тебя, гада, я тебя, гада! А башка у него лысая, навроде
моей. Но с рогами. Мне бы уехать куда, от него подальше.
Чтоб семь верст не клюшкой.
кивнул и ловко вскрыл жестянку с лососиной. - Вы
закусывайте, Недоносов, закусывайте. Ладно, что-нибудь
придумаем. Есть у нас льготная вакансия в Ленинграде. Что,
поедете в город трех революций?
благоухающей изысканно и восхитительно. Чему удивляться,
Москва - столица нашей родины.
от этого, с рогами. - Расчувствовавшись, полицай вскочил,
правда, не забыв судорожно выпить и закусить. - Когда
отъезжать?
жестом отослал его к плите, нарезал теплый, хрустящий хлеб и
взялся за "докторскую" колбасу. Ел он медленно, вдумчиво,
старательно набираясь сил, - ночью его ждала работа. Нужно
было успеть проштудировать от корки до корки пухлый
справочник цветовода-озеленителя.
службу Валерию Евгеньевну, наметил фронт работ и принялся
выкапывать луковицы тюльпанов, очень осторожно, с заботой о
земле. В ручку его лопаты был вмонтирован узконаправленный
резонансный микрофон новейшей конструкции. С неделю
подвизался Хорст на тяжкой ниве мастера-озеленителя - рыл,
стриг, ровнял, пилил, даже выкорчевал мемориальный вяз, на
котором вешали героев Красной Пресни. Над сквером будто бы
фашист пролетел, но собранная информация того стоила -
операция близилась к своему эндшпилю. Приватному разговору с
полковником Воронцовой. Момент был самый благоприятный -
Валерия Евгеньевна сутки как в законном отпуске, так что
хватятся ее, если что, не скоро. Были кое-какие сомнения о
времени и месте рандеву, но Хорст решил действовать нагло, с
напором застоявшегося Казановы - с женщиной нужно быть
смелым. Особенно с такой. А поэтому в двадцать два ноль-ноль
одетый в форму с васильковыми петлицами он, ничуть не таясь,
зашел в знакомую парадную. Там было все по-прежнему - чисто
оштукатурено, просторно и светло, и даже цербер за
загородкой был все тот же, зевлорото-речистый. Однако он ни
a+." не сказал визитеру, даже не взглянул в его сторону,
люди обычно видят только то, что хотят, а Хорст и приказал
ему мысленно: расслабься, парень. Дверь открыл сквозняк.
Тревога ложная. В Багдаде все спокойно. Просто отвел глаза.
Штука нехитрая, раньше ей владела любая уважающая себя
цыганка. Старый учитель Курт, что остался в бразильской
пампе, делал под настроение, бывало, и не такое.
прошел на лестницу, поднялся на шестой этаж и замер у
одерматиненной двери, отмеченной номером шестьдесят девять.
Огляделся, прислушался и, вытащив стетоскоп - куда там
медицинскому! - прижал чувствительнейшую мембрану к замку.
Веки его опустились, рот для лучшего резонанса открылся...
холодильника, пел сердцем "не кочегары мы, не плотники"
телевизионный верхолаз Рыбников, журчали водяные струи в
ванной комнате. Впрочем, пели и там, голосом Валерии
Воронцовой: "Ландыши, ландыши". Отвратительно, с полным
отсутствием слуха.
убрал стетоскоп и не глядя, на ощупь, вытащил отмычку, - но
сожалений горьких нет". Чуть слышно щелкнул замком, снова
оглянулся и беззвучно вошел внутрь - да, старый добрый Курт
научил его всему.
прихожая с рогами и зеркалом, кухонька с пузатым
холодильником, скромненькая мебель, телевизор не ахти,
тюлевые свежестиранные занавесочки. Это у поимистой-то
белогривой хищницы, имеющей - а Хорст это знал наверняка, -
немереную кучу денег на личном счете в банке Акапулько? И
хорошо, если только там. Да, та еще штучка. А, вроде уже
намылась, вытирается. Давай, давай, только молча, молча.
Какое там, из ванной комнаты уже не заглушаемое водным
плеском с новой силой неслось:
Ландыши, ландыши..."
смолкло.
бесчувственное тело, отнес на кухню, избавил от халата и,
положив на стол навзничь, принялся привязывать руки и ноги к
ножкам. Управился быстро, отошел на шаг, полюбовался
работой. Собственно, не работой - Воронцовой. Тело у нее
было как у двадцатилетней, упругое, тренированное, с
шелковистой кожей, роскошные белокурые волосы доставали до
пола. Да и лежала она в такой вызывающей, игриво
недвусмысленной позе - рубенсовской Данае и не снилось. А
благоухало от нее умопомрачительно и сладко, нежной,
путающей все мысли ландышевой эссенцией.
отставить!" - Хорст взял себя в руки, профессионально,
взглянул на Воронцову - да, в ориентировке все было указано
правильно. Вот две родинки на груди, вот три в паху. Она
это, она, голубушка. Ну-с, приступим... Он вытащил
$%aob(*c!."k) шприц, с первого же раза попал иглой в паховую
вену Воронцовой и осторожно, глядя на часы, начал медленно
двигать шток - снадобье надлежало вводить не торопясь, во
избежание осложнений. Это была квинтэссенция немецкой
прикладной фармакологии, средство для наркодопроса женщин,
вызывающее, если верить инструкции, растормаживание
подкорки, бешенство матки и превращающее любую
представительницу слабого пола в болтливую, похотливую,
готовую на все самку.
взглянул на розовеющие щеки Воронцовой, усмехнулся. - Давай,
давай, просыпайся, спящая красавица. Труба зовет. Посмотрим,
как там у тебя с маткой".
потянувшись, она вздрогнула всем телом, судорожно выгнулась
и медленно, со стоном, разлепила глаза.
удивление да воркующие нотки, как у мартовской загулявшей
кошки. Правда, зрачки у нее были не узкие, вертикальные -
огромные, мутными блинами расплывшиеся во весь глаз.
ласково, но твердо попросил ее Хорст и накрыл ладонью
высокий, тщательно подбритый треугольник лобка. - Ну-ну,
будь же хорошей девочкой.
все еще боролась, не поддаваясь действию наркотика, а потому
ответила с издевательской ухмылкой:
этот бог слеп?..
ней, требовательно сжал пальцы, но Воронцова сразу
перемедила тему - выгнувшись, она облизнула губы и сделала
бедрами жадное, откровенное движение.
животу пробежала судорога, тело поднялось и опустилось, как
бы подхваченное невидимой волной, - это молотом стучал в
серое вещество гипоталамуса разработанный немецким гением
чудо-афродизиак. Только, похоже, умельцы из Шангриллы
погорячились, снадобье было больше для бешенства матки, чем
для растормаживания подкорки: с грехом пополам Хорст смог
выяснить, что маг и чудотворец Брюс родил волшебника барона
де Гарда. тот в свою очередь произвел на свет чаровника и
оккультиста барона фон Грозена, от которого-то и произошла
полковница Елизавета Федоровна, с коей вместе полковница
Валерия Евгеньевна жить категорически не желает. Потому как
та ведьма и знатно испоганила ей, Валерии Евгеньевне, жизнь
- во-первых, вынудила идти в охранку, во-вторых, выскочить
за мудака Тихомирова, а в-третьих, рыскать за этими
чертовыми камнями, дающими, по слухам, мировое могущество.
Зачем ей эти камни?.. Зачем могущество?.. Мужика бы, мужика!
Больше ничего членораздельного вытянуть из Воронцовой не
удалось. Она стонала, похотливо извивалась и беспрестанно
повторяла: "Ну возьми меня! Ну возьми же меня! Ну возьми!"