золотистое безумие, последними остатками воли и рассудка, как в последнюю
соломинку, вцепилась в жалкий насквозь лживый лепет. Про покинутую мать, про
несуществующую сестру.
волчицей.
как селевый поток. Понимала, что легкого, необременительного романчика здесь
не получится. Толкового гешефта, как замыслили они с Ринго, - тем паче. И
так прикинь, и эдак - ничего кроме тяжелейших проблем, эта связь не сулила.
пусто.
скоренько пристроилась, не горя желанием ишачить в поле. Там только об этом
и судачили. А через недельку он и сам все рассказал ей, когда побитой
собакой притащился из Выборга, отощавший, небритый, провонявший
"обезьянником".
придыханиями.
которых в бытность свою ефрейтором взрывпакеты на самогонку выменивал.
полуторку дизель загружали, и свалил по-тихому, предоставив остальным самим
разбираться.
поскольку оба его подельника разбились насмерть, вывозя добычу. Но из
университета выперли без малейших шансов на восстановление, о чем уведомили
в приказе, копию которого ему предъявили в выборгской ментовке. Сволочи,
такие перспективы обломали!
удостоился лишь холодного презрения. Прокололся по собственной дурости, а
теперь плачется в жилетку! В ее глазах он моментально утратил всякое право
не только на лидерство, но и на партнерство. Она прекрасно сумеет устроить
свои дела самостоятельно...
не было места Нилу Баренцеву. Линда упорно внушала себе, что в разыгрываемой
ею партии он - фигура лишняя, отвлекающая, вносящая ненужный сумбур в мысли
и чувства.
старалась. С головой погружалась в учебу, в рамках программы жизнеустройства
легко добилась индивидуального приглашения в гости от двух перспективных
мальчиков, но дальнейшего развития отношения не получили - один слишком уж
нахраписто распустил ручонки, а второй, мгновенно выжрав все спиртное,
заготовленное на случай затяжного интима, безнадежно вырубился. А, между
прочим, квартирки у обоих несостоявшихся кавалеров были вполне барские...
людские пороки, заставляя расплачиваться за жадность, тупость, похоть, но
провоцировать любовь, с тем, чтобы потом наказывать за нее?.. Линда злилась,
ругала себя сентиментальной дурой, но ничего с собой поделать не могла. И
тем неудержимее влекло ее к Нилу...
обрадовался ее появлению, принесенным подаркам, - но в дивных его глазах
больше не было того тихого зова, который вмиг перевернул все ее существо
там, в деревне. "Ты отличный парень, Линда!" - говорили теперь эти глаза...
факультет, действительно стала для него отличным парнем. Курили на лекциях и
на переменках, пили кофе, бегали в киношку. Украдкой, внушая себе, что ее
это нисколько не задевает, она следила за его неуклюжими, щенячьими потугами
снискать благосклонность надменной рыжей красотки Захаржевской с английского
и тихо радовалась, понимая, что там ему вряд ли что обломится. И это
правильно - не такая ему нужна подруга... Ей было весело от того, что
удалось пролететь над пламенем, не опалив крылышек.
будто повторилось роковое двенадцатое сентября. Пришлось спрятаться за
колонну и отдышаться, прежде чем шагнуть ему навстречу. А не шагнуть было
свыше ее сил.
общагу не заявился Ринго. Снова на коне - веселый, напористый, распираемый
прожектами. Угощением, крайне притягательным для студенческого желудка,
складным разговором быстро расположил к себе недалеких Иоко с Джоном,
внедрился, так сказать, с большим знаком плюс, так что выгнать его теперь
было неловко. А потом состоялась первая подкурочка, и зачем-то потянуло
проветриться на первый этаж...
развалившейся в кресле, Джона с Иоко - храпящими в двух койках, а Ринго -
восседающим на третьей и лукаво на нее щурящимся.
лежал на холодном линолеуме, раскинув руки, похожий на распятого ангела.
догорающих свечей.
правда не выговаривалась. Она молча кивнула.
имею в виду...
фарш, возвращенный после того, как его отжали через марлечку и окропили
простыню в районе оголившихся чресл.
с ног. И не требовалось большого ума, чтобы понять, чья злая воля разрушила
плотину, любовно возводимую ею...
IV
сверхчеловеческий смысл! Когда вы шли мимо, мое сердце поднималось, словно
пыль, вслед вам. Вы были для меня, как лунный луч в летнюю ночь, когда всюду
благоухания, мягкие тени, белые блики, неизъяснимая прелесть, и все
блаженства плоти и души заключались для меня в вашем имени, которое я
повторял про себя, стараясь поцеловать его. Выше этого я ничего не мог себе
представить. Я любил госпожу Арну именно такою, как она была, - нежную,
серьезную, ослепительно прекрасную и такую добрую! Этот образ затмевал все
другие. Да и мог ли я даже думать о чем-нибудь другом? Ведь в глубине моей
души всегда звучала музыка вашего голоса и сиял блеск ваших глаз... Что, ба?
пересохших губ.
ключи... Нашел? Давай сюда.
маленький.
дорожки со стоящего в углу старого сундука, вставил ключик в замок,
подернутый патиной времени и чуть тронутый ржавчиной, повернул... Из-под
крышки пахнуло древней пылью и немножко нафталином.
буквы характерного пролеткультовского начертания.
церковной магии". Владимир Грушин - это мой дед?
сафьяновом переплете, с тускло-золотым крестом на обложке. - Оно?
Святого писания? Или из-за деда? Там, в альбоме, - тоже он? Почему ты о нем
никогда не рассказывала?
Вальтером Бирнбаумом, в середине двадцатых заброшенным судьбой в
паршивенькую гостиницу города Самары. Плут-импресарио дал деру со всеми
наличными, и изголодавшийся Бирнбаум на свой страх и риск устроил бесплатный
сеанс магии в местном синематографе, но был не правильно понят и сдан в
областную ЧК. Все это могло бы кончиться для него плачевно, но Вальтер
сообразил продемонстрировать свои способности на первом допросе, чем немало
заинтересовал тогдашнего председателя ЧК Мотю Кацнельсона. Грозный Мотя имел
мужскую проблему интимного свойства, которую Вальтер успешно снял
посредством лечебного гипноза, наладив пациенту и эрекцию, и эякуляцию.
Малограмотный Мотя попросил записать ему эти красивые иностранные слова и с
тех пор щеголял ими к месту и не к месту. В благодарность Мотя не только
обеспечил Вальтеру покровительство своего всесильного учреждения, но и
пристроил в штат областной филармонии, где как раз начинала трудовой путь
молодая пианистка Шурочка Илецкая.
воспоминаний и даже общей родни. Оказалось, что Вальтер - блудный сын Франца