Чтение 68–й страницы книги ~Ближний берег Нила, или Воспитание чувств~

- Нет, я жил на Ушинского в ведомственной однокомнатной квартирке.

- И что с ней стряслось?

- С ней ничего. Стряслось со мной, камрад Баренцев. Я ведь, хоть и
занимал до недавнего времени должность старшего преподавателя в Корабелке, -
по существу, тот же лимитчик, а когда лимитчика увольняют, он автоматически
лишается и жилья, и прописки.

- Тебя уволили?

- Пинком под зад. И из института, и из партии родимой.

- За что? За аморалку, как тогда на Кубе?

- За стратегическую ошибку в планировании собственной жизни... Наверное,
после того кубинского прокола мне надо было плюнуть на амбиции, в тальманы
податься или в речники. Жил бы - горюшка не ведал. Так ведь нет - а престиж,
а общественное положение? Вот и сунулся в вуз, хоть и понимал, что придется
прогибаться во всех измерениях сразу. Зачем же еще брать на профильную
кафедру человека без ученой степени, без педагогического стажа, без
ленинградской прописки и с биографическим изъяном международного уровня, как
не для затычки всех дыр? Кому лекции читать взамен заболевшего коллеги?
Назарову. Кому писать доклад для международного симпозиума, на который в
любом случае поедет завкафедрой, ни ухом ни рылом в проблеме не секущий?
Проводить школьные олимпиады? На овощебазе гнилой лук перебирать два раза в
месяц? Донорскую кампанию проводить? Подарки к Восьмому марта покупать?
Портреты товарища Суслова на демонстрациях носить? По домам с урной для
голосования бегать? Рисовать графики выполнения социалистических
обязательств? Каждое лето и каждый сентябрь возглавлять так называемый
"трудовой фронт", будто то, чем мы занимаемся в учебном году, за труд не
катит? И при этом тянуть на себе половину плановой научной работы всей
кафедры? Тому же Назарову, что естественно.

- Что неестественно, - возразил Нил, разливая остатки портвейна. - Как
говорили мальчишки у нас во дворе, за одним не гонка, человек не пятитонка.

Совесть у них есть?

- Ты, амиго, существо беспартийное, несознательное, иначе понимал бы, что
совести у них нет по определению, поскольку они сами - совесть. равно как ум
и честь.

- Кажется, я начинаю догадываться, за что тебя турнули, - задумчиво
проговорил Нил.

- За слова? Э, нет, слова потом мне говорили. Разные слова, в том числе и
нецензурные.

- Что же ты такого сделал?

- Я-то как раз ничего не сделал. Мирно спал, вместо того чтобы в третьем
часу ночи стоять под окном и ловить падающего с девятого этажа пьяного
придурка по фамилии Решетило.

- Студент разбился?! Но при чем здесь ты?

- При том, что после блистательных выступлений в аграрном жанре меня
удостоили высокой должности замдекана по общежитиям. А у нас за каждым ЧП,
будь то хоть землетрясение, обязательно должны следовать оргвыводы: виновные
наказаны, такой-то отдан под суд, такой-то уволен, такой-то понижен в
должности, такому-то поставлено на вид. И кто в данной ситуации крайний?
Комендант?

Комендантов не бьют, они считанные, как тузы в колоде. Проректор? Тоже
фигура, хоть и пожиже коменданта. Остается Назаров, оптимальный мальчик для
битья.

- Ну, и как же ты теперь?

- Я? Был такой фильм "Гражданин Никто". Это про меня. Никто и звать
никак.

На работу не берут - нет прописки, прописки не получить - нет работы. С
голоду, конечно, не пухну: три тупых дипломника, аспирант из города
Ташкента, половина чужой ставки по НИРу. С жильем, правда, туговато.

- Было туговато, - поправил Гоша. - Внедряйся смело, Макс, у нас тут все
такие, системой покусанные.

Вселившись в теремок, Назаров мгновенно утвердился в роли мышки-норушки.

Засел в своей клети, что-то писал, считал на калькуляторе, стрекотал на
машинке и пообщаться с народом выходил крайне редко. С определением амплуа
других обитателей теремка, включая самого себя, Нил затруднялся. Впрочем,
дня через два затруднений поубавилось - на сцену явилась очевидная
лягушка-квакушка. Точнее, лягух-квакух.

Это Нил понял сразу, как только увидел его. Этому впечатлению сильно
способствовали толстая стеганая куртка из зеленоватой переливчатой ткани,
тонкогубый рот до ушей и пупырчатый лысый череп ядовито-розового цвета.
Существо в крайней ажитации ворвалось на кухню, где Гоша, Хопа и Нил мирно
пили чай с вареньем и болтали о всякой всячине.

- Я! - визгливым тенорком выкрикнуло существо. - Я наконейц сделал это! -
На столе возник , грязный самовар из белого металла. - По-русски это
устройство называют самовар! Сверху находится крышка, куда наливают воду! Но
сначала крышку надо снять! Вот так... Но не в трубу, расположенную в центре,
а вокруг нее!

Потому что в трубу закладывают маленький лес, а потом зажигают спичком
через это окошко внизу! И вода нагревается! А потом самовар вот за эти ручки
ставят на стол и открывают этот кран! Только сначала надо поставить туда
стакан, иначе вода обжигающей температуры польется прямо на стол, и кожа
получит ожоги! Но забудьте страх, товарищи, ибо прямо сейчас вода внутри
отсутствует, и огонь внутри отсутствует также! Поэтому я смело поворачиваю
кран вот в этом направлении...

Но кран, должно быть, насквозь проржавевший от векового неупотребления,
поворачиваться упорно не желал, и чудак, набычившись, вцепился в него обеими
руками. Нил увидел, что розовый череп не окончательно лыс - сохранившиеся на
затылке волосы были собраны в хвостик, доходивший до лопаток. В данный
момент хвостик, перехваченный зеленой аптечной резинкой, дрожал от
напряжения.

- Знакомьтесь, пиплы, это и есть мой американский Эдик, - устало сказала
Хопа. - А ты, чудо, бросай свой грязный самоварище, мой руки и садись чай
пить.

- Иван Иванович очень любит чай, - неожиданно спокойно произнес Эдвард Т.

Мараховски, выпрямился и широко улыбнулся. - Моя первая фраза
по-русски... Не беспокойся, Ленни, когда мы прилетим домой, я закажу этот
самовар почищенным, и тогда мы поставим его в нашей гостиной, и он будет
напоминать тебе о далекой родине. Хопа вздохнула.

- Ну хорошо, хорошо, а пока, будь добр, убери эту пакость со стола. Мы
пока еще не в Вашингтоне.

Эд бережно поднял свое сокровище и понес вон из кухни. Хопа мгновенно
схватила тряпку и принялась стирать со стола оставленные самоваром черные
пятна.

- А твой жених большой оригинал, - заметил Нил.

- И чистюля, - добавил Гоша.

- Черт его разберет, - ворчала Хопа, остервенело орудуя тряпкой. - В
гостинице перед каждым минетом мне в рот антисептиком прыскал, а тут на
поди...

- Как говорит жена Моти Добкиса, иностранный муж - не роскошь, а средство
передвижения, - печально сказал Гоша.

Все замолчали.

- Давайте праздновать общую встречу и мою покупку, товарищи!

На сей раз докрасна отмытые руки Эда держали не старый самовар, а бутылку
экспортной "Столичной" и гроздь ярких баночек, сцепленных какой-то
пластмассовой фиговиной.

- Это что? - опасливо спросил Гоша, тыкая пальцем в баночку. - У нас в
таких чешский растворитель продавали.

- Это пиво баночное, - со знанием дела поправила Хопа.

- У нас тоже есть баночное пиво, - сказал уязвленный Гоша, обращаясь к
Эду.

- В любом ларьке. Только надо со своей банкой прийти.

- Красиво, - заметил Нил, разглядывая банку. - Но, по-моему, это не пиво.

- Конечно, не пиво! - радостно подхватил Эд.

- У них водку с пивом не мешают, - согласился Гоша. - Кишка тонка.

- У нас с пивом смешивают виски. Но еще надо добавить горький лимон и
жженый сахар. Этот напиток подается в лучших барах Нью-Йорка, он называется
"Старомодный". - Присутствующие невольно поморщились, а Эд продолжил
объяснения:

- Однако здесь отсутствует утварь для жжения сахара, а поэтому мы будем
делать себе напитки из водки и воды "Зельцер". Ленни, стаканы, пожалуйста...

Из вежливости, из любопытства и чтобы добру зря не пропадать,
приготовленные Эдом напитки допили до дна, после чего перешли на чистый
продукт.

Вскоре все заметно разрумянились, а Нил, понятное дело, был отправлен за
гитарой. На звуки песен выбрался из своей конуры Назаров. Вписался удачно и
минут через десять уже сидел с Эдом в обнимку и объяснял американцу, что
такое брудершафт.

- Русские - удивительный народ! - с чувством говорил Эд. - Сегодня я ехал
на железнодорожном поезде, и через проход от меня несколько очень пьяных
человек в рабочих куртках по очереди декламировали японскую поэзию, а
девушка напротив читала Фолкнера в оригинале.

- Духовность! - с важным видом произнес Гоша. - У нас высокая духовность!

- Но духовность - это синоним религиозности. А у вас в церкви стоят одни
старушки в платках, а в религию коммунизма никто давно не верит, а только
делает вид, чтобы не попасть в тюрьму или психиатрический дом...

- Духовность - это не синоним религиозности, а антоним материальности, и
в этом отношении Советский Союз является безусловным духовным лидером всего
мира, - неожиданно вставил Назаров.

Эд тут же встрепенулся.

- О, интересно! Чем ты можешь доказать эти слова?

- Тем, что именно Советский Союз выбьет человечество из мира
материального в мир нематериальный, то есть духовный. Проще говоря, если