сжимающий страх - признак дурных предвестий. Первые часы едва влеклись;
последние неслись, как снежные хлопья, как прах, разметаемый бурей.
полено{431}; истлела последняя зола; мне остался голубой, холодный пепел;
настала ночь.
темном старшем классе, пренебрегши правилами, которыми никогда еще не
пренебрегала.
очень долго; я бродила взад-вперед по проходу между партами. Так бродила я,
пока не поняла, что все спят и ни одна живая душа меня не услышит; и тогда
я, наконец, расплакалась. Полагаясь на укрытие Ночи и защиту Одиночества, я
более не сдерживала слез, не глотала рыданий; они переполняли меня, они
вырвались наружу. Какое горе могут уважать и щадить в этом доме?
дверь отворили - тихонько, но не украдкой; сияние лампы затмило лунный свет;
мадам Бек вошла с обычным своим невозмутимым видом, как ни в чем не бывало.
Словно не заметив меня, она прошла прямо к своему бюро, взяла ключи и
принялась как будто что-то искать; долго занималась она этими притворными
поисками, очень долго. Она была спокойна, слишком спокойна; я с трудом
сносила ее кривлянье; последние два часа изменили меня, от меня трудно было
добиться обычных знаков почтения и обычного трепета. Всегда послушная и
кроткая, я вдруг сбросила хомут, прокусила узду.
заведения.
преградила мне путь, я отстранила ее.
- сказала она, стараясь придать своему голосу всю возможную мягкость.
проводит.
она даст вам снотворное.
безмятежности, важности и спокойствии - вы сластолюбивы, как никто. Пусть
вам самой греют постель; сами принимайте снотворное, ешьте и пейте всласть,
на здоровье. Если что-то беспокоит и тревожит вас - а может быть - да нет, я
знаю, вас, конечно, кое-что тревожит, - принимайте пилюли и исцеляйтесь, а
меня оставьте в покое. Слышите - оставьте меня в покое!
моей жизни, до моих печалей. О мадам! В вашей руке холод и яд. Вы отравляете
и морозите сразу.
жениться.
за него замуж, всегда хотела. Она называла его "невыносимым", ругала
"ханжою"; она не любила его, но замуж за него она хотела, чтобы выжать из
него все соки. Я проникла в тайну мадам, удивительно, но я проникла в нее -
чутьем ли, или озарением, - сама не знаю. Прожив с ней рядом немало дней, я
постепенно поняла к тому же, что враждовать она может только с низшим. Она
враждовала со мной, хоть и тайно, прикрывая свои чувства самой ласковой
личиной, и ни одна живая душа этого не замечала, кроме нее самой и меня.
власти, ибо в иных обстоятельствах, например, когда ее видели насквозь, вот
как теперь я, - ее маскарадный костюм, маска и домино, обращался в
совершенную ветошь, всю в дырьях; и сквозь дыры обнаруживалось бессердечное,
самовлюбленное и низкое существо. Она спокойно отступила; мягко и сдержанно,
правда, весьма неловко, она сказала, что "если я никак не соглашаюсь лечь,
ей придется меня оставить".
радуясь концу нашей беседы, нежели я сама.
никогда более такое не повторялось. Ее обращение со мной после
знаменательной ночной встречи не переменилось ни на йоту. Не заметила, чтобы
ненависть ее усилилась из-за моей горькой откровенности; не знаю, затаила ли
она планы мести. Думаю, она укрепила себя рассуждениями о силе своего духа и
почла за благо забыть то, что неприятно вспоминать. Одно могу сказать с
определенностью - во все продолжение нашей совместной жизни мы не повторяли
и не вспоминали рокового столкновения.
суждено кончиться. Около шести - в час, когда дом просыпался, я вышла во
двор и умылась холодной свежей водой из колодца. В зеркальце, вправленном в
дубовую стену беседки, я увидела себя. Я изменилась за эту ночь - щеки и
губы были у меня бледные, как у утопленницы, глаза смотрели мертво, а веки
распухли и покраснели.
я решила, что себя выдала. Даже самая маленькая, конечно, понимала, по ком я
убиваюсь.
подошла ко мне. Неужто и она вздумала смеяться надо мной?
произнесла она, держа пальчик во рту и глядя на меня с тоскливым глупым
недоумением, которое в ту минуту показалось мне прекрасней самой тонкой
проницательности.
с благодарностью поняла, что никто ничего не заметил. У большинства всегда
находятся другие заботы, кроме чтения в чужих сердцах и разгадки недомолвок.
При желании секрет сохранить легко. В течение дня я одно за другим получала
доказательства тому, что не только никто не догадывается о причине моей
печали, но и вся моя душевная жизнь последнего полугода осталась всецело
моим достоянием. Никто не дознался, никто не заметил, как среди всех людей
мне стал дорог один. Сплетни меня миновали; ничье любопытство не задело
меня; оба этих чутких духа, порхая вокруг, меня попросту не замечали. Так
иной будет жить в больнице, охваченной тифозной горячкой, и не подцепит
заразу. Мосье Эманюель наведывался то и дело, он спрашивал обо мне; мы
занимались вместе; когда бы он ни вызывал меня, я к нему спускалась. "Мисс
Люси, вас зовет мосье Поль", "Мисс Люси сейчас с мосье Полем" - без конца
слышалось в доме; и никто этого не замечал и, уж разумеется, не осуждал. Ни
намеков, ни шуток. Мадам Бек разгадала загадку; более никто ею не занимался.
Мои нынешние страдания окрестили головной болью, и я приняла это название.
простясь, знать, что судьба и злые силы - завистливая женщина и
священник-ханжа - не дали мне увидеть его на прощанье! И конечно, во второй
вечер мне стало легче, чем в первый, и я так же неуемно, одиноко, отчаянно
меряла шагами пустую комнату.
послала вместо себя Джиневру Фэншо и не могла выбрать удачней. При первых же
словах Джиневры: "Ну как голова, очень болит?" (ибо Джиневра, как и все
прочие, считала, что у меня болит голова - нестерпимо болит, и оттого я
такая бледная и мечусь из угла в угол), - итак, при первых же ее словах мне
захотелось бежать куда глаза глядят, только бы от нее подальше. Затем
последовали ее жалобы на собственную головную боль - и они довершили успех
предприятия.
одолеваемая горькими чувствами. Не пролежала я и пяти минут, как от мадам
явилась новая посланница - Готониха принесла мне какое-то питье. Меня мучила
жажда - и я залпом выпила жидкость - она была сладкая, но я поняла, что в
нее подсыпан сонный порошок.
меня пустую чашку.
Предполагалось, что на одну ночь я успокоюсь.
тех, у кого не болели головы и сердца, - но миновал беспокойную.
только подействовал он вовсе не так, как она хотела. Вместо оцепенения меня
охватило лихорадочное беспокойство; на меня нахлынули мысли, странные,
необычайные. Все силы мои напряглись, словно проснулись по сигналу побудки.
Мечта оживилась и властно, победно завладела мной. Презрительно окинув
взором грубую Существенность, свою соперницу, Мечта повелела мне: "Вставай,
лентяйка! Нынче ночью да будет моя воля!"
ставни лишь ей одной присущим царственным движением руки, она показала мне
полный месяц, плывущий по глубокому, яркому небу.
непереносимыми. Мечта манила меня прочь из этой берлоги, на волю, в росистую
прохладу.
парк, летний парк, длинные, молчаливые, одинокие, укромные аллеи; а под
сенью густых дерев - каменную чашу водоема; я знала его и часто стаивала
подле него, любуясь прозрачными прохладными струями и густым зеленым
тростником по краям. Но что толку? Ворота парка закрыты, заперты, их
охраняют, туда нельзя войти.
я машинально принялась одеваться. И что оставалось мне делать, если сна у
меня не было ни в одном глазу и я вся трепетала от головы до ног?
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий
Посняков Андрей
Семенова Мария
Березин Федор
Контровский Владимир