганской юбкой до пят, то длинными алыми серьгами
в виде капель крови. Длинные ногти на ее тонких белых руках были покрашены
черным лаком с блестками, а с тонкой серебряной цепочки свисал на грудь
круглый черный камень агат. Вокруг нее всегда толпился народ, гудели
оживленные голоса, звенел смех.
были только лекции по истории КПСС, читаемые громогласным и краснолицым
профессором, прозванным студентами Зевсом. Они садились рядом, выбрав
местечко поближе к окну, расположенному за мощным вертикальным перекрытием,
разделяющим зал надвое. Не беда, что отсюда не видно кафедру и лектора -
главное, что их самих не видно оттуда. Пока Зевс метал молнии в адрес
меньшевиков, троцкистов, левых уклонистов и нерадивых студентов, они
тихонечко перешептывались и перехихикивались, а минут через двадцать
незаметно сползали на пол и доставали сигареты. Курить на лекции было весело
и немного страшновато, но если прикрыть огонек ладонью и не позволять дыму
свободно растекаться, а отгонять его руками к окошку, никто, кроме ближайших
соседей, ничего не видел. А соседи не закладывали - в задних рядах сидели
свои ребята. Всякие же потенциальные стукачи - зубрилки-отличницы и "ишшо
яшшыки" - усаживались в передней части аудитории, усердно конспектировали,
ловили каждое слово профессора, нередко просили повторить помедленней.
История КПСС не относилась к числу любимых предметов Нила, но лекций Зевса
он ждал с нетерпением.
жизнь.
должности, Нил валялся в больнице и от муторных постов был застрахован, как
минимум, на год. Но его, как и всякого, тоже доставали.
приставала, - объясняла Нина Каракоконенко, избранная культоргом. -
Факультетский смотр на носу, а я прямо не знаю, что делать. Одни стесняются,
другие отнекиваются, третьи не могут ничего. Но мы же должны защитить честь
курса, показать старшим, что и мы что-то можем. Нил, вся надежда только на
тебя. Ты у нас будешь ударным номером, звездой.
отбрехивался Нил.
уж обязательно, без этого у нас никак. Так чем с противогазом бегать или по
ночам пьяниц в дружине отлавливать, сбацаешь что-нибудь - и свободен. А я бы
за тебя на комитете доброе слово замолвила.
подготовлю.
память на музыку, на тексты была отменная. На слух он тоже пожаловаться не
мог - от природы не был им обделен, подбирал влет, нередко с первого
прослушивания. И сейчас нужно было правильно выбрать, попасть в точку с
репертуаром. Дворовые песни отпадают, это понятно. Бардовская лирика - а не
сочтут ли его сентиментальным идиотом? Что-нибудь шуточное - а если не
дойдет?
лабораторию, где намеревался взять пленку с фонетическим курсом, и оказался
в дальнем уголке двора у настежь раскрытой двери. Она вела в довольно
просторное и пустое помещение. То есть пустое, если не считать небольшого
рояля, ощерившегося черно-белой пастью, и двух придвинутых к нему стульев.