и горячая поклонница Тиффани Тэйр: "...мне часто приходило в голову, что его
телосложение требовало кожи и пряжек, что столешница должна быть голой и
бурой, омытой потеками вина от кружек отъявленных пьяниц, и до лоска
отполированной тяжелыми рукоятями мечей. Свет должен падать от факелов, и -
под стать нашим словам - к нам должны были заглянуть Фауст и Вийон по пути к
месту казни или на совещание с дьяволом".
одновременно.
посвящая этому занятию львиную долю времени; стрелял птиц, делая из них
чучела - и мастерски, надо признать; а также ловил бабочек, насаживал их на
булавки и приклеивал этикетки, потому что на булавках и с этикетками он
видел их в музеях. В этих не детских забавах не было уже детской наивной
жестокости, а лишь неуемная страсть исследователя, не определившего
окончательно свое призвание.
давало Чарльзу Форту небольшой доход, который в сочетании с мизерными
репортерскими гонорарами, которые платили в Нью-Йоркских газетах, позволял
ему кое-как существовать и даже заниматься его любимыми коллекциями птичьих
яиц, минералов и насекомых.
что это за страсть такая - писать?
кому случалось сколько-нибудь времени марать бумагу (все мы так или иначе
через это проходили долгими и бессоными ночами), но тех, кому хватило
терпения потратить большую часть своей единственной и драгоценной жизни на
то, чтобы мучительно долго и трудно подыскивать слова на волнующую тему.
человека пишущего (созданного, кстати, по образу и подобию) наследовать
своему творцу и тоже создать Нечто, поднявшись при этом выше себя
повседневного. Попытка прыгнуть выше головы. Человек пишет тогда, когда
что-то внутри у него болит настолько, что он не может с этим жить, и должен
выплеснуть эту боль и страдание в произведении. А, возможно, здесь
срабатывает то качество, которое вообще отличает человека - в Библии Адам
дает имена всем существам и предметам. И поскольку язык - это один из самых
отчных инструментов для описания действительности, и его трудно обмануть -
он сам, иногда помимо воли пишущего, проговаривает какие-то вещи, то именно
с его помощью проще всего описывать действительность - настоящее, а одним из
свойств настоящего является то, что оно действительно здесь и сейчас, но уже
через короткий промежуток времени станет прошлым, а, значит, снова возникает
настоятельная необходимость описывать настоящее. Именно это его свойство и
позволяет огромному множеству людей писать, казалось бы, об одном и том же.
прочее, что когда-либо создавалось на нашей планете.
смутным, неясным и непонятным даже ему самому. Этим вещам не было найдено
имени - оттого они как бы и не существовали. Впрочем, чаще всего именно так
и бывает.
самого Форта, похожий на отпрыска кенгуру - такой же нежизнеспособный,
жалкий, недостаточный. Впоследствии, когда чикагская газета "Дейли Ньюз"
опубликовала интервью с Чарльзом Фортом на своей Книжной странице, он
признавался: "Я думал, что если я не буду писать романы..., то у меня не
будет никаких побудительных мотивов для продолжения жизни. Юристы и
натуралисты, портовые грузчики и сенаторы Соединенных Штатов - что за
ужасная участь! Но я не написал того, что замышлял. Мне пришлось начинать
заново и стать ультранаучным реалистом".
переведенной и изданной в России издательством "Армада", есть строки,
которые могут служить своеобразным целеуказателем не только писателям, но
всем, кто пытается создать что-либо свое, какой бы области человеческой
деятельности это ни касалось. "Энергия, сила воли и выдержка - такие
качества ..., которым трудно обучить. Каждый, кто думает, что написать роман
легко, просто обманывает себя. Упорство и настойчивость необходимы для того,
чтобы покорить не одну высочайшую горную вершину, за первой вершиной
вырастает следующая, а за ней - целая гряда. Автор, который не способен
перечекнуть пятьсот-восемьсот исписанных страниц и начать все заново...,
никогда не сможет добиться высокого уровня".
восхищение. Но еще большее уважение и восхищение вызывает у меня эта его
способность - перечеркнуть все и начать заново, с чистого листа, не ропща
при этом на судьбу, не сдаваясь, не отступая, а шаг за шагом следуя
намеченной цели.
многих перечеркнуть такое количество слов и признать, что это не то, что им
хотелось - невозможно, ибо равносильно тому, чтобы перечеркнуть собственную
жизнь. Чарльз Форт с легкостью отказался от предыдущей жизни и начал новую,
которая и принесла ему в конце концов бессмертие.
продал бакалейную лавочку, принадлежавшую его отцу, и сумел, благодаря
этому, получить маленькую ренту, которая давала ему возможность существовать
скромно, но достойно, а главное - независимо.
общительным и компанейским человеком, то теперь и вовсе выходит только в
муниципальную библиотеку, где усердно работает над газетами, журналами,
ежегодниками и справочниками всех стран и всех эпох, какие только находились
в фондах. Именно в это время оформилась его основная страсть - он начал
коллекционировать заметки о невероятных событиях и явлениях.
карточки. Это был титанический труд - исписать от руки двадцать пять тысяч!
карточек, покрыв целую стену в комнате ячейками и отделениями для них. В то
время его постоянно мучила мысль о возможном пожаре, и он всерьез
задумывался над тем, чтобы делать заметки на несгораемом материале. В этом
факте содержится горькая ирония, если вспомнить о том, как перестала
существовать эта уникальная картотека.
изгоем, предпочитая общество книг, газет и журналов обществу людей. Может,
отчасти поэтому его так привлекали неприкаянные реальности; факты, изгнанные
людьми из памяти и сознания только за то, что им не находилось
удовлетворительного объяснения. Красный дождь над Бланкерберге в 1819,
грязевой дождь над Тасманией в 1902, хлопья снега величиной с блюдце в
Нэшвилле в 1891; а также дожди из головастиков, лягушек и рыб,
самовозгорания людей, таинственные исчезновения и загадочные появления из
ниоткуда, огненные шары и пылающие диски в небесах, летающие блюдца,
загадочные надписи, кровавые ливни, черные снега, дикие люди, крохотные
люди, легендарные великаны - не перечислить все загадочные, ненаучные и
необъяснимые наблюдения, которые он приютил в своем кабинетике.
титанический труд, то и тогда его бы запомнили потомки. Но для него это было
слишком мало. И однажды он начал все заново. Ему пришло в голову, что
собранные им данные - это всего лишь коллекция маньяка, никчемный труд. Он
отказался от этого труда, бросив все 25 000 карточек и газетных вырезок в
камин. Этого поступка Теодор Драйзер не мог простить ему до конца своих
дней.
своеобразным способом совершив путешествие назад во времени и пространстве.
Он начал не просто с начала, но с азов, и это сослужило ему добрую службу.
Однажды он написал, что его настигло удивление - как можно ограничиться
только одной работой, как можно удовлетвориться одним делом, неважно, каким
- став писателем либо главой стального треста, портным либо губернатором,
либо уборщиком улиц. Он решил создать произведение новое и революционное,
охватывающее многие отрасли знания - и нельзя сказать, что он в этом не
преуспел.
женат, и жена его - Анна - часто жаловалась, что ее Чарли (ах, как он не
любил это "Чарли"!) необщителен. Она-то была в курсе всех дел всех соседей в
округе, любила ходить в кино, и довольно часто вытаскивала с собой мужа,
нимало не заботясь о том, что ему это неприятно. Она вела дом и готовила,
проявляя при этом сноровку и какое-никакое воображение. Но она даже и не
подумала поинтересоваться тем, чем занимался ее муж. Из четырех написанных
им книг она не прочла ни одной, и единственное, что может служить
оправданием - она не прочитала ни одной книги вообще. Странно, что такой
эрудит и интеллектуал как Форт связал с ней свою жизнь.
Драйзера, который бесконечно им восхищался и считал его "самой крупной
литературной фигурой после Эдгара По", и свою приятельницу Тиффани Тэйр. К
числу его друзей принадлежал и Дональд Вулхайм. А вот корреспондентов у него
было очень много, и с выходом каждой последующей книги их число росло. Жил
он в небольшой квартирке в Бронксе, где на стенах висели в рамках чучела
гигантских пауков-птицеядов, многочисленные фотографии (скажем, фотография
градины размером с бейсбольный мяч) - которые стали присылать ему
многочисленные поклонники после выхода первой его книги, и под стеклом -
образец какого-то странного вещества, выпавшего с неба в одном из штатов. В
остальном его квартира была вполне обычной, и по воспоминаниям его друзей
более всего походила на те квартиры, которые в ремарках к театральной пьесе
авторы определяют как "захудалое благородство". Он угощал их за круглым
обеденным столом пахучими сырами, домашним вином, ржаным хлебом и
виноградом. С ними он мог беседовать ночи напролет.
Контровский Владимир
Конан-Дойль Артур
Василенко Иван
Суворов Виктор
Трубников Александр