по траве и кружил в воздухе. Эта масса палой сухой листвы изредка
пополнялась только что упавшими листьями, которым до сих пор, до половины
зимы, удалось удержаться на ветвях, и теперь, отрываясь, они падали, звучно
постукивая о стволы.
туманным, недвижным горизонтом, над которым он смутно громоздился, лежала
непроницаемая пелена бездонной мглы, но по шуму, доносившемуся оттуда, можно
было догадаться, что и там, за этой мглой, творится примерно то же, что и
здесь. Чахлая трава, кое-где покрывавшая холм, страдала от натисков ветра не
только различной силы, но и различного характера; он то обрушивался на нее и
валил на землю, то раскидывал и греб, как граблями, то приминал и
приглаживал, как щеткой. Человек, очутившийся на этом холме, невольно
остановился бы послушать жалобные голоса деревьев, которые, словно в
церковном хоре, вторили и отвечали друг другу, подхватывая то справа, то
слева горестные стенанья и вопли, а придорожные кусты с подветренной стороны
и еще какие-то темные тени не сразу откликались им чуть слышным
всхлипываньем, а затем ветер в стремительном порыве перекидывался на южный
склон и все стихало.
трепетаньем единой плоти, в которой бьется один общий пульс. Полярная звезда
стояла прямо над тем местом, откуда дул ветер, а Большая Медведица с вечера
успела повернуться вокруг нее ковшом к востоку и теперь находилась под
прямым углом к меридиану. Различие в цвете звезд, о котором в Англии знают
скорее по книжкам и редко кто наблюдал воочию, сейчас было явственно видно.
Царственно сверкающий Сириус резал глаз своим стальным блеском, звезда,
известная под названием Капеллы, была желтая, Альдебаран и Бетельгейзе
горели огненно-красным.
вращение земли с запада на восток становится почти ощутимым. Вызывается ли
это ощущение величественным движением звезд, которые, плывя по небосводу,
оставляют позади разные земные вехи, - а это, если постоять спокойно,
начинаешь замечать через несколько минут, - или, может быть, безграничным
пространством, открывающимся с вершины холма, или ветром, или просто
одиночеством, - чем бы оно ни вызывалось, это очень явственное ощущение, и
оно длится - ты чувствуешь, как плывешь вместе с землей. Поэзия движения...
Как много у нас говорят об этом, но чтобы ощутить ее во всей полноте, надо
взойти ночью на вершину холма и, исполнившись сначала сознанием разительного
отличия от остальной массы цивилизованного человечества, мирно почивающего в
этот час и не интересующегося подобными вылазками, созерцать спокойно и
длительно собственное величавое движение среди светил. После такого ночного
странствия, когда человек отрешается от привычного образа мыслей и
представлений, иные так воспаряют духом, что чувствуют себя уже готовыми для
вечности.
небо. Они отличались четкостью, несвойственной ветру, и связностью, какой не
бывает в природе. Это были звуки флейты фермера Оука.
теснило, и едва только она устремлялась ввысь и вдаль, как тут же и
обрывалась. Она доносилась со стороны какого-то небольшого темного выступа
под изгородью, окружавшей буковую рощу, - это была пастушеская хижина, но
сейчас в темноте человек непосвященный никак бы не мог догадаться, что здесь
такое громоздится и зачем.
том трафаретном изображении, какое вошло в традицию у игрушечных мастеров, а
благодаря этому отложилось и в нашем представлении в том же неизменном виде,
в каком оно запомнилось в детстве и сохранилось на всю жизнь вместе с
другими неизгладимыми ранними впечатлениями. Хижина стояла на небольших
колесах, так что пол ее примерно на фут возвышался над землей. Такие
пастушеские хижины вывозятся на пастбище, когда овцам приходит пора
ягниться, чтобы у пастуха был приют на время его вынужденного ночного
бдения.
последний год, благодаря своему необыкновенному усердию и никогда не
изменяющей ему бодрости, он наконец добился того, что мог позволить себе
снять в аренду небольшую овечью ферму, куда входил Норкомбский холм, и
обзавестись двумя сотнями овец. До этого он некоторое время служил
управителем в усадьбе, а раньше был простым пастухом: еще совсем мальчишкой,
когда отец его жил в работниках у богатых сквайров, он помогал ему ходить за
гуртами овец, и так оно и шло до тех пор, пока старый Габриэль не почил
вечным сном.
хозяина, своими силами, в одиночку, да еще выплачивать при этом долг за
овец, была, разумеется, рискованным делом, и Габриэль Оук прекрасно сознавал
это. Первое, о чем надо было позаботиться для успешного продвижения по новой
для него стезе, это сохранить приплод, а так как во всем, что касается овец,
Габриэль разбирался лучше всякого другого, он не решился доверить их
кому-либо в это время года, опасаясь, как бы они не попали в чьи-нибудь
нерадивые или неумелые руки.
Внезапно в стене хижины вырезался освещенный прямоугольник и в нем фигура
фермера Оука. В руке у него был фонарь; он вышел и закрыл за собой дверь; в
течение примерно двадцати минут он возился на ближнем участке выгона, свет
его фонаря то появлялся, то пропадал, мелькая то там, то тут, и фигура Оука
то выступала на свету, то исчезала в темноте, в зависимости от того, стоял
ли он позади фонаря или заслонял его собой.
медлительны, и их неторопливость вполне соответствовала его занятию.
Поскольку соответствие - основа всего прекрасного, нельзя было не признать,
что в этих уверенных движениях, когда он, то наклоняясь, то выпрямляясь,
прохаживался среди своих овец, была какая-то своеобразная грация. И хотя в
случае надобности он мог действовать и соображать с такой же молниеносной
быстротой, какая более свойственна горожанам, ибо у них это вошло в
привычку, - сила, отличавшая его нравственно, физически и духовно, пребывала
в состоянии покоя и, как правило, ничего, или почти ничего, не выигрывала от
скорости.
слабом свете звезд обнаружить, с какой тщательностью этот, в сущности
говоря, голый склон был приспособлен фермером Оуком для того важного дела,
на которое он возлагал надежды в эту зиму. Кругом, там и сям, виднелись
прочно вбитые в землю плетеные загородки, перекрытые соломой, а под ними и
между ними копошились белые комочки ягнят. Звон овечьих бубенчиков, стихший
в отсутствие Оука, теперь возобновился, но в нем не было звонкости, звук был
скорее мягкий, заглушенный густой шерстью, разросшейся вокруг бубенцов. Он
продолжался до тех пор, пока Оук не покинул стадо. Он вернулся в хижину,
неся на руках только что родившегося ягненка, представлявшего собой четыре
длинных ноги, достаточно длинных для взрослой овцы, и соединявшей их
тоненькой мездры, вся совокупность коей составляла примерно половину всех
четырех ног вместе взятых, и это было все, из чего состояло сейчас туловище
животного.
печкой, на которой сейчас кипело в кастрюльке молоко, задул фонарь, снял
пальцами нагар, - хижину освещала свеча, вставленная в скрученную на конце,
спускавшуюся с потолка проволоку.
ложе из наваленных один на другой холщовых мешков из-под зерна; фермер Оук
растянулся на нем, развязал свой шерстяной галстук и закрыл глаза. Не прошло
и нескольких секунд, другой человек, непривычный к физическому труду, еще
только примеривался бы, на какой ему бок повернуться, как фермер уже спал.
отблеск углей, тлеющих в печке, и пламя свечи, отражавшееся веселыми бликами
на всем, куда доставал ее свет, придавали какой-то праздничный вид даже
посуде и инструментам. В углу стоял посох, а вдоль стен и на полке
выстроились бутылки и жестянки со всякими средствами, необходимыми для ухода
за овцами, для их лечения и оперирования. Главными из этих средств были
спирт, скипидар, деготь, магнезия, имбирь и касторовое масло. На угловой
полке лежали хлеб, сало, сыр, стояла кружка для пива или сидра, а в углу под
полкой - фляжка, из которой, видимо, и наливали в кружку. Тут же, рядом со
съестными припасами, лежала флейта, которая скрашивала своим пеньем
томительные часы бодрствования одинокого фермера. Хижина проветривалась
посредством двух круглых отверстий, похожих на иллюминаторы с деревянными
задвижками.
коснувшись слуха Габриэля, мгновенно вошел в его сознание, как нечто
ожидаемое. Он моментально проснулся и, очнувшись с такой же легкостью, с
какой он незадолго до этого погрузился в крепчайший сон, взглянул на часы,
обнаружил, что часовая стрелка опять соскользнула, надел шляпу и, взяв
ягненка на руки, вышел с ним в темноту. Положив малыша к матери, он отошел
на несколько шагов и, остановившись, стал внимательно оглядывать небо, чтобы
определить по положению звезд, который сейчас может быть час.
половину своего пути по небу южного полушария, а между ними висел Орион, и
это пышное созвездие, казалось, никогда не пылало так ярко, как сейчас,
когда оно словно повисло над горизонтом. Кастор и Поллукс мирно светились на
самом меридиане, а сумрачный, полый квадрат Пегаса тихонько поворачивался на
северо-восток; далеко за лесом, словно лампа, висящая среди обнаженных
деревьев, поблескивала Вега, а кресло Кассиопеи стояло, чуть покачиваясь, на
верхних ветвях.
которая выпала ему на долю, есть своя прелесть, и вот сейчас, покончив со
Суворов Виктор
Гюго Виктор
Лукин Евгений
Лондон Джек
Василенко Иван
Круз Андрей