умоляла она. У нее бурно накипали слезы, но она сдерживала их усилием воли,
и глаза оставались сухими.
взять тебя с собой, если выпадет погожий денек.
объехать это место! Даже его название мне ненавистно!
останусь дома. Так и знай, ставки преспокойно заносятся в книгу задолго до
начала скачек. Поедем мы туда или нет в будущий понедельник - от этого дело
не изменится.
воскликнула она, с отчаянием глядя на него.
растеряла всю свою былую отвагу и задор, и клянусь честью, если б я знал,
какое у тебя цыплячье сердце под маской смелости, я бы ни за что... уж я
знаю что!
после этой реплики резко отвернулась от мужа. Некоторое время она продолжала
ехать молча. Несколько увядших до срока листьев сорвались с ветвей,
нависавших в этом месте над дорогой, и, покружившись в воздухе, упали на
землю.
почти поравнялась с супругами, прежде чем они ее заметили. Трой подошел к
двуколке, собираясь сесть в нее, и уже занес ногу на подножку, когда женщина
прошла сзади него. Хотя сгущались сумерки и под деревьями было темно,
Батшеба успела разглядеть, как бедно одета женщина и какое печальное у нее
лицо.
на ночь кэстербриджский Дом призрения? - обратилась она к Трою, стоявшему к
ней спиной.
даже не обернулся в ее сторону.
профиль и узнала солдата, одетого фермером. На лице ее появилось какое-то
сложное выражение, одновременно и радости и страдания. Она истерически
вскрикнула и рухнула на землю.
двуколки.
бросая ей вожжи и кнут. - Гони лошадь в гору. Я позабочусь о женщине.
света или умерла! Почему ты не писала мне? - непривычным для него ласковым
тоном торопливо спрашивал Трой, поднимая женщину.
возьми... Ах, да тут сущие пустяки! Это все, что у меня осталось. Понимаешь
ли, у меня нет ничего, кроме того, что я получил из рук жены, и сейчас я не
могу у нее попросить.
поздно? В кэстербриджский Дом призрения?
эту ночь. Больше ничего не могу придумать... Проклятая судьба! Переночуй там
и пробудь завтрашний день. Понедельник я свободен и в понедельник утром,
ровно в десять, мы встретимся с тобой за городом на Кэстербриджском мосту. Я
принесу все деньги, какие удастся раздобыть. Ты ни в чем не будешь
нуждаться... Уж я позабочусь об этом, Фанни. Я сниму тебе где-нибудь
комнату. Ну, до свидания. Я - скотина, знаю. Но... до свидания!
ногах, и Батшеба видела, как она отошла от Троя и неверными шагами стала
спускаться с холма, миновав верстовой столб, третий от Кэстербриджа. Трой
быстро подошел к двуколке, уселся рядом с женой, взял у нее из рук вожжи и,
не проронив ни слова, хлестнул лошадь и перевел ее на рысь. Он казался
взволнованным.
ему в лицо.
она?
этих женщин.
кнута, который ожег бока Крошки, после чего лошадь пустилась бешеной рысью.
Больше не было сказано ни слова.
ГЛАВА XL
более шаткой, и она напрягала зрение, всматриваясь в уходившую вдаль
пустынную дорогу, еле различимую в вечернем полумраке. Наконец она совсем
ослабела и стала с трудом волочить ноги. Увидав ворота, за которыми стоял
стог сена, она открыла их, опустилась на землю и сразу же забылась крепким
сном.
ночь. Тяжелый панцирь облаков закрывал небо, не оставляя ни единого
просвета, а вдалеке над Кэстербриджем, светлело зарево, которое казалось тем
ярче, чем гуще был окрестный мрак. На это тусклое, мягкое сияние и устремила
взгляд женщина.
Повстречаться с ним послезавтра. Помоги мне, господи!.. А может, к тому
времени меня уже не будет в живых...
приглушенно пробили один раз. После полуночи бой часов как будто теряет силу
и полноту звучания, переходя в жидкий фальцет.
которые стали быстро вырастать. По дороге катилась коляска, и вскоре она
проехала мимо ворот. Вероятно, там сидели какие-нибудь запоздалые гуляки.
Луч фонаря на мгновение осветил скорченную фигуру женщины, и лицо ее
отчетливо выступило из тьмы. Это было молодое лицо, но уже как бы тронутое
увяданием, контуры были мягкими и округлыми, как у ребенка, но отдельные
черты слегка заострились и утончились.
стала осматриваться. Вероятно, дорога была ей знакома, она зорко оглядела
изгородь, медленно проходя мимо нее. Но вот впереди что-то неясно забелело,
то был второй верстовой столб. Протянув руку, она нащупала на его
поверхности цифру.
передохнуть, потом встрепенулась и двинулась дальше. Некоторое время она
шагала довольно бодро, потом ноги у нее стали по-прежнему подкашиваться. Это
произошло близ уединенной рощицы, где кучи белых щепок на усеянной листьями
земле доказывали, что днем дровосеки здесь вязали хворост и плели решетки
для изгородей. Теперь нельзя было уловить ни шороха, ни вздоха ветерка, ни
шелеста ветвей, и она остро чувствовала свое одиночество. Женщина заглянула
через калитку, открыла ее и вошла в ограду. У самого входа лежали вязанки
хвороста и валялись рассыпанные сучья и палки различной длины.
означает, что движение лишь приостановилось, но не замерло совсем. У нее был
вид человека, который прислушивается либо к звукам внешнего мира, либо к
мыслям, проносящимся у него в голове. Внимательно приглядываясь, можно было
бы заключить, что она поглощена именно последним. Более того, как вскоре
обнаружилось, она изощряла свою изобретательность в той области, в какой
подвизался Жаке Дроз, остроумный конструктор автоматических заменителей
человеческих конечностей.
два крепких сука. Они были прямые, длиной в три-четыре фута и заканчивались
развилкой в виде буквы V. Она села на землю, обломила тонкие верхние
веточки, а палку прихватила с собой. Выйдя на дорогу, она подставила себе
под мышки по палке на манер костылей, испробовала их прочность, потом
опасливо оперлась на них всей своей тяжестью - крайне незначительной - и
выбросила вперед свое тело. Женщина смастерила себе подпорки.
было, что шелест шагов да постукивание палок. Путница уже давно миновала
третий верстовой столб и стала напряженно вглядываться в даль дороги, словно
ожидая увидеть следующий. Костыли, хотя и были ей в помощь, все же имели
рабочий предел. Машина приводится в движение энергией, а сама не может ее
вырабатывать, и общая сумма усилий не уменьшилась, только упор приходился
теперь на туловище и на руки. Она выбилась из сил и еле-еле продвигалась