Чтение 63–й страницы книги ~Ближний берег Нила, или Воспитание чувств~

и обрежет провода. Ну, и так далее... Пока что от всех этих бяк я на полгода
застрахован бумажкой из ОВИРа, выданной взамен паспорта. Вроде волчьего
билета.

С таким никто не работу не примет, прописки не даст. Ну и что? Я
халтурками в три раза больше зашибу, а жилье за мной сохраняется до даты
фактического отъезда, причем вместо двадцати рублей я теперь плачу за него
один рубль семнадцать коп. Зато никто не прихватит за тунеядство, не
нарисует статью за нетрудовые доходы, даже в вытрезвитель могу залетать без
последствий, потому что штраф теперь с меня хрен получишь. Так что, если не
зарываться, не лезть в откровенную уголовщину, можно жить, как у вашего
Христа за пазухой. Давай-ка жахнем по этому поводу. Чтоб все так жили!

- Уж я бы точно не отказалась от такой справочки, - вставила Хопа. - Мне
бы она вот как пригодилась!

- Так выходи за меня - и будет тебе справочка.

- А возьмешь? Гоша чмокнул губами.

- Такого помпончика да не взять? Советский народ мне этого не простит!

- Нет, я в смысле - в Нью-Йорк возьмешь?

- В Нью-Йорк не гарантирую. Вот в Тель-Авив - пожалуйста.

- И что я не видала в твоем Тель-Авиве? Болтов обрезанных? Нет уж, мне в
Америку надо. На крайняк - в Европу...

Гоша осушил свою банку и, подцепив куском мацы изрядную порцию икры,
отправил в рот и смачно захрустел. Нил последовал его примеру. Подошла Хопа,
молча взяла бутылку и приложилась из горлышка.

- Теплое, - заметила она.

- Так возьми холодненького, - предложил Гоша.

Хопа, изящно покачивая бедрами, подошла к холодильнику, открыла. Нил
посмотрел в ту сторону и буквально офигел: все полки холодильника были
плотно забиты шампанским и баночками с икрой. На беглый взгляд таких баночек
было не меньше полусотни.

- Откуда у тебя такое богатство?

- Что? Ах, это, - Гоша досадливо махнул рукой. - Да Оська, комик на букву
"хер", на все башли, что за мебель подняли, накупил шампанского два ящика,
икры просроченной у спекулей оптом взял и шкатулками палехскими отоварился.

Естественно, на таможне тормознули. Шкатулки конфисковали, как культурное
достояние, а икру мне разрешили забрать.

- Добрые...

- Да нет, все проще. Весь несъедобный конфискат они потом через
комиссионные реализуют, а продукты списывают по акту и уничтожают - сжигают
или прессом давят.

- Я бы на их месте по-другому уничтожая, - заметил Нил. - Ням-ням.

- Они бы на своем месте тоже ням-ням с великим удовольствием. Но не
положено.

- На всякое "не положено" с прибором положено, - заявила Хопа,
вернувшаяся с новой бутылкой.

- Так то среди людей, - сказал Гоша, - а совки функционируют по системе
взаимного стука. Один такой ням-ням - и вылетишь с хлебного местечка ко всем
чертям.

- Ням-ням - к чертям! - продекламировала Хопа, вскарабкалась к Гоше на
коленки и обхватила его могучую шею. - Музыки хочу, песен!

- Песни - это по его части. - Гоша кивнул в сторону Нила. - Сгонял бы за
гитарой, а?

- Ну, если публика не против...

Нил допил шампанское, встал и отправился через кухню и балкон к себе. В
его комнате было тихо, темно и грустно. На ощупь добравшись до выключателя,
он зажег свет, взял возле шкафа футляр с гитарой. Уже на балконе он услышал
сзади тихую трель телефона, махнул рукой - отстаньте, я сегодня выходной! -
и двинулся дальше.

В комнате, пока он ходил, появился допотопный катушечный "Юпитер", из
него, перекрывая шипение, нежно голосил греческий араб Демис Руссос;

- Good bye, my love, good bye...

Хопа кружилась, прижимая к себе Бельмесова, на них благосклонно взирал
Гоша, держа в руке банку, наполненную шампанским. Нил присел рядом,
расчехлил гитару.

- Тихо, граждане, вырубайте ваше сиртаки, - скомандовал Гоша. - Маэстро
за инструментом.

- Да брось ты, пусть танцуют... - начал Нил, но Хопа уже выключила
магнитофон, вновь запрыгнула Гоше на колени и с ожиданием уставилась на
Нила.

- Что бы такое, под настроение? - спросил Нил у Гоши.

- Давай Высоцкого, ковбойскую.

- Не уверен, что это Высоцкого. Может быть, народная.

- Все равно давай!

- Я не все слова помню.

- Напомним.

Нил издал на средних струнах несколько стонущих блюзовых ноток, а потом
затренькал, подражая банджо.

Кобыле попала вожжа за вожжу,

Я еду на ранчо, овечек везу...

А эту строку забыл начисто я,

Не помню, не помню, совсем ничего...

Все рассмеялись, Гоша вставил недостающие слова, Нил подхватил, вновь
сбился в конце следующего куплета, кое-что вспомнила Хопа, и так, общими
усилиями, допели про ковбойские страдания и мечты о "большой Раше", где
жизнь удивительна и хороша, до самого оптимистического финала:

- Летс синг эврибоди за новую жизнь! Не надо, ребята, о песне тужить...

Потом еще что-то пели, опять пили шампанское, а когда оно надоело, Хопа с
Бельмесовым отправились на кухню ставить чайник, а Гоша закурил свой вонючий
"Партагас", с наслаждением потянулся и сказал:

- Теперь я начинаю понимать, как ощущает себя вольный человек. Знал бы
ты, Нил Романович, как я тебе завидовал все эти годы!

- Мне? Ты всерьез считаешь меня вольным человеком?

- Ха, не смешите меня жить, как говорила жена Моти Добкиса! Если уж ты не
вольный, то тогда кто?

- Я, Гоша, раб патологической зависимости. Гоша пустил дым в потолок,
внимательно посмотрел на Нила и произнес задумчиво:

- А ты переменился. Что-то с тобой произошло на югах.

- С чего ты взял?

- Раньше ты после третьего стакана просил "Битлз" поставить, а теперь
начинаешь грузить на тему собственного алкоголизма. Смена алгоритма - это
серьезно.

- Я не про алкоголь... У моей зависимости другое имя.

- Угу, и даже научное, я намедни в одной умной книжке вычитал.
Промискуитет называется. Только разве ж это рабство? Это как раз свобода.
Сошлись, потрахались, разошлись. Без претензий, без иллюзий, без обид.
Красиво это у тебя получается.

- Иди ты!.. - Нил очень конкретно указал рекомендуемый пункт назначения.
- Мне что, все это очень нужно?! Все эти сучки похотливые?! - Он сгреб со
стола початую бутылку шампанского, глотнул из горлышка, фыркнул и заметил
обреченно:

- Выдохлось...

Гоша вздохнул и очень тихо спросил:

- Все ждешь? Все надеешься?

- На что надеюсь? Я ведь встретил ее там, был с ней, она простилась со
мной навсегда. Это было вчера - а сегодня я уже снова жду...

- Бедняжка! - Гоша явно собирался покрутить пальцем у виска, но передумал
и почесал ухо.

- На избавление я надеюсь, вот на что! - Нил вскочил, размахивая руками.
- Надеюсь на то, что, если она снова попадется на моем пути, у меня хватит
сил...

Хватит сил убить! Ее или себя - все равно!.. Но только, знаешь, на самом
деле никого я, конечно, не убью. Все будет еще хуже.

- Еще хуже? - Гоша оставался спокоен, но было видно, что это дается ему с
огромным трудом.

- Представь себе. Я опущусь перед ней на колени и поцелую край платья, а
она улыбнется и тихо скажет: "Вставай, ты запачкаешь костюм..." И снова все
по тем же кругам. И снова, и снова, пока...

- Пока что?

- Пока кто-то из нас двоих не сдохнет! А я пока еще помирать не хочу! Так
что пускай...

- Стой! - визгливо выкрикнули за спиной, и чужая рука грубо заткнула Нилу
рот.

Нил стремительно развернулся и выкинул кулак. И тут же сзади на него
навалился Гоша. Нил еле устоял на ногах и беспомощно барахтался в железных
лапах соседа. - Пусти, гад!

- Не дергайся, а то скорую психиатрическую вызовем. В моем доме на людей
с кулаками не бросаются.

- А он? Он что себе позволяет? Грязной лапой в рот!

Кир Бельмесов стоял, привалившись к стене, и пальцами вытирал кровь с
разбитой губы.

- Бельмесов, в чем дело? - спросил Гоша.

- Вот именно, в чем дело?! - Нил сорвался на крик.

- Ты смертное слово сказать хотел. Нельзя, нельзя. Подумал так - уже
плохо, надо сразу обратно подумать. Сказал так - совсем плохо, обратно не
скажешь. Силу выпустил, обратно не загонишь. А в тебе сила...

Нилу стало жутко. Он высвободился из Гошиных объятий, повернулся к нему и
нарочито нагло спросил:

- Слушай, что за ахинею он несет, этот потомок шаманов?

- Не знаю, не знаю, - задумчиво протянул Гоша. - Может, и не ахинею